Солнце полуночи

– Значит, решил извести меня? Раз уж фургон Тайлера меня не прикончил?

Меня пронзила стремительная вспышка гнева. Как у нее язык повернулся!

Я был не вправе оскорбляться – она понятия не имела, каких усилий стоило мне сохранить ей жизнь, не знала, как ради нее я ссорился с близкими, не подозревала о преображении, случившемся со мной ночью, – но я все равно вспылил. На взвешенные эмоции меня уже не хватало.

– Белла, ты бредишь, – выпалил я.

Ее лицо вспыхнуло, она отвернулась. И зашагала прочь.

Раскаяние. Напрасно я разозлился на нее.

– Подожди! – взмолился я.

Она не остановилась, и я двинулся за ней.

– Извини, я был груб. По форме я был не прав, – нелепо даже предполагать, что я способен желать ей зла, – но в целом остаюсь при своем мнении.

– Может, просто оставишь меня в покое?

Это и есть мое «нет»? То, чего она хочет? И мое имя, которое она повторяла во сне, ничего не значит?

Мне в мельчайших подробностях вспомнился ее голос и выражение лица, с которым она просила меня остаться.

Но если теперь она говорит «нет»… что ж, так тому и быть. Я же знал, что мне предстоит.

«Полегче», – напоминал я себе. Может, я вообще вижу ее в последний раз. Если так, пусть у нее останутся светлые воспоминания. Я решил сыграть роль нормального человеческого парня. И что еще важнее, предоставить ей выбор, а потом принять ее ответ, каким бы он ни был.

– Я хотел задать тебе вопрос, а ты сбила меня с мысли. – У меня вдруг сложился план, и я рассмеялся.

– У тебя что, раздвоение личности? – спросила она.

Должно быть, так все и выглядело со стороны. Мое настроение менялось непредсказуемо – такое множество непривычных эмоций пронзало меня.

– Опять ты за свое, – упрекнул я.

Она вздохнула.

– Ну ладно. Какой вопрос ты хотел задать?

– Слушай, я тут подумал: через неделю в субботу… – Я увидел, как на ее лице отразился шок, и с трудом удержался от смеха. – Ну, знаешь, весенний бал…

Она перебила, наконец-то глядя мне прямо в глаза:

– По-твоему, это смешно?

– Можно мне закончить?

Она умолкла, прикусив мягкую нижнюю губу.

Это зрелище на секунду отвлекло меня. Странный, непривычный отклик пробудился глубоко в моей забытой человеческой натуре. Пришлось отмахнуться от него, чтобы доиграть роль.

– Я слышал, как ты говорила, что в тот день собираешься в Сиэтл, вот и подумал: может, тебя подвезти? – предложил я. Чем просто услышать о ее планах, лучше сделать их общими. Если она согласится.

Она оторопело уставилась на меня:

– Что?..

– Хочешь поехать в Сиэтл вместе?

Вдвоем с ней в машине – эта мысль обожгла мне горло. Я сделал глубокий вдох. Привыкай.

– С кем? – растерялась она.

– Со мной, разумеется, – с расстановкой выговорил я.

– Но почему?

Неужели мое желание составить ей компанию и вправду настолько удивляет? Наверняка она приписала моим былым поступкам худшее объяснение из возможных.

– Ну, – начал я как можно более небрежным тоном, – я как раз в ближайшие недели собирался в Сиэтл и, честно говоря, не уверен, что твой пикап годится для такой поездки, – поддразнивать ее было безопаснее, чем незаметно для себя скатиться в неуместную серьезность.

– Мой пикап в полном порядке, спасибо за заботу, – тем же удивленным тоном отозвалась она. И зашагала дальше. Я не отставал.

Не однозначный отказ, но близко к нему. Проявляет вежливость?

– Тебе же не хватит бака на всю поездку.

– А тебе что до этого? – парировала она.

Ее сердце опять забилось быстрее, дыхание участилось. Я-то думал, что шутливым тоном помогу ей освоиться в разговоре, а она, наверное, снова испугалась.

– Меня волнует бесполезное расходование невозобновляемых ресурсов, – мне самому этот ответ казался совершенно нормальным и непринужденным, но как восприняла его она, я не знал. Тишина ее мыслей вечно вынуждала меня теряться в догадках.

– Знаешь что, Эдвард? Тебя не поймешь. Ты же говорил, что нам лучше держаться друг от друга подальше.

Она назвала меня по имени, и я затрепетал, мысленно вернулся в ее спальню, услышал, как она зовет меня, просит остаться. Мне бы хотелось жить в этом мгновении вечно.

Но сейчас меня могла спасти лишь честность.

– Я говорил, что так было бы лучше, но я не говорил, что хочу этого.

– Ну спасибо! Наконец-то все прояснилось, – съязвила она.

Остановившись под крышей на крыльце кафетерия, она умолкла и снова посмотрела мне в глаза. Ее сердечный ритм стал сбивчивым. От страха или негодования?

Я тщательно подбирал слова. Она должна понять. Сообразить, что в ее интересах велеть мне уйти.

– Гораздо… благоразумнее с твоей стороны было бы не водить дружбу со мной. – Под взглядом ее глубоких глаз оттенка растаявшего шоколада я махнул рукой на собственные призывы действовать «полегче». – Но я устал сторониться тебя, Белла, – эти слова будто прожгли себе путь наружу.

Она затаила дыхание и пока не сделала новый вдох, я успел запаниковать. Неужели я все-таки перепугал ее?

Тем лучше. Приму свое «нет» и попытаюсь примириться с ним.

– Ты поедешь со мной в Сиэтл? – напрямик спросил я.

Она кивнула, ее сердце гулко забилось.

«Да». Она сказала «да» мне.

И тут о себе напомнила совесть. Во что обойдется Белле это согласие?

– Но ты должна держаться от меня подальше, – предупредил я. Услышит ли она? Избежит ли будущего, которым я ей грозил? Неужели я ничего не могу поделать, чтобы спасти ее от меня самого?

«Полегче!» – прикрикнул я на себя.

– Увидимся на уроке.

И я тут же вспомнил, что на уроке ее не увижу. В ее присутствии я никак не мог собраться с мыслями.

Пришлось взять себя в руки, чтобы удалиться шагом, а не бегом.

Глава 6. Группа крови

Весь день я следил за ней чужими глазами, едва замечая, что творится вокруг.

Но не глазами Майка Ньютона, потому что больше не мог выносить его оскорбительные фантазии, и не глазами Джессики Стэнли, потому что меня раздражала ее неприязнь к Белле. Анджела Вебер подходила, когда оказывалась рядом. Она была доброй, среди ее мыслей я чувствовал себя легко. А иногда удобнее всего было наблюдать за Беллой глазами учителей.

Меня удивило, сколько раз за день спотыкается Белла – об трещины на дорожках, подвернувшиеся книги, но чаще всего о собственные ноги, и люди, мысли которых я подслушивал, часто называли ее «неуклюжей».

Я задумался. Да, удерживаться в вертикальном положении ей зачастую удавалось с трудом. Мне вспомнилось, как она споткнулась, задев ножку стола в первый день, как скользила на льду перед аварией, как запнулась, задев порог вчера. Как ни странно, окружающие правы. Она в самом деле неуклюжая.

Не знаю, почему это показалось мне таким забавным, но я расхохотался, пока шел с истории Америки на английский, и несколько человек бросили на меня настороженные взгляды, а потом быстро отвели глаза от моих оскаленных зубов. Как же я раньше не замечал? Наверное, потому, что удивительная грация чувствовалась в ее неподвижности, в посадке головы, изгибе шеи…

Но ничего грациозного не было в том, как на виду у мистера Варнера она запнулась мыском о ковролин и буквально рухнула на свое место.

Я снова рассмеялся.

Время тянулось невыносимо медленно, пока я ждал шанса увидеть ее собственными глазами. Наконец раздался звонок. Я сразу же поспешил в кафетерий, чтобы занять место, и явился туда одним из первых. Столик, который я выбрал, обычно пустовал и будет пустовать впредь: теперь, когда его вздумалось занять мне, на него вряд ли кто-нибудь отважится посягать.

Войдя и увидев меня на новом месте, мои близкие ничем не выразили удивления. Видимо, Элис предупредила их.

Розали прошла мимо, даже не взглянув на меня.

«Кретин».

Мои отношения с Розали всегда складывались непросто – я обидел ее в первый же раз, как только заговорил в ее присутствии, и с тех пор все пошло наперекосяк, – но в последние дни она казалась раздражительнее обычного. Я вздохнул. Весь мир Розали вращался вокруг нее.