Зачет по тварезнанию

Я вытянул ухватом горшок из печи и помешал кашу из наших запасов. Интересно, чем баба Тоя, как она просила себя называть, питается, когда нет гостей? Когда есть, понятно, можно съесть самих гостей на крайний случай, правда же? В этом деле главное что? Главное — заманить.

Нервы понемногу успокаивались. Нога уже не так болела. Между ног — тоже. Уже не так тянуло.

Не, а что? Еще штаны бы сняла! Жарко же, понятно. Убираться неудобно. Испачкать можно. Я бы сразу упал замертво и уже не мучился.

Маджи, мой однокурсник-приятель, говорит, что я — мазохист. А я не согласен. Будь я мазохист, я бы отдал порталистам ее координаты. И подыхал бы, глядя, как она флиртует с этим хлыщом из столичного университета. «Я тебя сегодня ждал!» — «Прости, я виновата!» Поползай перед ним на коленях еще, да. Он же настоящий лей в двадцатом поколении. Гонору-то с гору, да силы-то пшик. Что, что она в нем нашла? Баба бабой. Надменный дрыщ и волосы до задницы. Сзади посмотришь — ни за что не определишь, что у него где-то причиндалы прячутся. И спереди посмотришь — усомнишься.

…Ан нет же, как-то отыскала.

Ревность пронзила грудь острым кинжалом. Разумеется, парни с курса поглядывали на Хольм с интересом. В Академии женщин — раз-два, расчет окончен. А любви и ласки хочется всем. Особенно, когда по ночам накрывает откат после дневных упражнений по раскачке резерва. Хоть вой. Хоть на потолок лезь. Хоть в душ иди. Тогда кто-то и раскопал, что она в столице с заведующим спала. Точнее, это он с ней спал. Леи иногда снисходят до «спонтанных». Я читал статью об исследованиях в этой области. В зависимости от уровня «спонтанной» при регулярных половых сношениях резерв носителя благородной крови повышается в диапазоне от десяти до тридцати семи процентов. На время. Регулярных половых сношений. И вы предлагаете мне терпеть, как этот, простите, баболей, будет иметь Джелайну в соседней палатке?!

Я же не соврал. Она что спросила? Точные ли координаты я дал. Точные. Точнее некуда. Просто взятые наобум.

— …Ты, милок, мяска-то поболе, поболе клади, — подала, как из тумана, голос баба Тоя.

— Бабуль, а как же ты мяско кушать-то будешь, у тебя же зубов нет?

— А я деснами, милок, деснами, — успокоила меня бабулька. — Пошамкаю как-нибудь.

— А вас, часом, не Баба-Яга зовут? — спросила от двери Джелайна, и в комнатке сразу стало душно и тесно.

Два открытых настежь окна не спасали. Ну, разве что выпрыгнуть. Но окно — это не выход. Я от нее год бегал. Но уж раз судьба оказалась так настойчива и находчива, спустить такую возможность мелкозубу под хвост — в высшей степени глупо.

— Да вроде, баба Тоя была с утра, — задумалась старушка. — Да могла и забыть по старости. А ты, девонька-то, присаживайся к столу. Вот водички попить принеси свежей, и присаживайся.

Джелайна скривилась, но молча взяла в углу небольшое ведерко и пошла по воду.

Старушенция довольно захихикала и потерла руками. Сделала гадость — на сердце радость.

— А ты, милок, может, баньку протопишь? Тяжело старушке-то самой, — она вдруг сразу стала больной и несчастной, даже за поясницу схватилась, хотя только что скакала горной козой. — А я тебе покажу, откуда в бане всё как на ладони, — подавшись вперед, хитрым шепотом посулила мне она.

Я покраснел. Прямо почувствовал, как лицо вспыхнуло краской. А ведь в такой жаре я и раньше бледным не был.

— Спасибо, бабуля, я так, бесплатно.

Мне, между прочим, с Джелайной спать рядом. Уже от одной этой мысли мысли начинали путаться, а язык — отниматься. А если я еще… Я вообще в беспомощный овощ превращусь, бери меня и режь.

— А я всё равно скажу, — зловредно заявила старушка.

— Чтобы не одиноко было подглядывать? — не удержался я.

— Так стара я, стара стала… — пожаловалась баба Тоя. — Вот раньше, бывало…

Она закатила глаза, изображая, как бывало раньше. Или просто погрузилась в воспоминания молодости. Это ж какая, должно быть, память у человека — столько помнить!

— Баба Тоя, — прицокала с ведерком Лайна. — Как же ты тут одна в лесу? Не страшно? Звери не беспокоят?

— Ой, звери не беспокоят, — уверила старушка. Она быстро огляделась, будто кто-то мог ее услышать, и продолжила: — Нету вокруг зверей-то.

— Вы всех деснами перешамкали? — полюбопытствовал я.

— А не знаю, — легко отмахнулась старушенция, явно что-то скрывая. — Может, и перешамкала, не помню. А може, и кто помог.

— Бабуль, а не слышала, может, кто-нибудь что-нибудь не поделил неподалеку? — осторожно спросила Джелайна.

А вот тут я, кажется, побледнел. Отсутствие зверей, слишком быстрое возвращение Хольм, слишком осторожный вопрос. Доказано, что больше всего тварей там, где идут боевые действия. Чем масштабнее война — тем больше тварей.

— Так, глуха я стала на правое ухо, — пожаловалась бабулька. — А левое и не слышит совсем. Не слышала ничего такого. Да и от кого? — буркнула она. — Зверья, и того нет. Да вы кушайте-то, кушайте. Потом в баньке искупаетесь.

— А потом уже и вы поужинаете, — засмеялась Хольм.

— Стара я уже стала. Нельзя мне на ночь есть. Желудок уже не тот, — и тут она так раскатисто пукнула, что громохлёст бы позавидовал. — Да и с кишечником уже не лады. Так что с вами поем.

И она засуетилась в поисках миски и ложки.

Я принюхался. Посторонних примесей, хвала Дайне, в воздухе не появилось. И отправился наверх, за посудой. Джелайна поцокала следом. Я галантно пропустил ее по лестнице вперед, и еще потом несколько минут медитировал, пытаясь прийти в себя после зрелища ее подъема. Нужно было что-то делать со своим.

…А мне еще с нею спать в одном помещении.

Полы сияли чистотой. Хольм обозначила свой волчий угол, раскинувшись со своим спальником чуть не на полчердака. И я понял, что мне придется с нею спать не просто в одном помещении. На одном полу. Почти вплотную друг к другу. Только руку протяни.

И, кажется, снова покраснел.

Но, к счастью, в этот момент я копался в своем рюкзаке, а потом Джелайна спустилась.

Судьба, ты хочешь моей смерти!

Но смерти сладкой, не могу не согласиться.

И отказаться не могу.

9. Лайна. Перед баней, в бане и после бани, неподалеку от косорыла и еще косорыл знает кого

Бабулька молчала. То есть про погоду говорила, про мифические «былые времена», которые никто не видел, а те, кто видел, уже ничего об этом не расскажут. Про неурожай нынешних ранних грибов и урожай прошлогодних орехов. А про тварей — молчала. Стоило только намекнуть, только нос в ту сторону повернуть, как старушенция сразу вспоминала, что левое ухо у нее не слышит, а на второе она глухая.

Кейрат сидел молча. И уплетал кашу за обе щеки, переводя взгляд с меня на бабульку, как зритель на трибуне. Я даже не могла определить, за кого он болеет. Потом Торнсен сказал, что баба Тоя права, с дороги неплохо бы и помыться. И постираться. Между строк сквозило, что после марш-броска с рюкзаком в два Торнсена весом и горы нарубленных дров он будет обоняться отнюдь не медовником. А нам еще спать вместе.

…Ну, то есть не вместе, а просто рядом.

Хотя никакой обещанной вони я от него не ощущала. И от себя не ощущала. Но не факт, что ее не было. Я постаралась незаметно наклониться к подмышке и понюхать. Вроде, смрадом с ног не сшибает.

…Но, учитывая, что нам спать… рядом…

Да и вообще. Кто откажется искупаться? Если и воды наносят, и баню растопят. В бане я не мылась с самого детства.

Кейрат справился быстро. Я только посуду успела помыть, стол отскоблить, под столом замести… Я не чистюля, не подумайте, но там хоть кур запускай было. Видать, бабулька не напрягалась на этот счет. Последние пару лет. Поясница, понятное дело. Зрение, опять же. На глаза старушка пока не жаловалась. Но совершенно уверена, что у нее правый глаз не видит, а левый ослеп.

От бани слабо потянуло магией. Не удержался. Стравил немного, чтобы протопилось быстрее. Надо бы ему головомойку устроить. После того, как из бани выйдет. На свежую голову.