Страница 6 из 10
Недержание языка имело ту же природу, что недержание штанов и неспособность усидеть на месте. В нижепояса страдали оба направления. Избыток силы требовал ее приложения, пробуждал жажду деятельности и звал на подвиги. А если у человека не было возможности слить магию в удобоваримой форме, то вокруг него начинали происходить странные вещи. Магия просачивалась сквозь оболочку носителя и иногда материализовалась… во всякое. К месту и не к месту. Чаще второе.
В общем, я с подозрением поглядывала на старушку, которая не боялась жить одна в лесу, полном тварей.
А она с подозрением глядела на меня.
Видимо, сомневалась в моем умении мыть полы.
— Конечно, я буду рада помочь, — уверила я, хотя вряд ли была в своем энтузиазме столь же убедительна, как Торнсен.
— Ладно, можете на чердаке устраиваться, — выдавила бабуленция. — Но только чтоб без непотребств!
— Ни-ни! — заверила ее я.
У Торнсена внезапно случился паралич языка. Или он всё же дал старушке шанс.
Мы поднялись на чердак по скрипучей лестнице. Под Торнсеном она даже не скрипела, она стонала. Наверху было грязно и темно. Толстый слой пыли можно было, пожалуй, использовать вместо перины. В дальнем углу стоял старый сундук с полуразложившимся хламом. Места для двух спальников было завались.
— Вот здесь мы и будем жить половой жизнью, — вдруг подал голос студент, обводя рукой пространство, и до меня не сразу дошел смысл сказанного.
Совсем страх потерял. Нюх, совесть и чувство самосохранения. А ведь его еще не настигла кара за «мыть полы».
— В смысле, спать на полу, — с чуть заметной улыбкой пояснил он, и на его щеках прорисовались скобочки-ямочки.
— Зубки прорезались? Говорить научился? — не удержалась я, распинывая слой пушистой пыли, чтобы очистить место для рюкзака.
— А вы, наверное, думали, что у меня голова, чтобы зубами файерболы ловить? — с усмешкой поинтересовался он.
Вообще-то так и было. Но я не стала давать Торнсену еще один повод для торжества.
7. Лайна. Декорации те же. Действующие лица — тоже. Включая косорыла.
Мыть полы пришлось. Тряпкой и руками. Руками и тряпкой. Перспектива спать по уши в грязи меня не привлекала. Хотя какое «по уши». Если бы я легла в слой чердачной взвеси, меня бы накрыло пыльною волною с головой. Я знала пару простеньких бытовых заклинаний, с помощью которых расправилась бы с напастью в два счета. Но если бабулька — ведьма, она может насторожиться, почуяв скачок магического фона. Конечно, наше с Торнсеном появление у избушки сложно отнести к релаксирующим мероприятиям. Учитывая многочисленное околонаучное барахло, навьюченное на студента, как на последнего осла (хе-хе!). Оборудование-то дремучая, как лес вокруг, бабулька вряд ли опознает. Но я бы на ее месте с такими гостями держала ухо востро. Как гребнерогий жутконос на кладке.
Пока я, еле ползая осенней мухой, в духоте чердака выметала пыль, чихала и драила темные от времени доски, снаружи слышался бодрый стук топора. Я задумалась, что еще можно было бы взять с собой, раз уж у Торнсена еще столько сил осталось. Чисто академически задумалась, потому что практической ценности эти идеи не представляли. Теперь я его уже ничем загрузить не смогу.
Кроме гранита науки.
А это, кстати, неплохая мысль. За неимением Сафониэля придется пользовать Торнсена. Вынос мозга — вполне конструктивный способ слить избыток силы. Пока вокруг меня твари не заколосились. А Торнсен сегодня напросился.
И вчера тоже.
Да он весь год только и делал, что напрашивался.
И вот, наконец, он весь к моим услугам. Куда он сбежит с этой крыши? К бабульке под бочок? С тварями свежим воздухом подышать?
Второе дыхание наполнило мои легкие, и работа заспорилась. Я распахнула единственное окно на чердаке и отерла пот со лба. Солнце потерялось за кромкой леса, и хотя небо над головой оставалось голубым, жара слегка спала. Я подвязала узлом рубаху, которая постоянно норовила вылезти из штанов. Жилетка была скинута еще раньше. Площадь очищалась от скверны. Чердак, наполнившийся чистотой и светом, показался даже уютным. Я огляделась. Протерла отжатой тряпкой узенький подоконник, но только грязь размазала.
Пора менять воду. Я взяла ведерко и поползла вниз по скрипучей лестнице.
На улице с топориком разминался Торнсен. По случаю жары — без рубашки. Его мускулы играли тяжелыми тяжами. Ну да. Как-то же он пёр гору у себя на спине. Колун взлетел вверх, демонстрируя великолепную переднюю зубчатую мышцу и тугие кубики пресса. Судя по скорости, с которой рядом с ним росла гора дров, он поставил целью обеспечить бабульку дровами на пару лет. Хотя куда ей столько. Она столько и не проживет…
А может, и проживет. С таким-то характером,
— Девонька, а когда ты кашеварить-то начнешь? — прошелестела бабулька. — Есть-то ужо пора.
И правда. Я тоже почувствовала, что пора. Но варить я умела только зелья. Потому что для них вкус неважен. Я уже рот открыла, чтобы поинтересоваться, чем перед нашей гостеприимной хозяйкой провинился ее желудок… Но меня отвлек глухой «бух» и «А-а-а!» студента.
Парень прыгал на правой ноге, вцепившись в левую. Колун валялся на земле.
— Торнсен, когда такая громадина, как вы, прыгает, вокруг случается землетрясение, — я поспешила, чтобы оказать первую помощь потерпевшему. — Сядьте и дайте свою ногу!
Он сел на колоду, но ногу не отдал. Я опустилась перед ним и протянула руки. Он помотал головой, поднял взгляд и тут же перевел его на стопу. И снова на меня — куда-то на уровень груди и даже ниже.
— Живой? — задала я вопрос, поднимаясь.
Кровь из ноги не хлещет, парень заткнулся. Скорее всего, просто уронил колун на ногу, растяпа!
Торнсен помотал головой. Потом, одумавшись, покивал. Глядя мне в центр корпуса.
— С кем вы там общаетесь? — поинтересовалась я и тоже опустила взгляд. На то место, где была подвязана рубашка, ниже которой виднелся голый живот. Ой!
Я торопливо поправила одежду. Под цепким взглядом студента.
— Перед сном сдаете технику безопасности при обращении с колющими предметами, — уведомила я студента. Строго.
Он кивнул.
— А пока временно отстраняетесь от работ с колющими инструментами и отправляетесь на кухню, к режущим, — решила я разом две проблемы.
Он снова кивнул.
— Что сидим? Чего ждем? Хозяйка сказала: «Есть ужо пора!», — напомнила я и пошла за угол, где на крохотной делянке росли три овоща в пять рядов.
Я вылила грязную воду, набрала из колодца чистой и пошла в дом. Внутри слышались голоса старушки с Торнсеном, я поднималась из сеней на чердак и пыталась избавиться от пристального взгляда студента, который засел в памяти. И картинок выпытывания у него положений техники безопасности в положении сверху.
Я встряхнула головой. Эдак много до чего можно додуматься. От избытка-то магии. Срочно на подвиги!
Я домыла подоконник, протерла заново пол, расстелила спальник справа в дальнем углу, справедливо полагая, что кто успел, того и место.
Перед глазами возникла другая картинка, как я провожу рукой по этой, воплежуть ее подери, рельефной зубчатой мышце…
Привидится же такое! Посреди бела дня!
— Я прогуляюсь до леса, авось грибов соберу, — крикнула я в дом и, подхватив счетчик, отправилась ориентироваться на местности.
Да. Грибы — это конструктивное решение!
Я повесила неподалеку от полянки с домом магоэкономичный поисковый маячок и углубилась в чащу. И практически сразу наткнулась на характерный след с четырьмя острыми когтями, впившимися во влажную почву. Косорыл. Косорыл знает где. Счетчик натикал на полноценную взрослую особь, которая оставила этот след менее недели назад.
Я осмотрелась. В лесу начинало темнеть. Завтра. Завтра с утра вытащу Торнсена на практику. А пока — «Есть ужо пора».
8. Кей. В избушке некой бабы Тои, в отрогах Западных Гор