Страница 22 из 83
Я усмехнулась.
— Очевидно, в его мире Данте быть его адвокатом также означает быть его рабом.
Мама только хмыкнула.
— Что? — я вздохнула, прерывая свои обязанности, упирая руки в бедра. — О Боже, мама, не говори мне, что он тебе нравится.
— Не поминай имя Господа, Елена, — упрекнула она. — Но да, мне нравится этот мужчина. Он очень… sicuro di sé (пер. с итал. «уверен в себе»).
— Самоуверенный, — перевела я для нее. — И он такой, потому что он капо, мама. Он привык поступать по-своему или убивать непослушных людей.
— Ммм, — снова хмыкнула мама. — Не думаю, что такому человеку нужно убивать, чтобы его приказы выполнялись.
Я подумала о Данте с его ста девяносто пяти сантимертов мускулов, его устрашающем взгляде, но также и его острой харизме.
— Возможно, — сварливо согласилась я.
Мама засмеялась себе под нос.
— Ах, figlia (пер. с итал. «дочка»), иногда я задаюсь вопросом, стоило ли мне хранить столько секретов от детей. Может, если бы я поделилась своей историей, твоя собственная не была бы такой разочаровывающей.
— Никто не винит тебя за Симуса, — немедленно сказала я, ужаснувшись тому, что она вообще так подумала. — Он ответственен за свои действия, и именно он поставил нас всех в безвыходные ситуации.
— Да, Елена, но, видишь ли, вначале твой отец не был плохим человеком. Он был профессором, очень, очень умным и сильно отличался от моих знакомых, которых я считала скучными, как дохлая рыба. — она задумчиво вздохнула, ее глаза были сосредоточены на толпе, хотя разум сосредоточился на воспоминаниях. — Он очень хорошо умел притворяться тем, кем не являлся, понимаешь?
О, я понимала.
В каком-то смысле Дэниел поступил со мной так же. Возможно, я поощряла его скрывать от меня степень своих сексуальных наклонностей, но он не был честен во многих вещах. Он сказал мне, что не хочет брака, а затем женился на моей сестре, зная ее несколько месяцев. Он сказал, что хочет усыновить со мной ребенка, но через несколько месяцев решил, что не хочет только для того, чтобы та же сестра немедленно забеременела. Он сказал мне, что любит меня, и я предположила, что это что-то значит.
Но это была просто очередная ложь.
Так что, я понимала маму.
— Вот, что мне очень нравится в Данте, — продолжила мама. — Он похож на своего брата, мужа Козимы, да? Они такие, какие есть. Никакой лжи, никаких масок. Данте Сальваторе именно тот, каким он себя сделал.
Я самый честный человек, которого ты когда-либо встречала.
Слова Данте вылетели из моей памяти и разложились передо мной рядом со словами мамы, и я должна была признать, что они оба правы.
Никакого притворства. Даже когда Яра и я поощряла его вести себя как джентльмен, одеваться, как святой, которым он никогда не станет, Данте остался верен себе.
На самом деле, это было восхитительно и завидно в равной степени.
Мне частенько хотелось, чтобы я чувствовала себя комфортно, будучи собой, хотя, по правде говоря, я даже не была уверен, кем было это настоящее «я».
— Это мне нравится, — повторила мама, мягко толкая меня бедром и смахнув прядь волос с лица. — Это, я думаю, тебе тоже понравится.
— Мама, — со стоном предупредила я. — Надеюсь, ты не пытаешься на сватать. Данте, ну, весь огонь и импульс. Я лед и контроль. Он преступник, а я… — я не нашла слова, чтобы описать себя.
Я не была героем и не была злодеем.
Я была просто женщиной, пытающейся сориентироваться в жизни.
Двадцатисемилетней женщиной, которая чувствовал себя новорожденным после разрыва с Дэниелом. Впервые я не была уверена, чего я хочу больше и как этого достичь.
Мама пожала плечом.
— Поступай, как хочешь; ты всегда так делала. Я просто хотела сказать, что он мне нравится. Он сильно отличается от твоего отца и от Кристофера тоже. — она заколебалась, когда я застыла при упоминании его имени. — Я никогда не смогу жить с собой в ладу, lottatrice mia (пер. с итал. «мой боец»), из-за того, что не оградила тебя от человека, который на самом деле был змеей. Но желание матери видеть свою дочь счастливой в любви, и я по-прежнему желаю тебе этого.
Кислота разъедала мое сердце, как проржавевший аккумулятор. Я прижала к нему руку, будто это могло помочь.
— Я тоже на это надеюсь, — прошептала я тихо, словно могла спугнуть сон, если бы заговорила слишком громко. — Но с таким человеком, как Данте, не бывает счастливого будущего, мам. Я знаю, что ты это знаешь. Мафия — это настоящий кошмар.
Мама снова невнятно хмыкнула. Некоторое время мы работали в тишине, запах какао-порошка и пропитанных Амаретто печений «Дамские Пальчики» наполняли воздух вокруг. Я хотела открыть свое сердце матери и попросить ее разобрать осколки, которые остались от моей души, но я боялась того, что она может там найти.
По правде говоря, я была заинтригована Данте так, как никогда не была ни одной другой душой. Он был таким противоречивым, головоломкой, которую адвокат внутри меня не мог не разгадать.
Мысли о нем преследовали меня, когда я закончила помогать маме и, собрав подносы с тирамису, тащила их в свою квартиру, чтобы поставить в холодильник, пока заканчиваю кое-какую работу по дому.
Пока я работала, вокруг меня царила тишина, и хотя я чувствовала себя угрюмо, я не играла для того, чтобы успокоить себя. Вместо этого я работала до семи тридцати вечера, остановившись только из-за стука в дверь. В доме было темно. Я забыла включить свет, работая.
Я вздохнула, проверяя глазок на двери, а затем тихонько взвизгнула, когда увидела Бо, стоящего снаружи с огромной коробкой и пластиковым пакетом, который, как я знала, будет заполнен японской едой. Я открыла дверь и сразу же шагнула вперед, чтобы взять на руки коробку, пакет с едой и все такое.
Бо Бейли засмеялся, когда попытался обнять меня в ответ с занятыми руками.
— Моя дорогая, я тоже скучал по тебе.
Я отстранилась, улыбнувшись своему красивому другу, заметив складки на его великолепном костюме от Армани. Откинув прядь каштановых волос с его лба, я искренне улыбнулась ему.
— Ты приехал прямо из аэропорта?
— Я бросил свой багаж дома, но, в принципе, да, — согласился он, осторожно затащив меня обратно в фойе, затем захлопнул дверь и протянул мне пакет с японской едой. — Я скучал по тебе, и мне нужно развеяться с моей любимой девушкой, прежде чем я уеду домой в свою пустую квартиру.
— Я знаю это чувство. — я сжала его руку, когда мы вместе вошли на кухню и приступили к нашему ритуалу по доставке вина и тарелок к трапезе.
Это напомнило мне несколько дней назад, когда Данте штурмовал мой дом и принес японскую еду. Как до смешного он ощущал себя в моем доме как дома.
— Что это? — спросил Бо, откупоривая бутылку красного из моей коллекции.
— Что?
— Этот взгляд, — настаивал он, вздернув подбородок. — Это почти улыбка.
Я махнула рукой, отталкивая его жестом, который годами пыталась обуздать. Это была единственная итальянская особенность, от которой я не могла избавиться. Я всегда говорила руками больше, чем хотела.
— Ничего такого.
— Ой! — воскликнул он, ставя бутылку перед тем, как налить вино, чтобы посмотреть на меня бровями. — Это определенно что-то.
Это одна из причин, по которой я любила Бо. Его не смущала моя холодность или моя сдержанность. Он уважал это так же сильно, как стремился это искоренить. Он любил дразнить меня, смешить.
Он напоминал мне, что иногда жизнь не должна быть таким соревновательным видом спорта.
Тем не менее, я сменила тему.
— Мне придется поесть и бежать, красавчик. Один из моих клиентов практически приказал мне явиться на вечеринку, которую он устраивает.
— Тебе стоит поесть? — спросил он, нерешительно вытаскивая из пакета мое любимое татаки с тунцом.
— Знаешь, я не ем итальянскую еду, если могу, — сказала я, хватая у него тунца с диким взглядом.
Он смеялся надо мной, и, Боже, как хорошо, что он дома, смеется со мной и любит меня. Я не осознавала, насколько мне было одиноко без него в течение последнего месяца, пока он находился в Англии на съёмках с домом моды St. Aubyn.