Место под тенью

Из пропущенных звонок только один — от матери. Немного помешкав, всё-таки набрал, услышал в динамике родной и такой далёкий голос:

— Серёжа, ты уже дома, вернулся с работы? Почему трубку не брал?

Нормально… Она даже не знает, что я в больнице?

— Да, только вернулся, а не слышал, потому что совещание было, и я телефон в беззвучный режим поставил, а после совещания забыл из него выйти. Как ты, всё у тебя хорошо?

— Средней паршивости, спина побаливает, думаю всё-таки записаться на массаж к Барышникову, говорят, хорошо спины лечит. Ты как думаешь, стоит?

— Да попробуй, хуже, надеюсь, не будет.

Поговорили минут пять, после чего я включил мобильный интернет, сунулся в поисковик — работает! За время, прежде чем мне принесли на подносе ужин, я успел получить некоторое представление о происходящих в стране и мире событиях. Нет, решительно ничего не изменилось по сравнению с моей жизнью до этого полуторогодовалого «глюка».

Выписали меня через полторы недели. За это время ко мне пару раз наведывались коллеги из автосалона — Олег с продаж и Ирина из отдела кадров. Оказалось, ещё не бывшие: ввиду моей ситуации Лысов не спешил меня увольнять, ждёт, как сказала добрая душа Ирина, пока я оклемаюсь, чтобы поставить подпись и получить расчёт.

Домой я приехал на такси, мой «KIA» всё ещё стоял на парковке у автосалона, никто его не трогал почти месяц, что я провалялся в больнице. Завтра заберу, заодно и заявление на увольнение оформлю. А то Лысов, небось, ждёт не дождётся, чтобы от меня избавиться. Куда потом податься? Пока не знаю, деньги ещё имеются, хватит на три месяца за ипотеку платить. Кстати, через два дня срок оплаты, удачно я так в нормальную жизнь вернулся.

Или было лучше сдохнуть? А ещё лучше было самому сесть за руль «девятки» и следить за дорогой, не доверяя это дело Шведу, у которого опыт вождения был не в пример меньше. Интересно, как долго я ещё пробыл бы в своём в своём иллюзорном существовании? Всё это так и останется теперь на уровне догадок и домыслов.

На удивление Игорь Петрович воспринял моё появление с некоторым энтузиазмом, с улыбкой, даже обращаясь на «вы». Мол, как вы себя, Сергей Алексеевич, чувствуете? Всерьёз решили увольняться? Может быть, передумаете?

Я подумал-подумал — и передумал. Всё равно никаких вариантов пока не нашёл. Если начнёт снова наезжать — уволюсь к чёртовой матери!

А мне тут ещё Лысов неделю оплачиваемого отпуска предоставил. Ой, неспроста он такой добрый. Чего-то боится? Что я подам на него в суд за доведение до инфаркта? А что, вполне может быть.

Как бы там ни было, я решил эту неделю использовать с умом, навестив свой родной город и престарелую маму, которая после смерти отчима несколько лет назад вернулась в бабушкину квартиру, до этого из года в год успешно мною сдававшуюся. Предлагали мне варианты с выкупом, но я каждый раз отказывался, сам не знаю почему. Видно, ждал, пока мать овдовеет и вернётся в родные пенаты.

В Астрахани её ещё пришлось посудиться с роднёй Павла Владимировича, в итоге половину квартиры эти родственники у неё выкупили. По моему совету мать перевела деньги в баксы, которые хранились, так сказать, на «чёрный день».

С вокзала — сразу домой, мама уже, наверное, пирог к моему приезду испекла. Вот и он, родной дом, теперь дверь подъезда снабжена домофоном. Нажал нужную кнопку, через несколько секунд услышал голос мамы:

— Алло?

Всю жизнь в домофон, как трубку телефона говорит, невольно улыбнулся про себя я.

—Привет, ма, открывай, это я.

Поднимаясь, задержался у квартиры, в которой когда-то жили Гоша с отцом. Продали лет пятнадцать назад, к тому времени Гоша уже семьей обзавёлся, жил отдельно, а Марк Ефимович решил провести старость за городом, в коттедже.

Мама и впрямь испекла пирог с черникой. Он ей всегда удавался. Глядя на неё, с трудом сдерживал наворачивающиеся на глаза слёзы. Перед моим внутренним взором стояла она ещё вполне моложавая, та, которую я видел своей нереально правдоподобной галлюцинации в Астрахани.

— На могиле бабушки давно была? — спросил я, покончив пирогом.

— Летом ездила… Ой, Серёж, может, съездишь, пока тут? Там, наверное, немного прибраться надо.

— Да не вопрос.

В общем, с утра и поехал. Прах бабули покоился на Ново-Западном кладбище, в одной могиле с дедом, и могилка и впрямь требовала небольшого ухода. Прежде на могиле стоял обычный, сваренный из металла памятник, покрашенный чёрной краской с парой овальных портретов. Несколько лет назад я поставил гранитный обелиск, на который перекочевали обновлённые овальные портреты на эмали.

Свои услуги по благоустройству сегодня предлагал какой-то местный доходяга, но я решил, что это дело семейное, и сам, обдирая кожу с рук и невзирая на то, что врачи строго-настрого запретили мне физические нагрузки, принялся вырывать из грязной земли засохший сорняк.

Закончив, положив на могилку свежий букет, последний раз посмотрел на портреты и не спеша двинулся в обратный путь. Только на этот раз решил пройти через аллею, на которой покоилась братва, сгинувшая в лихие 90-е, а некоторые уже и при Путине, в нулевые. На этой аллее я был последний раз ещё до отъезда в Москву, когда хоронили погибшего от бандитского ножа Шведа, а тут вдруг подумалось, может, кого из знакомых встречу? В смысле, увижу знакомые имена на надгробных плитах.

Первой моё внимание привлекла могила с высокой, метра два с лишним, вертикальной, гранитной плитой. Подойдя поближе, я озадаченно крякнул, так как похоронен здесь был не кто иной, как Емеля, он же Николай Фёдорович Емельянов, вор в законе, бывший смотрящий по городу. Причём дата смерти была указана та самая, когда авторитета завалил Саша из снайперской винтовки. В своей воображаемой истории я видел тут ещё крест, когда мы Иваныча с Козырем хоронили, сейчас же стояла цивильная гранитная плита с высеченным на ней портретом в полный рост. Всё страньше и страньше, выражаясь языком мультяшной Алисы.