Визит к психотерапевту

Элеонора любила свое имя, но никак не могла выйти замуж. Не получалось у нее выстроить отношения с мужским племенем. Вроде не глупая, да и красотой бог ее не обидел, одарил по-царски. Главным женским оружием. Не поскупился Всевышний на прелести и бархатистую кожу. Вибрации и феромоны от нее шли правильные, женские. В поле ее зазывной, эротической ауры попадали мужчины настоящие, брутальные. Не козлы. С выступающим кадыком и возбуждающим тембром голоса. Такие ей нравились, волновали её девичью кровь и воображение. Фантазии – хулиганы сами непроизвольно выскакивали из её непослушной головы, тревожа и волнуя половые железы. А от самовлюбленных парней, которые переели маминой любви, её немного подташнивало. Которые смотрели на нее с какой-то потребительской надеждой. Как на маму. Невнимания к себе она не прощала. Впрочем, как и любая женщина.

Но был какой-то злой рок в её судьбе. Чья-то невидимая рука постоянно отводила её от создания семейного очага. Чтобы плодится и размножаться. Ее отношения с мужчинами начинались за здравие, и под торжественные фанфары, заканчивались за упокой. Причем она сама устраивала похороны и поминки взаимоотношениям. Растеряла всех достойных кандидатов на княжество её сердца. И все больше понимала, что дело в ней. Впереди замаячил образ старой девы с несносным характером. Венец безбрачия.

Подруга порекомендовала ей Давида Марковича, местного колдуна и шамана. Который был поклонником Карлоса Кастанеды, его дона Хуана. Элеонора была в курсе, что таинственный эзотерик раньше был практикующим психотерапевтом и в своей профессиональной деятельности использовал техники классического психоанализа. И он мог расколдовать его, найти причину её демонической неустроенности. Так оно и произошло. Нашли причину. Она оказалась в штанишках её детства, в которые она писала от страха. Из-за отца, которого она до беспамятства любила. И ненавидела. Потому что он был очень хороший человек и алкоголик. И на глазах у маленькой Элины систематически избивал маму, будучи в невменяемом состоянии. Ревнуя её к каждому телеграфному столбу. Эти события натянули на голову Элеоноры венец безбрачия. И дядя Дава помог ей сдунуть его как пыль прошлой жизни, с её детских воспоминаний. Элеонора вышла замуж, но сердце ей подсказывало, что муж потенциальный алкаш. А может это ей просто кажется. Из-за любви к папе.

(имена персонажей изменены)

На улице апрель месяц, скоро день космонавтики. Опять будем вспоминать Юрия Гагарина, первого человека, который облетел земной шар и, увидев Землю со стороны, был поражён её красотой. А дома у себя тяжело и мучительно умирал от рака желудка мой лучший друг Серёга. В последнее время он перестал отвечать на телефонные звонки, никого не пускал к себе домой, кроме медсестры, которая капала ему растворы, дабы как-то облегчить муки онкобольного перед смертью. Он мне говорил, что не хочет, чтобы его сослуживцы с госпиталя видели его в таком состоянии. Ничего не оставалось другого, как зайти к нему с медсестрой.

Я осмотрел его, он лежал обессиленный, область правого подреберья была вся в синюшных пятнах, бугристая. Было понятно, что метастазы с желудка стрельнули в печень и состояние уже терминальное. Сильнейшая раковая интоксикация пожирала организм моего друга.

– Братан, ты знаешь, что тебе немного осталось?

– Конечно знаю, не дурак. Скорее бы отмучиться и закрыть тему, – сказал он тихим, хриплым голосом. Часто дышал, на лбу выступили капельки пота. На тумбочке стоял старый советский транзистор, он иногда слушал радио. Кусочки чёрного шоколада и стакан воды с трубочкой.

Смерти Серый никогда не боялся. "Хоть сейчас в бор", – часто слышал я от него и раньше, конечно больше в шутку. Только всегда переживал за своего сына, за его будущее.

– А теперь вали, сил нет говорить, хочу отдохнуть, – сказал он и закрыл глаза. Это были последние слова моего друга, которые я от него услышал. Пришлось валить, понимая, что ему уже надо собираться в дальнюю дорогу. Туда, откуда не возвращаются, по крайней мере в прежнем обличье. Это тот момент, когда живые только мешают и говорят ненужные слова утешения. Которые неуместны, а иногда нелепы. У всех у нас есть долг перед Природой своей смертью. Долг появляется с нашим рождением. Один ноль в пользу жизни, а потом будет один один и наступит ничья. Равновесие, нирвана и вечный покой. К этому стремится жизнь с первого дня своего зарождения.

Утром все мы в госпитале узнали, что Сергей ночью скончался. За весь период болезни он ни разу не позволил сделать себе наркотические обезболивающие. Со слов супруги, если надо было в туалет, качаясь, шёл по стенке квартиры. Единственное, просил наших санитарок и медсестёр приготовить ему конину, казы. Когда мы впервые узнали о его заболевании, то сразу поняли, что уже поздно, что это четвёртая стадия. Он только один раз лежал в онкодиспансере, и когда я ездил к нему, он поражался, насколько много молодых людей с онкологией.

– Я то ладно, хоть пожил, а тут пацаны 90 года рождения, – говорил он тогда. И сразу сказал, что лечиться не будет. "Сам знаешь мой характер, а горбатого, как понимаешь, только могила исправляет. Просто надо перетерпеть последние минуты и отправиться на встречу с Всевышним. Хотя не знаю к какому, христианскому или мусульманскому. "Мама у Серёги была русская, а отец татарин, мусульманин. И ещё он имел ввиду свою ранимость, частые негативные высказывания и обидчивость. Было в нём что-то от Василия Шукшина из "Калина красная", как известно, эта каста людей живёт на острие бритвы. Тонко чувствующие натуры, поэтому крайне ранимые и обидчивые.

С Серегой мы познакомились в феврале 2001 г., когда меня приняли на работу в госпиталь психиатром-экспертом. В первый день знакомства мы чуть не передрались в подвале из-за разницы во мнениях, почему холодно в кабинете. Беседа была на повышенных тонах и строго на х…х. Обычная мужская коммуникация. Он работал в госпитале слесарем – сантехником, но мозги у него были заточены под хороший анализ, синтез и парадоксальные умозаключения. Сергей имел острый ум и потрясающую наблюдательность. Ни одна мелочь не могла пройти мимо его восприятия. А бес, как известно, кроется в мелочах. Это у него было от природы, только в своё время не получилось доучиться в строительно-дорожном институте. Амурные дела, проделки Купидона, косяк, "дурака под кожу", и вынудили уйти из института. Потом со временем я понял, что был неправ насчёт отопления, споря с профи. Через пару застолий со стопариками хорошей водки и бесед на разные темы в подвале госпиталя, мы стали закадычными корешами.

Но у Сереги была одна черта в характере, которая неизбежно должна была привести его к онкологии. Это ранимость и высокая обидчивость, в замесе с навязчивыми мыслями. У него была привычка всё время крутить в голове все обидные ситуации. Как будто не мог уже жить без этого. Все время досыта кормил свои обиды навязчивыми воспоминаниями. Только через много лет я понял причины его обид в повседневной жизни. Это была неотреагированная обида на судьбу, что не дали доучиться. Жили они плохо, бедно. "Я знаю, что такое ходить в школу, с заплатками на штанах сзади". Главная проблема Сереги – горе от ума. И в то же время это был человек с золотыми руками, который много знал, и самое главное, многое умел. А практические навыки очень часто важнее энциклопедических знаний. Он был не только слесарь – сантехник экстра уровня, но и отличный сапожник. Многим нашим санитаркам и медсестрам так прошивал обувь, что дарил им второе рождение. А когда Серёга готовил плов из баранины, это была просто симфония вкуса, новое звучание давно известных блюд. Он был Шекспиром кулинарии, и после него у меня тоже пробудилась страсть к приготовлению вкусной еды, которая отлично развивает мышление и практические навыки. Он много читал, прочитал "Путь Абая" Мухтара Ауэзова за две ночи, пока жена лежала на сохранении. Хорошо разбирался в творчестве В. Высоцкого, обожал песни Юрия Антонова. Многие его слова, как я понял со временем, появились в его лексиконе из романов Фёдора Достоевского.