Страница 63 из 127
Глядя на меня, он не прерывает своих жестких и мощных ударов, но не дает мне заверений, в которых я нуждаюсь. Я должна знать, что он мне верит. Он слегка улыбается, а затем снова прижимается к моим губам, еще больше увеличивая темп.
Стараюсь изо всех сил, но не могу удержать наши губы вместе, когда он с такой силой рвется в бой. Отстранившись от него, смотрю перед собой, вцепившись в край матраса, чтобы оставаться в нужном положении, когда он снова и снова насаживает меня на себя.
Я дергаюсь, словно внутри лопнула пружина, мы оба кричим, и он, обезумев, бросается вперед, перекидывая меня в бездонную пропасть абсолютного удовольствия. Пытаюсь отдышаться, сердце сражается, чтобы прийти в себя, а тело само по себе бьется в конвульсиях. Джесси ругается и в последний безумный раз устремляется вперед, а затем меня заливает теплое ощущение его освобождения.
— О, мой гребаный бог, — пыхтит он, выскальзывая из меня и падая на спину.
Я перекатываюсь и забираюсь на него, оседлав бедра и лежа на груди, уткнувшись лицом ему в шею.
— Это не был неспешный утренний секс, — заявляю я ему в шею, а затем прижимаюсь губами к пульсирующей вене.
— Нет? — выдыхает он.
— Нет. Это был утренний трах. — Я вздрагиваю, сразу же осознав, что только что выругалась, а мы еще даже не встали с постели.
— Ради бога, Ава. Перестань ругаться! — скрежещет он со стопроцентным разочарованием.
Мне нужно что-то делать со своим языком, обычно я никогда не ругаюсь, это все из-за него!
— Прости. — Кусаю его за шею и слегка всасываю кожу.
— Пытаешься меня пометить? — спрашивает он, но не останавливает.
— Нет, всего лишь пробую на вкус.
Он поворачивается ко мне лицом и находит мои губы, обнимая большими руками меня за спину.
— Завтрак?
Я голодная и хочу покормить Джесси, но мне удобно там, где я нахожусь. Чмокнув его в губы, соскальзываю вниз по его телу, пока не оказываюсь у подмышки.
— Мне удобно. — Провожу пальцем дорожку вниз по его груди к шраму, водя взад и вперед по всей длине раны.
— Я люблю тебя, леди. — Он подтягивает колено, сгибая его, и позволяет мне продолжить. Что-то новенькое.
— Знаю, что любишь.
— Правда? — спрашивает он неуверенно.
Вопрос сбивает меня с толку. Конечно, знаю. Он все время говорит мне об этом, и если его чувство так же сильно, как мое, то оно очень мощное. На самом деле, неизмеримое. Пожалуйста, только не говорите, что он и здесь во мне сомневается. Я смотрю на него снизу вверх.
— Да, правда.
Он наклоняется и тянет меня вверх по своему телу, а затем переворачивает на спину, прижимая к себе, стискивая мои запястья у меня над головой.
— Не уверен, что знаешь. — Его глаза горят, лицо серьезно.
Откуда это взялось?
— Ты говорил мне об этом достаточно, естественно, я знаю. — Пытаюсь высвободить запястья, чтобы взять в ладони его лицо, но он не пускает.
— Слов всегда будет не достаточно, Ава, — он очень серьезен.
— Поэтому ты испытываешь меня своими вызовами? — спрашиваю, стараясь его развеселить. Мне не нравится, каким подавленным он выглядит. Хочу, чтобы он не беспокоился о том, что я от него уйду, ставил под сомнение мою любовь или задавался вопросом, знаю ли я, как сильно он меня любит. Все это давно в прошлом.
— Все это я делаю потому, что безумно тебя люблю. Я никогда не испытывал подобного раньше, никогда. — Он смотрит на меня почти сердито, будто злится из-за своих чувств ко мне. — При одной мысли, что я тебя потеряю, у меня мутнеет рассудок. Я становлюсь полным безумцем. Поверь мне, я все понимаю, — он целует меня в губы. — Я свожу тебя с ума, не так ли?
О, боже милостивый! Признает ли он, что бросает мне вызов?
— Ты очень вызывающий, но ты мой вызывающий мужчина, и я люблю тебя, так что, ты стоишь того, чтобы огорчаться.
— Ты сама довольно вызывающая, леди, — сухо говорит он.
У меня глаза вылезают из орбит.
— Я? — Этот мужчина — чертов псих!
— Но я все равно люблю тебя, и ты очень-очень стоишь головной боли.
Мне хочется... ну, бросить ему вызов. Лишь дав мне желаемое, — признание, — он уничтожил его своими обвинениями.
Я? Вызывающая?
Я собираюсь изложить свои мысли, но он затыкает меня своими пухлыми губами, и я мгновенно отвлекаюсь. Он знает, что делает. Расслабив зудящий от непроизнесенных слов язык, погружаюсь в медленный ритм упоительного поцелуя, мои руки все еще зажаты над головой. Его рот — самая удивительная вещь в мире.
Он чмокает меня в губы.
— Я понял, что ты — та самая, как только тебя увидел.
— Та самая? — Я заинтригована. Его упорство и настойчивость в том, что я принадлежу ему в начале наших отношений, всегда сбивали меня с толку.
Он тычется носом мне в ухо.
— Та, кто вернет меня к жизни, — заявляет он тем деловитым тоном, который в основном означает, что он говорит что-то, что понятно только ему. А он был мертв?
— Как ты узнал? — Он разговаривает. Нужно вытянуть из него как можно больше.
Джесси смотрит мне прямо в глаза. Они переполнены смыслом.
— Мое сердце снова начало биться, — шепчет он.
К горлу подскакивает комок, я поднимаю глаза, совершенно ошеломленная его признанием. Это очень серьезно, и я в абсолютном шоке. Не знаю, что сказать. Этот сногсшибательный мужчина смотрит на меня, словно я — единственная на всем белом свете.
Я дергаю запястьями, пока он их не отпускает, и обнимаю его, ногами обвиваясь вокруг его талии, держась за него, словно он — единственный на всем белом свете.
Для меня он таким и является.
Я не знаю всех причин его заявления, но сила этих слов действительно говорит обо всем. Он не может без меня жить. Что же, и я не могу жить без него. Этот мужчина — мой мир.
Он лежит на мне неподвижно и позволяет сжимать его, пока в мышцах не появляется боль.
— Могу я тебя покормить? — спрашиваю, когда мышцы бедер начинают протестующе вопить. Он поднимает меня с кровати, все еще обернутую вокруг его тела, и несет из спальни вниз. — Я забуду, как пользоваться ногами, — говорю, когда он спускается по лестнице и направляется на кухню.
— Тогда я буду носить тебя повсюду.
— Тебе бы это понравилось, не так ли? — Для него это был бы прекрасный предлог, чтобы прижимать меня к себе.
— Я бы с удовольствием. — Он ухмыляется и усаживает меня на холодный мрамор, дрожь, пробегающая по пятой точке, напоминает, что мы оба абсолютно голые. Я восхищаюсь его идеальной задницей, когда он подходит к холодильнику и набирает продукты для завтрака и банку арахисового масла.
Я соскальзываю с островка.
— Предполагалось, что я готовлю завтрак тебе. — Отталкиваю его с дороги. — Садись, — приказываю самым требовательным тоном. Он ухмыляется и хватает банку с арахисовым маслом, прежде чем ущипнуть меня за сосок и направиться к стулу. — Что хочешь? — спрашиваю, засовывая хлеб в тостер. Повернувшись, вижу, как он ныряет пальцем в только что открытую банку.
— Яичницу-глазунью. — говорит он с пальцем во рту, явно пытаясь подавить усмешку.
Я оглядываю свое обнаженное тело. Наверное, стоит одеться, раз он хочет, чтобы я поджарила ему яичницу. Вновь переведя взгляд на него, вижу, что он проиграл битву и улыбается, — лицо радостное.
— Если ты готовишь мне, то я готовлю тебе. — Провожу глазами по его обнаженной груди и поднимаю брови.
Он вытаскивает палец изо рта.
— Дикарь.
Наши головы поворачиваются в сторону кухонной арки, откуда раздается звук открывшейся входной двери. Перевожу широко распахнутые глаза обратно на Джесси, у которого палец завис в воздухе на пути ко рту. В его взгляде также читается: «кто там, нахрен»?
Вскочив, он сбивает банку с арахисовым маслом с островка, и та падает на пол. Она разбивается, стекло разлетается в разные стороны. Теперь я в панике.
— Черт возьми! — Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами. — Это Кэти!
О боже, помоги мне!
Прошлым вечером я чуть не оторвала ей голову, а теперь собираюсь вогнать в краску! И в довершение всего, ее подгоревшая лазанья во всей своей красе лежит рядом. Она возненавидит меня. Из кухни нет иного выхода, кроме как, пройти мимо источника наших бедствий. Я смотрю на Джесси. Он застыл на месте, терзаемый теми же мыслями, что и я. Кэти, вероятно, не будет возражать против того, чтобы одним глазком урвать кусочек его плоти. Я улыбаюсь, но затем возвращаюсь к здесь и сейчас. Заканчиваю пялиться на четко очерченные линии тела своего мужчины и токаю его через всю кухню.