Страница 26 из 31
Глава 4
— Алексей! Алёша! — голос, раздавшийся над ухом, слегка напугал Лобова. Молодой человек был погружён в расчёты, внимательно рассматривая своды старинной церкви Троицы в Фолкирке[1], где он изучал методы английской металлургии под руководством Чарльза Гаскойна.
— Сидоров! Ерёма! Чёрт тебя побери!
— Что это ты, Алёша, нечистого поминаешь? — широко улыбался ему приятель.
— Да, с кем поведёшься, Ерёма! Шотландия…
— Ха-ха-ха! Да ты, дружок, совсем здесь одичал.
— Ты же меня, Ерёма, в церкви подкараулил не затем, чтобы рассказать, что я одичал? И как ты меня здесь нашёл-то?
— Как нашёл? Тоже мне задачка! Ружичка в доме Гаскойна спросил, мол, тебе письмо. А ты, поди, здесь молишься? Совсем местным стал?! — Зубоскалил Сидоров.
— Да поди ты! Красиво здесь! Триста лет назад в этакой глуши построили такую церковь! Представляешь, Ерёма? Отстали мы от них…
— И что?
— Да, ничего! Надо скорее догонять.
— О! Так я по этому поводу сюда и приехал! По тебе, конечно, тоже заскучал, но и дело надо знать! Здесь тихо посидеть можно где?
— Вряд ли. Город маленький, а я в доме Гаскойна живу…
— Жаль… Ладно, в Лондоне тебя навещу, братец! Ты лучше расскажи, что у тебя за проблемы с Уокером и Гентсманом возникли.
Алексей в трёх словах объяснил загвоздку. Сидоров задумался:
— Значит, говоришь, Уокер секрет у Гентсмана выкрал?
— Говорят. Там такие сказки рассказывают, что он под видом нищего проник на завод, якобы погреться у печи, и весь процесс изучил. Но я не верю в эдакое! Здесь же столько нюансов! Думаю, что подкупил Уокер кого из мастеров, но Гентсманы до сих пор в ярости. — с улыбкой произнёс Лобов.
— Ладно, Алёша, тогда позволь откланяться. Задачу я понял. Ещё свидимся! Знаю, брат точно! — улыбнулся и растворился в полумраке храма.
Лобов покачал головой и подумал:
— Хороший человек Ерёма, да и слово своё держит твёрдо!
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Андрей Разумовский прибыл на коронацию с супругой. С него уже было снято за заслуги его наказание, и он был официально приглашён на торжество. Его молодая супруга Даша произвела форменный фурор — невероятно красивая и грациозная дама немедленно подняла на дыбы всю свободную от брачных уз часть мужского общества империи, да и иных женатых она тоже весьма отвлекла от собственных вторых половин.
Жёны начинали тихо ненавидеть горную красавицу, но она вела себя в полном соответствии со своим семейным статусом, от мужа ни на шаг не отходила, во всём его поддерживала, при этом легко и непринуждённо демонстрировала ум, образованность и острый язычок.
Дарья была настолько великолепна, что её уже начали поминать в проповедях, как пример истинно православного поведения, пока ещё только московские попы, но явно слава её разбежится по империи очень быстро. Появление Разумовской в обществе вызвало невероятный интерес молодёжи к черкешенкам, что вскоре стимулировало ещё большее смешение влиятельных кабардинских родов с русскими.
Но сейчас меня привлекала не столько прекрасная графиня Разумовская, сколько её подруга и верная спутница.
— Андрей, а кто эта дама, что повсюду следует за твоей Дашей?
— У. Павел Петрович! Гляжу, ты на нашу Катеньку глаз положил! Нечто тебе твои люди не донесли!
— Не зубоскаль! Опять сошлю! — засмеялся я, — Столько народу, что всех не представили. Где ты её скрывал три дня-то?
— Так сейчас же бал! Сюда можно больше народу пригласить, чем на приём, вот я и…
— Так что — служанка, что ли?
— Упаси Господи, Павел Петрович! То подруга Дахе, что она вечно с собой таскает — Катя, невестка жены Саши Кривоноса. Её по-настоящему Като зовут. Сначала Даша хотела просить Катеньку с нашим Гришей оставить — маленький он совсем, пригляд нужен, но выяснилось, что у Кривоноса молодая жена непраздна, и доктор Смоленцев запретил ей путешествовать. Так что, Александр с супругой на хозяйстве остались, а Катенька с нами поехала! Она же в России только Кизляр с Моздоком видела и всё! — очень смущённо забормотал Разумовский.
— Кривонос женился? — улыбнулся я.
— Да, женился! Князь Леван Чичуа из Мингрелии[2] к нам выехал и племянницу Нану с собой взял, а та уж Като прихватила — одна та осталась совсем. Саша их в Моздоке встретил, вот и завертелось. Любовь! Через неделю уже под венцом стояли!
— За Кривоноса я, конечно, рад! А муж Катин?
— А! Что-то я Павел Петрович, сразу не сказал — да вдова она, вдова! Георгий её ещё три года назад погиб. Он из обедневших Чичуа был, Като совсем без него пропала бы, но Нана её любит и не бросила одну. Катя она хорошая, добрая. Даша, вот, моя тоже её как родную приняла. А что, Твоё Величество, понравилась она тебе?
— Есть такое дело! Но кому расскажешь… — в шутку пригрозил я ему.
— Что ты, Павел! Никому!
— Познакомь с девушкой, болтун!
Вдова для меня лучший вариант — общество не осудит, да и церковь не станет сильно протестовать. Вот что за мысли в голове крутятся? Чай уже не юнец! Но девушка и вправду — красивая. Волосы с рыжинкой, глаза серые, стройная, лёгкая…
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Мы гуляли с Катей по Крутицкому вертограду[3]. Парк действительно был очень хорош хоть и похуже, на мой пристрастный взгляд, чем Петергофский, но весьма интересный. Московская зима с обилием снега превратила его в сказочное место, казалось, что сейчас из-за дерева выйдет Дед Мороз или на крайний случай леший. Расчищенные городскими властями аллеи обрамлялись заснеженными деревьями, воздух был настолько свеж и ароматен, что, казалось, сейчас захрустит на зубах, словно крепкое яблоко.
Уже темнело, но в вертограде давно были установлены масляные фонари для спокойного гуляния горожан. На время коронации парк закрылся для простого люда, и здесь могли развлекаться только сановные гости, а сегодня прохаживался я. Катя была прекрасной собеседницей, и пусть русский язык не входил пока в круг её знаний, но мы вполне спокойно говорили на греческом.