Примаков

19. «Слуга аллаха»

Нет у нас антагонизмов, свойственных враждебным классам. Но противоречия… Ведь без противоречий нет и жизни. И бывает иногда так, что иные последствия противоречий но уступают последствиям антагонизмов…

За десять лет, прошедших после тех памятных дней, за те сто двадцать месяцев без ста двадцати дней, отпущенных судьбой «бесстрашному рейдисту», сделано было им немало и пером и штыком. Правильнее, конечно, клинком. Как и рассчитывал Примаков, в Кабуле он находился недолго.

А все же за то короткое время, которое Виталий провел в Кабуле, он полюбился там всем. Ханские советники оценили его куда выше «легендарного героя» Востока, пронырливого и умного англичанина Лоуренса. Выдержка и такт, природное спокойствие и рассудительность, которым он учился, по его же словам, у своего учителя и тестя Михаила Коцюбинского, пошли ему впрок. Безукоризненным тактом и знанием восточных обычаев тридцатилетний советский военный дипломат покорил самого Аманулла-хана.

И вспомнил о нем могущественный повелитель в крутую минуту своей жизни. Обскуранты, умело подстрекаемые интриганом Лоуренсом, восстали против прогрессивных реформ хана. Вот тогда, в 1929 году, по его просьбе Примаков, с согласия Москвы, возглавил военных советников ханского трона. И даже облачился для этого в присланный ему золототканый халат. Вместе с другими правоверными из лояльного войска хан отслужил пышный молебен в главной мечети Мазари-Шерифэ и горячо молил всевышнего о победе. И аллах не остался глух к этим мольбам. Даровал войскам одоление над мятежниками, но не даровал стойкости самому хану. Не имея мужества дождаться результатов решающей битвы, он умчался искать пристанища в соседнем Иране. Прослышав об этом, дрогнуло и ханское войско.

Сняв халат правоверного, Примаков в Средней Азии повоевал еще против Ибрагим-бека. За эти заслуги страна наградила его третьим боевым орденом Красного Знамени.

Чудесная страница из биографии советского военачальника! О ней много писала иностранная пресса, называя Примакова «советским Лоуренсом». Но, думается, Лоуренсу было очень и очень далеко до Примакова… Отпустила бы ему судьба больше дней, и дал бы нам сам Виталий Маркович яркое описание афганского похода, в котором его блестящий клинок отстаивая трон короля, в то же время боролся за дело мировой революции. Диалектика!

Встретились мы с Виталием вскоре после его возвращения из того необычного похода. В ту комнату я входил не без священного трепета. Маяковского уже не было, а в скромненьком кабинете, казалось, все еще звучал волшебный голос поэта. Здесь поэт ночи напролет ворочал «тысячи тонн словесной руды единого слова ради». Мы сидели с Виталием на широкой тахте. А в трех шагах, прислонившись к стене, освещенный настольной лампой, стоял тот самый стол, за которым о всех замыслах и свершениях ленинского Кремля, подвиге сдавленного огненным кольцом советского народа составлялись скупыми, но разящими поэтическими строками боевые рапорты грядущим векам и поколениям. Там родились слова: «Я славлю Отчизну, которая есть…»

Это не могло не придать какого-то особого колорита всему тому, что говорил мне в тот вечер «советский Лоуренс».

Дымя походной трубкой, Примаков, с кипой иностранных газет в руках, поведал мне много интересного из его встреч с мятежниками на афганской земле. Тогда же шутя он сказал: «Никогда не думал, что мне, царскому могильщику, придется воевать за реставрацию царских тронов…»

Самодержавие – зло, утверждал мой собеседник, и Амманула был неприкрытым самодержцем. Его сменил иной монарх, Баче-Сакао, – выскочка из унтеров. Но из двух зол выбирают меньшее. Большее зло было то, которое на очень короткое время утвердилось в Кабуле с помощью английского разведчика Лоуренса.

А любое самодержавие и любое самоуправство держится на идолопоклонстве. Лишь народы, способные оценить опыт веков, не могут опуститься в черную яму идолопоклонства. Где идолопоклонство, там идолы (самодержцы). Где идолы, там жрецы, а где жрецы, там и жертвы. Не так страшны идолы, как страшны жрецы…

Вспомнил Виталий одно высказывание: «…до чего мы дики… сколько холопьего, идололюбческого живет в темных, запутанных душах наших. Мучительно стыдно». И тут же сообщил, что эти строки еще в 1910 году с Капри в Чернигов прислал русский Буревестник Буревестнику украинскому. Что с Юрием, старшим сыном писателя, они без устали перечитывали то письмо, пахнувшее, как им казалось, морской пеной Средиземноморья и итальянскими оливами. Те строки не раз приходили ему на память в горячее лето 1918 года, года гнева и мести, в нейтральной зоне, где украинское народное войско с нетерпением ждало сигнала: «Вперед!»

А те силы состояли из полурегулярных полков и из партизанских отрядов, каждый со своим атаманом и атаманчиком – этими уездными и волостными микронаполеонами, из числа которых, может, лишь половина стала настоящими советскими командирами. Украина ждала своих избавителей, но даже после падения кайзера еще не сразу была дана команда «Вперед!».

Множество отрядов уже переформировалось в стройные полки 1-й и 2-й Украинских советских дивизий. Много партизан со своими атаманами примкнули к червонным казакам. Но тогда еще были и такие воинские части, которые дорожили не лозунгами партии и повстанческого штаба, а словом атамана, не нуждами Украины, а интересами своей волости, были боевые единицы, которых объединяла не воинская дисциплина, а круговая порука.

Атаманщина и партизанщина – прямое следствие того же идолопоклонства, тех же поисков кумиров. Выскочит вперед какой-нибудь мелкий тщеславец, а тут сразу же его окружает свита крупных подхалимов – и пошла писать губерния! Вот атаманствовал и знаменитый Черняк, но вовремя остановился, стал крупным командиром в Красной Армии, а атамана Гребенко занесло. Он стал врагом… Окружавшая его свита крупных пройдох внушила ему, что он и впрямь готовый Наполеон. Приехавшего в штаб Гребенко Затонского они даже собирались расстрелять. Вот что наделало идолопоклонство, вот как прав был Горький!

И тогда же Виталий Маркович, многозначительно сдвинув брови, добавил, что он не мыслит себе общества без руководителей и руководимых. Он за демократию, а перед решениями партии он всегда стоит руки по швам. Не позволяет себе вольничать и перед старшими товарищами по партии и по армии. Но мы должны уважать авторитеты, не кумиров, признавать руководителей, не повелителей. А высшим образцом идеального руководителя был, есть и будет Ленин.

Если ему, Примакову, претят кумиры и повелители, то почему они должны нравиться его подчиненным? Вот поэтому он категорически протестовал против попыток окрестить червонных казаков именем их командира. И впрямь, бойцы Конного корпуса звали себя червонными казаками, червонцами, красноармейцами, большевиками, ленинскими казаками, но не примаковцами.

Вот это и был настоящий партийный дух, дух «Буревестника»! Долгие годы дух «Буревестника» витал над поверженной Россией, он прочно господствовал в доме Коцюбинских, в котором рос Виталий. Этим духом и большевистской закалкой он в семнадцать лет держался перед грозным царским судом, черпал в них силы, чтобы не сломиться под напором сибирской тайги, опирался на них в жарких словесных схватках с меньшевиками, самостийниками; проникался ими и тогда, когда надо было строить первое украинское регулярное войско, и в те дни, когда самозабвенно вел его грозные полки в бой…

А главное – не хотел он вместо поверженных в прах старых идолов создавать новых и не хотел, чтобы в идола обратили его. Хоть это и сказано в священном писании, но под влиянием той же народной мудрости и горького опыта века прошлые взывали к векам грядущим: «Не сотвори себе кумира!..»

И вспомнил Виталий Маркович кое-что из того, что ему довелось слышать в Китае, до Афганистана еще, то, что запечатлелось в его памяти на всю жизнь. Речь шла о так называемых китайских церемониях. Будто это дань старине? Архаизм? Но это было не так. В 1925 году открывался конгресс гоминьдана, тогда еще вполне революционного. И вот начались церемонии. Делегаты стоя отвесили сначала три поклона знамени гоминьдана, а потом – один поклон своему вождю и создателю партии доктору Сунь Ят-сену. Вот где богатая символика! Вот где яркая манифестация против идолопоклонства!