Страница 2 из 16
Хозяйство Михаила было запущено, а сам дед лежал в доме, под медвежьей шкурой и тяжело дышал.
- Ты что, дед, заболел? - Спросил я.
- Отхожу, - сказал он и закашлялся. Из груди его вырывались хрипы.
- Чего вдруг?
- Огневица в груди. Нет у меня трав от неё.
Я оглянулся на друзей. Мы все были уставшие, набродились по тайге с утра, и в глазах каждого я увидел мечту о теплом сухом жилище на нашей базе на Улунге.
- Мужики, я останусь тут. Подлечу, бедолагу. А вы заберёте меня через неделю.
- Да ты что, Мишаня? Давай лучше его с собой заберём, на базу?
- А там что? Врач, что ли есть? Мы улетим и кому он там нужен? Аптечка у меня с собой. Там всё есть. Через неделю, если ему лучше не станет, заберём с собой на Большую Землю. Честно говоря, я хотел остаться здесь, и пообщаться с дедом наедине. Охота и рыбалка меня уже утомили, как и обильные алкогольные застолья. Я забрал из вертолёта свои вещи с аптечкой, а мужики улетели.
Через неделю Михаил уже ходил, и кашель его был не таким страшным. Он смирился с тем, что ему приходится принимать "бесовские" порошки. Сумамед подействовал. На вторые сутки, когда у деда появилась мокрота с прожилками крови, я стал ему давать отхаркивающие травяные настои, коих у деда было в избытке. А когда пришла пора улетать, оставил ему противовирусные и антигистаминные средства, разложив их по дням приёма в сложенные самолично маленькие коробочки из бересты.
За эту неделю я узнал про деда жутко интересные вещи, которые поначалу долго не укладывались у меня в голове. Как я понял из его рассказа, Михаил был пришельцем из пятнадцатого столетия. Из времени князей Василия Васильевича, и его сына Ивана Васильевича Третьего.
Пятнадцатилетний тогда "дед" Михаил Телятевский, был приставлен к двенадцатилетнему Ивану Васильевичу в качестве соратника в битвах с князем Шемякой. А перед венчанием Ивана на дочери князя Бориса Тверского Марии, Михаил ушёл из того мира в этот.
Ушел он довольно необычным способом. Нашёл ведуна, объяснил ему, что хочет уйти из этой жизни по причине неудачной любви, и попросил у него отравное зелье. Ведун зелье и написанную на бересте "молитву для самоубивцев" дал, но предупредил, что оно действует два раза. Используя его вторично, можно вернуться обратно.
- Я дюже вдивился, - сказал Михаил. - На кой мне два, коли мне и одного раза досталь? - Он засмеялся. - И вертаться я не сбирался. Выпил зелье, прочёл "молитву", и очутился туточки, в лесу. И живу тут вже пятьдесят рокив. Ни одной людыны до вашего "прилёта" не видел. Бог миловал.
- Да, как же тебя не только во времени, но и от Москвы так далеко закинуло?
- Больно чаял далече згинуть, верно?
- Ну и как, не хотелось потом вернуться?
- Попервой хотелось, но потом смирился. Про "второй" раз вспомнил уже много рокив опосля. Я с малолетства думал в скит уйти и посвятить себя Богу. (Он так и сказал: "посвЯтить") А тут... Тут поваленные деревья были. Пожег их. Засадил на лядо полбы . Как раз мне целый пуд дали на пропитание.
Полба уродилась рясная, сам шестьдесят. И щас неплохо родит. Мне хватат... Поставил себе избушку-землянушку. Живу. Молюсь. Ручье рыбы пОлно. Корешки, травка, ягодки. Ловушки на зверьков ставлю. В засеку кабан, олень заходят.
- Не покажешь зелье? - Прервал я его.
- А штож не показать? Гляди.
Он вытащил из-за печи тряпицу, развернул её и достал скрученную в трубку сухую бересту, а из неё вытряхнул стеклянный флакон из мутного стекла, похожий на маленькую флягу, укупоренный пробкой. Всё это он передал мне.
Бересту я разворачивать не стал, понял, что сломается, но увидел внутри неё нацарапанные буквы. Посмотрев вопросительно на Михаила, я взялся за пробку флакона. Михаил молча смотрел на меня. Глаза мне его нравились. Даже во время болезни они светились добротой и весёлыми искорками.
Я с трудом выкрутил плотно притёртую пробку и поднёс горло фляги к носу. Зелье было пряным, и остро шибануло в нос, но запах был приятным. И булькало там ещё прилично. Я ввернул пробку и возвратил флягу вместе с берестой деду.
На том мы тогда и расстались.
Мы с друзьями осенью летали на рыбалку и охоту самолётами Дальнереченского авиаотряда на верхний приток Бикина речку Улунгу, а потом здесь перемещались на вертолёте и лодках и я приезжал к нему почти ежегодно.
Мне с ним было очень интересно. Я внимательно слушал его рассказы о его жизни в древней Руси. За его пятнадцать лет жития в прошлом, он прошёл и войны, и, как говорил наш юморист, ещё более тяжёлое мирное время. Меня всегда интересовало боевое искусство, я с детства занимался самбо, потом восточными единоборствами, и мы с ним немного фехтовали на палках. В его шестьдесят пять, он имел крепкую руку. Я тоже был мужиком не хилым, неплохо знал финты, типа восьмёрок "стиля дракона", и мы тогда весело проводили время.
* * *
Сейчас у меня была очень сложная ситуация. Ещё в том году я спланировал акцию возмездия в отношении двух бандитов, убивших моего бывшего командира. А после акции я решил спрятаться в прошлом.
Я завёз деду в избушку всё, что мне может пригодиться в пятнадцатом веке. Весь год читал умные книжки по истории и прикладным наукам. Короче, готовился к переходу "за кордон" и долгой, дай Бог, жизни по чужой "легенде".
Михаил согласился отдать мне зелье с заговором, и активно участвовал в моей подготовке к перебросу в прошлое: передавал мне манеру разговора и словарный запас старославянского, описывал известных ему людей, места, где он жил и побывал.
А неделю назад я вышел на "вора в законе" Хасана, и сообщил ему, что знаю, где прячется его кровник. Группировка Хасана контролирует незаконную добычу и оборот серебра на Дальнегорском ГОКе, я знал это и поэтому попросил за информацию хорошую плату серебром в слитках.