Страница 6 из 15
Вскоре на помощь Малмыжу по распоряжению штаба Второй армии был послан 9‐й Полтавский полк Красной армии. Одновременно в Малмыж прибыл партизанский отряд под руководством рабочего Горелова. Банда Степанова была разбита в Уржумском уезде, ее остатки уничтожены отрядом Горелова в боях под Шурмой при активной помощи местных крестьян. Сам Степанов скрылся»[24].
Как развивалась ситуация в те дни в Нолинском уезде Вятской губернии, рассказывал бывший член Нолинского уисполкома З. Ковин:
«…К нам в Нолинск приехали назначенные Вятским губкомом РСДРП(б) тт. Вихарев и Монахов: первый – на должность уездного военного комиссара, второй – его помощником по политчасти…
В Нолинске в первых числах августа 1918 года… были получены сведения, что находившийся в Малмыжском уезде продовольственный отряд под командованием Степанова перешёл на сторону белогвардейцев, занял г.г. Малмыж и Уржум и движется на Медведок… Военное командование решили поручить командиру латышского отряда тов. Жидялису…
Вскоре на улицах Нолинска появились группы народа. Ударили в набат… Приехав в Кырчаны, мы нашли там Жидялиса и ряд членов уисполкома. Вихарев предложил Жидялису вернуться обратно, но тот отказался, заявив, что ему приказано ехать в Вятку. Взяв из отряда Жидялиса пулемёт, мы… направились в Нолинск… На другой день в здании бывшего духовного училища мы организовали штаб. Здесь разместились военкомат, уком партии и наше общежитие. У входа установили пулемёт. Охраняли здание австрийцы-интернационалисты… Провели переосвидетельствование бывших офицеров, проживавших в уезде. В гор. Нолинске эта работа была закончена 14 августа. Офицеры под всякими предлогами доказывали, что они больные, но мы освобождали от призыва только калек…
Вихарев проверил посты в городе… Была поднята тревога. Школьными партами мы забили все входы в здании и коридоры первого этажа. Все находившиеся в здании люди были вооружены винтовками и гранатами и расставлены у окон…
К зданию с трёх сторон подходили степановцы. Началась перестрелка. Она продолжалась несколько часов. Тов. Вихарев встал к пулемёту. Вышедший на помощь нам отряд красногвардейцев степановская банда встретила огнём. Никакой помощи мы не получили… До конца перестрелки у нас не было ни одного раненого. У бандитов был тяжело ранен помощник Степанова.
Банда, видя, что нас не взять, вместе с нолинской буржуазией решила поджечь здание. Купцы Рязановы и Двинянинов привезли две бочки керосину… Огонь стал проникать внутрь здания. Дышать было все труднее. Мы, 21 человек, продолжали сражаться с бандитами, отстреливались, бросали из окон гранаты. Но огонь брал верх… Я поспешил к Вихареву, предложил спуститься по водосточным трубам. Вихарев мое предложение одобрил… заявив, что, пока мы будем уходить, он не допустит банду и покинет здание последним…
Военком Вихарев… спасался в сводчатом подвале. Когда пожар стал затухать, банда начала бросать через окна подвала связки соломы, облитые керосином. Вихареву стало невозможно дышать. Он вылез из окна… Его терзали и убили»[25].
Гражданское противостояние нарастало.
Думаю, было бы не лишним подробнее остановиться на продовольственных отрядах и «продовольственниках», о которых рассказывал в своих воспоминаниях бывший азинец тов. Видякин. Для этого, уважаемый читатель, следует напрячь память и вспомнить, что же такое продразвёрстка и продотряды?
Так вот, продразвёрстка — это, прежде всего, один из элементов «военного коммунизма», система заготовки сельскохозяйственных продуктов, предусматривавшая сдачу крестьянами государству всех излишек как хлеба, так и других продуктов. (Не удивляйтесь: продразвёрстка как понятие впервые появилась во времена Великой французской революции. Комиссары, Учредительное собрание, Директория и «белые» – всё оттуда же.)
На первый взгляд, ничего страшного: захотел – сдал, не захотел – поприжал урожай, а по весне продал по более высокой цене – вот и вся недолга. Если уж мы, нынешние горожане, так рассуждаем, то крестьянин, который только и жил хлебом, и подавно. Но в этой системе продразвёрстки было два важных обстоятельства. Во-первых, сдача сельскохозяйственных излишек являлась обязательной, независимо от желания крестьянина. А во-вторых, излишки эти у работника покупались. Правда, далеко не по той цене, какую он мог бы запросить, а по твёрдой цене, установленной государством. И если с обязательной составляющей крестьянин ещё как-то мог смириться (власть, пусть и «худая», всё-таки – власть!), то твёрдые цены ничего, кроме раздражения и возмущения, вызвать не могли. Ну не хотели пахари за просто так расставаться с нажитым собственным потом и непосильным трудом! Именно они, твёрдые цены, и явились теми социальными дрожжами, которые подняли деревню против опостылевшей вконец Советской власти.
Кстати, впервые о твёрдых ценах и продразвёрстке заговорили отнюдь не большевики (большевистские лидеры тогда ещё фланировали по европам), а… царские министры. (Слышу чьё-то удивлённое восклицание: «Что?! Продразвёрстка – и не большевики?!».) Именно так, продразвёрстка в российских деревнях была развёрнута задолго до Октябрьского переворота. А если быть точным – начиная с 23 сентября 1916 года. Но всё закончилось крахом. Уже в феврале 1917-го председатель Государственной думы Михаил Родзянко был вынужден доложить императору, что продразвёрстка провалилась. Они ещё не догадывались, что отсутствие на прилавках магазинов хлеба скоро приведёт к социальному взрыву, уничтожившему Трон.
Тем не менее Временное правительство политику продразвёрстки продолжило, правда, его чиновники предписывали «немедленно… приступить к реквизиции хлеба крупных земельных собственников и арендаторов всех сословий, имеющих запашку не менее 50 десятин, а также к реквизиции запаса хлеба у торговых предприятий и банков».
Стоит ли говорить, что и у Керенского вся продразвёрстка накрылась медным тазом?
То, что идея продразвёрстки изначально провальная, большевики понимали. А потому, номинально подтвердив введённую ещё Временным правительством государственную «хлебную монополию» (закупка по твёрдым ценам всего произведённого крестьянином хлеба за вычетом установленных норм потребления и запрет его свободной продажи), отдали заготовку хлеба на откуп местным властям – Советам. Местный же Совет, как мы знаем, был органом выборным, значит, туда старались выдвигать далеко «не самых завалящих», а как раз наоборот – людей уважаемых и надёжных. А кто в деревне считался самым надёжным? Правильно, трудяга-работяга, а попросту – кулак. У него и дом был справный, и хозяйство большое; в работе не только сам хозяин и все сыновья, но ещё и наёмные крестьяне. Хоть и не любили кулаков односельчане, но знали: случись что, опять же к нему, заломив шапку, придут. Выручит. Правда, не всех и не каждого. С кем-то и разговаривать не станет, потому как знает, что ни дай – пропьёт. А что с пьяницы возьмёшь?
Таким образом, в местных Советах зачастую кулаки как раз и заседали. И всё бы ничего, если б не одно «но»: с точки зрения кулака, продавать хлеб по бросовым ценам было совсем уж «делом дохлым». Оттого-то активно саботировали, придерживая хлеб до лучших времен.
Чем закончилась царская продразвёрстка – мы знаем; знали об этом и большевики. Кремль – не Царское Село, мямлить там не привыкли. Весной 1918-го была поставлена задача решить проблему вполне по-советски – организованно и хладнокровно. Сказано – сделано. Во-первых, руководителем продовольственного дела в южных губерниях был назначен не кто-нибудь, а сам тов. Сталин, ставший, по сути, вторым человеком в советской партийной иерархии (наркомом продовольствия в тот период был А. Цюрупа). А во-вторых, не без участия того же Сталина над головами всех этих несчастных крестьян, которых со всех сторон «грабют», вскоре навис дамоклов меч – вернее, трезубец в виде трёх разящих жал: Наркомпрода, Продармии и комитетов бедноты (комбедов).
24
Сб. За власть Советов. Киров: Кировское книжное издательство, 1957. С. 164–165.
25
Там же. С. 196–199.