Разбитые сердца (ЛП)

— Так что, ответ на твой вопрос — нет, он ни к чему меня не принуждал. И, честно говоря, он ни разу даже не упрекнул меня в этом. Он был вполне порядочным парнем в сравнении с…

Самсон тут же перебивает меня.

— Когда это случилось впервые, тебе было пятнадцать, Бейя. Не называй этого парня порядочным.

Оставшаяся часть предложения застревает у меня в горле, и я молча проглатываю ее.

— Порядочный парень предложил бы тебе денег, ничего не ожидая взамен. А то, что сделал он, просто… — Вид у него такой, будто его переполняет отвращение. Не уверена, по отношению в Дакоте или ко мне. Он с раздражением проводит рукой по волосам. — В тот день, когда я дал тебе деньги… ты поэтому подумала, что…

— Ага, — тихо отвечаю я.

— Ты же знаешь, что я вовсе не это делал, правда?

— Теперь знаю, — киваю я. — Но даже зная это… У меня все равно были те же опасения, когда ты поцеловал меня. Поэтому я вышла сюда. Я боялась, что ты посмотришь на меня, как смотрел Дакота. Я предпочту, чтобы меня вообще не целовали, чем подвергну себя риску вновь почувствовать себя никчемной.

— Я поцеловал тебя, потому что ты мне нравишься.

Интересно, насколько это соответствует действительности. Его слова правдивы или просто пришлись к месту? Он говорил их раньше?

— Каденс тебе тоже нравится? — спрашиваю я. — И все прочие девушки, с которыми ты целовался?

Я не пытаюсь его упрекнуть. Мне действительно любопытно. Что чувствуют люди, когда целуют кого-то так часто, как он?

Непохоже, что Самсона обидел мой вопрос, но ему явно стало некомфортно. Он слегка напрягается.

— Я неравнодушен к ним. Но с тобой все иначе. Это притяжение другого рода.

— Лучше или хуже?

На миг он задумывается перед ответом.

— Страшнее.

Я тихонько смеюсь. Наверное, не стоит воспринимать его слова, как комплимент, но для меня они звучат именно так, потому что говорят о том, что он испытывает страх, подобный моему, когда мы вместе.

— Думаешь, девушкам, с которыми ты проводишь время, нравится быть с тобой? — спрашиваю я. — Что они получают от мимолетной интрижки на выходные?

— То же, что и я.

— И что же это?

Теперь ему явно не по себе. Он вздыхает и вновь облокачивается о перила.

— Тебе не понравилось, когда я поцеловал тебя?

— Понравилось, — отвечаю я. — Но и нет.

Мне уютно находиться рядом с ним, потому что он не осуждает меня. Но это приводит меня в замешательство, ведь если мне комфортно рядом с ним и меня влечет к нему, то почему я начала паниковать, когда он целовал меня?

— Дакота отнял у тебя то, чем ты должна была насладиться, и заставил стыдиться этого. Не у всех девушек все так происходит. Девушкам, с которыми я провожу время, это нравится не меньше, чем мне. В противном случае, я бы не допустил, чтобы что-то произошло.

— Мне немного понравилось, — признаюсь я. — Просто не все время. Но это явно не твоя вина.

— И не твоя тоже, — отвечает он. — И я не стану целовать тебя снова. Только если ты сама попросишь.

Я ничего не говорю. Не понимаю, почему его обещание кажется мне и наказанием и великодушным подарком.

Самсон слегка улыбается.

— Не буду тебя целовать, обнимать и заставлять снова идти в океан.

— Боже, какая из меня веселая компания, — замечаю я, закатывая глаза.

— А может, и веселая. Черт, наверное, и из меня тоже. Просто слишком уж много слоев нагромождено поверх нашей натуры, чтобы можно было понять, какие мы в расслабленной обстановке.

Я киваю, соглашаясь с ним.

— Сара с Маркосом веселые. Но мы с тобой? Мы просто… унылые.

Самсон смеется.

— Не унылые. Мы погружены в себя. Тут есть разница.

— Как скажешь.

Не знаю, как нам удалось завершить этот вечер и такой разговор с улыбками. Но боюсь, что один из нас испортит момент, если я сейчас же не уйду. Я делаю шаг в сторону.

— Увидимся завтра?

Его улыбка меркнет.

— Ага. Доброй ночи, Бейя.

— Доброй ночи.

Я спешу прочь от него на лестницу. Сыр Пеппер Джек подскакивает и спускается вслед за мной. Когда мы опускаемся до опорного уровня дома, я оборачиваюсь и смотрю на него. Самсон еще не ушел внутрь. Он стоит, облокотившись о перила, и смотрит на меня. Пару метров я шагаю спиной вперед, но потом оказываюсь под домом и больше не вижу его.

Когда он скрывается из вида, я останавливаюсь и прислоняюсь спиной к опоре. Закрываю глаза и провожу ладонями по лицу. Мне ни за что не удастся провести рядом с ним все лето и противостоять желанию быть поглощенной им. Но в то же время мне не хочется оказаться поглощенной тем, с кем, в конце концов, придется распрощаться.

Возможно, я порой и чувствую себя неуязвимой, но я не Чудо-Женщина.

*

Когда я возвращаюсь домой, Алана не спит, а стоит на кухне возле стола над миской мороженого. Вынимает ложку изо рта и улыбается мне.

— Тебе лучше?

— Да. Спасибо.

— А как Самсон? С ним все хорошо?

— Нормально, — киваю я. — Он сказал, что отец ударил не очень сильно.

Алана смеется.

— Я удивлена, что твой отец его ударил. Не знала, что он на это способен. — Она жестом указывает на свое мороженое. — Хочешь?

Мороженое сейчас просто райское предложение. Нужно как-то охладиться.

— С удовольствием.

Алана достает из шкафчика еще одну миску, и я сажусь за барную стойку. Она вынимает мороженое из морозилки и кладет его в миску.

— Извини, если поставила тебя сегодня в неловкое положение.

— Все нормально.

Алана подталкивает ко мне миску с мороженым через стол. Я съедаю немного, и оно такое вкусное, что хочется мычать от удовольствия. Но я молчу и ем его так, будто оно всегда было мне доступно. На самом деле, у нас дома его никогда не было. Я привыкла не хранить много замороженных продуктов, потому что отмывать холодильник от растаявшей и испорченной еды после отключения света за неуплату, было малоприятным занятием.

— Я могу задать тебе вопрос? — обращается Алана.

Я киваю, но не вынимаю ложку изо рта. Меня беспокоит, о чем она может спросить. Надеюсь, не будет спрашивать о моей матери. Алана кажется приятной женщиной, и я не уверена, что смогу ей солгать, но и правду сейчас рассказывать совсем не хочу.

— Ты католичка?

Такого я не ожидала.

— Нет. А что?

Она взмахом руки указывает на потолок.

— Видела портрет матери Терезы у тебя в комнате.

— А. Нет. Это просто… скорее сувенир.

Она кивает.

— Значит, ты не выступаешь против контрацепции по религиозным соображениям?

А, вот оно что.

Я отвожу от нее взгляд и смотрю в миску с мороженым.

— Нет. Но и не принимаю их сейчас. Я не… ну понимаете.

— Не ведешь половую жизнь? — непринужденно уточняет она.

— Ага. Больше не веду, во всяком случае.

— Что ж, — продолжает она. — Рада слышать. Но если считаешь, что этим летом может возникнуть ситуация, в которой все изменится, не помешает быть к этому готовой. Могу записать тебя на прием.

Я отправляю в рот еще ложку мороженого, чтобы не отвечать. Наверняка она замечает, как у меня вспыхнули щеки.

— Тут нечего стесняться, Бейя.

— Знаю, — отвечаю я. — Просто я не привыкла обсуждать такие вопросы.

Алана небрежно бросает ложку в пустую тарелку и относит ее к раковине.

— Твоя мать не говорит с тобой на такие темы?

Я вонзаю ложку в мороженое.

— Нет.

Алана оборачивается и молча смотрит на меня с минуту.

— Какая она?

— Моя мать?

— Да, — кивает она. — Твой отец сам плохо ее знал, и мне всегда было любопытно. Похоже, она отлично справилась с твоим воспитанием.

Я смеюсь.

Жалею, что рассмеялась, потому что из-за моей реакции у Аланы возникает еще дюжина вопросов. Беру еще ложку мороженого и пожимаю плечами.

— Она совсем не такая, как вы.

Я таким образом хотела сделать ей комплимент, но, похоже, что Алана озадачена моим ответом. Надеюсь, она не сочла мои слова оскорбительными, но не хочу объяснять, что я имела виду, иначе в итоге расскажу ей правду. Хочу приберечь новость о смерти моей матери для отца. Мне кажется, сначала я должна рассказать ему, а уже потом Алане.