Страница 5 из 31
За день до званого ужина внезапно испортилась погода: с утра зарядил дождь, небо затянуло тучами, а температура на улице опустилась так низко, что мне пришлось попросить миссис Девенпорт закрыть окна. Экономка явно не ожидала, что я окажусь такой теплолюбивой, и ее изумленный вид об этом красноречиво свидетельствовал: здешние представление о комфорте абсолютно не совпадали с моими, и если англичане прекрасно чувствовали себя при плюс восемнадцати, то я сразу начинала зябнуть, если термометр показывал меньше двадцати пяти. Обнаружив, что я и вправду замерзла, миссис Девенпорт немедленно отправила горничную за дополнительными одеялами, и потом еще долго причитала, что доставила миледи неудобства, пока я не заверила ее в обратном. Тем не менее я не собиралась отказываться от успевшего превратиться в привычку променада, разжилась зонтом-тростью, оделась потеплее и все-таки вышла в парк, чтобы под мерный шум дождя погрузиться в размышления.
Я уже два дня толком не разговаривала с родителями. Вернее, разговаривать-то разговаривала, но вот от видеозвонков принципиально отказывалась, чем предсказуемо вызывала небезосновательные подозрения. Мама по сотне раз переспрашивала, всё ли у меня в порядке, а отец прямым текстом интересовался, не нуждаюсь ли в деньгах, а я лишь старательно отмалчивалась, не решаясь признаться, что денег у меня с недавних пор куры не клюют, но ни счастливей, ни уверенней в себе я благодарю им так и не стала. Я постоянно порывалась рассказать о Родрике – именно о Родрике, человеке, с которым меня случайно свела судьба в Кондадо, а не о 18-м графе Олдридже и его миллиардах, но я объективно сознавала что почти со стопроцентной вероятностью нарвусь на осуждение. Конечно, родители никогда не опустятся до оскорбительных реплик, и я не услышу от них грязных намеков, как недавно от Кары, однако, мне было бесполезно надеяться на понимание. В силу возраста, стереотипов и предубеждений они просто не смогут войти в мое положение, а мгновенно начнут выпытывать, не запила ли я там снова, а этого вопроса я, пожалуй, опасалась больше всего.
Я держалась исключительно на силе воле, но ее скудные запасы стремительно истощались прямо на глазах. В Олдридж-Холле имелся свой винный погреб, и когда миссис Девенпорт совершенно без злого умысла меня туда привела, я чуть было не схватила первую попавшуюся коллекционную бутылку и зубами не вырвала из нее пробку. Я грезила о выпивке во сне и наяву, от неутоленного желания у меня сводило зубы и ломило суставы, а мимо бара я пролетала бегом, чтобы не сорваться при виде выстроенных в ряд бутылок. Иногда мне почти удавалась отвлечься, и алкогольные демоны прятались в недра подсознания, но вскоре они опять выползали из укрытия и настойчиво шептали мне в уши, что стаканчик виски всего лишь поможет мне снять накопившийся стресс и расслабиться перед важным мероприятием. Проблему усугублял тот факт, что о моей зависимости во всей Великобритании знали только Джон Уитмор и Кара, поэтому к столу спокойно подавались аперитивы, содержимое бара находилось в открытом доступе, а старшая экономка готова была по первому требованию выдать мне ключи от злополучного погреба. Мне было бы многократно легче сопротивляться соблазну, если бы по моему приказу замок вообще избавили от алкоголя, если бы слуг нещадно штрафовали за оставленную на видном месте бутылку спиртного, если бы за предложенный к рыбе бокал вина повару грозило бы увольнение по отрицательным мотивам, но я ревностно оберегала свою нелицеприятный секрет от разоблачения, и никому не приходило на ум, что миледи изнемогает от тяги к алкоголю, а больной желудок, на который она ссылается при отказе от аперитива, есть прямо следствие неуемных возлияний. И всё же я боролась, боролась ради памяти Родрика, ради чести его семьи, ради данного на Вьекесе обещания. Эта откровенно неравная схватка отнимала у меня физические и моральные силы, она опустошала меня эмоционально, но одновременно закаляла характер и выковывала мужество. Мне было так тяжело, что я безраздельно гордилась даже не каждым днем, а каждой минутой трезвости, я засыпала и просыпалась с мыслями о выпивке, но и близко не притрагивалась к спиртному. Я жила в двойном напряжении, и утешала себя лишь тем, что завтрашним вечером я сброшу с плеч хотя бы один груз, и мне будет проще сдерживать алкогольных демонов в узде.
Я могла только предполагать, как быстро сенсационные новости из Англии доберутся до столицы, но у меня всё замирало внутри, когда я в красках рисовала себе картину с застывшими у телевизора родителями, отчаянно пытающимися понять, что их дочь, якобы уехавшая в Лондон на обучающий семинар по линии издательства, делает на светском рауте в родовом имении британских аристократов, и почему голос за кадром называет ее вдовствующей графиней Олдридж. А что, если всю эту историю вообще не станут освещать на центральных отечественных телеканалах, и родители так ничего и не узнают? Наша страна не в ладах с западным миром, так какое дело нашим обывателями до всяких там английских графьёв? В узких кругах мне, естественно, перемоют все кости, но вполне может оказаться, что рядовые граждане, к числу каковых относятся и мои отец с матерью, так и останутся в счастливом неведении, а я тихо-мирно уеду в Пуэрто-Рико под предлогом хорошо оплачиваемой работы, скажем, в туристической отрасли. Нет, напрасно я питаю иллюзии, Кара не зря добилась эксклюзивных прав на интервью. Она, как сорока на хвосте, разнесет известие о моем поразительном возвышении по всей стране, и даже те, кто отродясь не следил за жизнью представителей бомонда, окажется в курсе этого удивительного казуса, а в двери к родителям постучатся напористые репортеры и начнут предлагать деньги за мои детские фотографии. Я сама вручила Каролине карт-бланш, а уж она точно не будет заботиться ни о деликатности, ни об уважении частной жизни моей семьи. Остается лишь верить, что моя жертва не пропадет впустую, и Кара не нарушит своего слова, а ее присутствие на приеме не вылезет мне боком, потому что в противном случае я напрочь позабуду о приличиях и устрою ей такую выволочку, что газетам еще неделю будет, о чем писать. Я была обязана достойно провести этот проклятый ужин, даже если для этого мне придется расшибиться в лепешку, и меньше, чем за сутки до судьбоносного вечера, я запоздало ощутила в себе боевой настрой. Теперь оставалось только не растерять запала, а о своей дальнейшей жизни я собиралась подумать лишь после того, как из Олдридж-Холла разъедутся последние гости.
ГЛАВА LXXIX
Утро судьбоносного дня началось для меня со знакомства с мисс Клейтон – тощей, как жердь, дамой средних лет с жеманными манерами престарелой кокетки. Мисс Клейтон прибыла в Олдридж-Холл по приглашению миссис Торнтон, и в ее основные обязанности входило создание для меня гармоничного вечернего образа, в котором не стыдно было бы предстать перед светлыми очами гостей званого ужина. Мрачно взирая на меня из-под затемненных очков, мисс Клейтон критически осмотрела платье и туфли, повертела в руках клатч и скрипучим голосом вопросила:
– Позвольте узнать, где ваши перчатки, миледи?
– Перчатки? – опешила я, – я их не покупала. Неужели они настолько важны?
– Вы сами установили дресс-код «white tie», – напомнила костюмерша, или как там на самом деле именовалась ее должность, – появляться на приеме такого ранга без перчаток – это жуткий моветон. Простите, миледи, но если вы осознанно намерены игнорировать требования дресс-кода, то я вам не помощник, и вам будет лучше отказаться от моих услуг.
– Постойте, мисс Клейтон, я всего лишь хотела сказать, что ничего не знала об этих чертовых перчатках! – в растерянности я совсем перестала следить за языком, и с моих уст невольно срывались бранные слова, но я искренне надеялась, что моя собеседница из вежливости пропустит не красящие меня речевые обороты мимо ушей, а то и вовсе спишет их на стрессовое состояние, – где их взять?
– В магазине, миледи, -не то решила поиздеваться, не то и вправду на полном серьезе сообщила прописную истину мисс Клейтон, – в Честере вы ничего подобного не найдете, поэтому вам придется самолетом отправить кого-то из прислуги в Лондон.