Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 31

– Тогда почему они с Дареном до сих пор вместе? – повела плечами я, – что удерживает их от расставания?

– Больше по инерции, – объяснила миссис Девенпорт, – им обоим надо с кем-то выходить в свет, но я считаю, скоро у одного из них кончится терпение.

– Вы очень помогли мне, миссис Девенпорт, – от души поблагодарила экономку я, – не знаю, от кого бы я еще получила столь исчерпывающую информацию. У меня будет к вам еще одно небольшое поручение. Как вам наверняка известно, миссис Торнтон занимается приглашениями на званый ужин. Попросите ее спуститься в гостиную, я хочу, чтобы она внесла в список Дарена с леди Оливией, а также Кейт и лорда Рагли. Надеюсь, что мой разговор с леди Камиллой не прошел даром, и у детей сэра Родрика хватит благоразумия не игнорировать приглашение. Да, это рискованный шаг, и он может вылиться в скандал, но Дарен и Кейт не могут и дальше делать вид, что меня не существует.

ГЛАВА LXXVIII

В преддверии неумолимо приближающегося часа X я с каждым днем всё больше нервничала. До приема оставались всего сутки, и Олдридж-Холл гудел, как растревоженный муравейник. Целыми машинами завозились продукты и напитки, вынималось из сервантов фамильное серебро, намывались до блеска полы и ослепительно белели хрустящие от крахмала скатерти. Слуги готовили апартаменты для гостей, застилали кровати свежим постельным бельем и заполняли ванные комнаты чистыми полотенцами, миссис Девенпорт с утра до вечера заполошно носилась между кухней и банкетным залом, и лишь по обыкновению невозмутимая миссис Торнтон сохраняла олимпийское спокойствие. Экономка практически не вмешивалась в организационные вопросы, но от ее внимательного взгляда не ускользала ни одна даже самая незначительная деталь. В отличие от миссис Девенпорт, которая громко и эмоционально распекала нерадивую прислугу, она делала замечания ледяными тоном и с каменным выражением лица, заставляя попавших под раздачу бедолаг покрываться мертвенной бледностью под ее пронизывающим взглядом. Миссис Торнтон поэтапно обходила помещение за помещением, придирчиво обозревала повсеместно идущий процесс подготовки и хлесткими фразами клеймила виновников допущенных просчетов, отчего те непроизвольно втягивали головы в плечи и покрывались багровыми яблоками стыда. Единственным, кого экономка трогать не решалась, был Финк. Судя по всему, в иерархии слуг дворецкий занимал положение гораздо выше и в связи с этим обладал своего рода неприкосновенностью – устраивать ему разнос имели право только владельцы замка, а я пока не видела повода придраться к его поведению. В разговоре со мной Финк держался с вышколенной учтивостью, любые распоряжения исполнял беспрекословно, да и целом я постепенно склонялась к парадоксальной мысли, гласящей, что в Олдридж-Холле меня встретили намного теплее и душевнее, чем в лондонском особняке. Там в воздухе отчетливо витало недвусмысленное отношение к самозванке, нагло посягнувшей на семейные традиции Олдриджей, а здесь меня повсюду окружали дружелюбные улыбки. В Лондоне мне тоже никто не отказывал в просьбах, но я интуитивно чувствовала, что горничные вовсю шушукаются у меня за спиной, тогда как в Олдридж-Холле все словно только и ждали, как бы мне услужить, и чуть ли не соперничали за право первым оказать мне помощь. То ли эти люди просто устали от отсутствия постоянного хозяина, то ли моя очевидная застенчивость настолько резко контрастировала с хамскими замашками Эзри Грант, но так или иначе, прислуга массово смотрела на меня если не с обожанием, то по крайней мере с откровенной симпатией. Стоило мне случайно заблудиться в извилистых галереях, как мне охотно показывали дорогу, а когда я проявляла интерес к особо примечательным предметам интерьера, мне тут же проводился персональный экскурс в историю.

За эти три дня я успела только поверхностно ознакомиться с имением, однако, градус моего безграничного восхищения зашкаливал за все разумные пределы. Замок Олдриджей больше не казался мне мрачной громадиной, угрожающе возвышающейся над зелеными полями графства Чешир, а странное нагромождение архитектурных элементов перестало вызывать недоумение. В этом неповторимом смешении стилей и направлений, была своя уникальная красота, раскрывающаяся далеко не с первого взгляда, но зато потом навсегда занимающая место в сердце, и чем дольше я бродила по Олдридж-Холлу, тем сильнее ощущала его особое, ни с чем не сравнимое очарование. В какой-то момент я даже вдруг осознала, что если бы не сложившиеся обстоятельства, то я вполне могла бы здесь поселиться и провести в «сельской глуши» остаток жизни. Я легкостью представляла, как счастливы были бы мы с Родриком, сосредоточившись друг на друге вдали от шумных мегаполисов и покидая наш изолированный мирок лишь ради тропических лесов и песчаных пляжей Пуэрто-Рико, как гуляли бы под руку по саду, а вечером усаживались перед камином, накрывались одним пледом на двоих и завороженно смотрели на потрескивающие в очаге дрова, но в тоже время я не могла не понимать, что у нас изначально не было шансов воплотить в реальность свои тайные мечты, от этого мне становилось еще больней. Я и сейчас по-прежнему имела возможность воспользоваться своим законным правом и никуда не уезжать из Олдридж-Холла, тем более, что мне тут действительно нравилось, но без Родрика всё разом теряло смысл. В глубине души я до сих пор продолжала надеяться, что там, на Бимини, я, наконец, приму его смерть и перестану терзаться пустыми сомнениями, смирюсь с тем, что его больше нет, и попытаюсь начать жизнь с нуля в маленьком домике на берегу моря наедине со своими воспоминаниями. Выучу испанский, освоюсь, подружусь с местным населением и найду себе какую-нибудь работу, чтобы убиться в нее с головой и не думать о прошлом, вернее, не думать о нем как о несостоявшемся будущем. Никто и не узнает, что рядом с ними скромно трудится вдовствующая графиня Олдридж, а я предприниму все усилия, дабы истина о моей настоящей личности никогда не всплыла наружу. Но прежде я должна была поставить жирную точку на своем пребывании в Англии и, невзирая на страх перед грядущим приемом, я с нетерпением считала минуты до заветного часа.

Я честно планировала набросать на бумаге тезисы своего заявления для прессы, а в идеале вообще составить четко структурированный текст и зачитать его собравшимся журналистам, но после длительных и бесплодных мучений, вынуждена была положиться на импровизацию. Скорее всего, я просто не хотела, чтобы мои слова звучали заученно и шаблонно, наглядно подтверждая, что мой брак с Родом был всего лишь хитроумной авантюрой. Пусть уж лучше я буду мямлить, блеять и запинаться: я не профессиональный оратор, и моя основная задача – донести свою позицию до сведения окружающих, а всё остальное –это лишь напускная и ничего не значащая шелуха, даже если на следующее утро мою речь в подробностях растиражируют ведущие британские СМИ. И все же я честно старалась придать своим разрозненным мыслям определенную целостность, а лучше всего мне это удавалось в ходе долгих прогулок, и удивительный парк Олдридж-Холла с его ухоженными и мягкими английскими газонами великолепно подходил для подобных целей.

Чего здесь только не было! Соединенные земляными пандусами и каменными лестницами террасы соседствовали с разноуровневыми каскадами воды, многочисленными гротами, фонтанами и павильонами. Античные скульптуры украшали тенистые аллеи, а выложенные гравием или ракушками дорожки вели к смотровым площадкам, похожим на зеленые кабинеты и неожиданно возникающим среди растений. Общей эстетике вполне отвечала стрижка деревьев – искусная рука садовника придала их пышным кронам причудливые формы фигур людей и животных, а плотные ряды кустарников, определяющие границы сада, прекрасно справлялись с функцией живой изгороди. Парк окутывал слабый, едва уловимый аромат, исходящий от многочисленных клумб, засаженных неприхотливыми местными цветами, устойчивыми к сырому и прохладному климату Туманного Альбиона. А в стеклянных теплицах в огромном количестве произрастали розы и тюльпаны – по давней традиции, укоренившейся в Олдридж-Холле еще несколько столетий назад, роскошные цветы регулярно отсылались в больницы, дома престарелых и прочие богоугодные заведения. По незнанию я хотела было взять из теплицы охапку алых роз и поставить их в вазы, но когда старший садовник посмотрел на меня ошарашенным взглядом, я сразу сообразила, что сделала что-то не то. После того, как ситуация прояснилась, в одном из дальних уголков сада милейший мистер Риверс собственноручно срезал для меня дикие цветы совершенно невиданной красы, и я с удовольствием разместила букет на прикроватной тумбочке у себя в спальне.