Страница 25 из 60
— Мама, мама, Самуэль опять пытался напугать меня! Он показывал мне разных жучков, а я не люблю жуков. Они мерзкие и злые. Но хоть я и боюсь их, я не показала это Самуэлю, как ты меня и учила. Я была отважной и бросила вызов своим страхам, как в той книжки, что ты мне читала.
Торопясь рассказать о случившемся, маленькой девочки не хватало воздуха, из-за чего она делала несколько пауз, в моменты которых, губы её матери расплывались в обворожительную улыбку, а всё лицо светилось любовью.
Мальчик был напротив спокоен. Молча появившись, он сел за стол, не обмолвившись и словом. Его внешний вид напомнил Кейдану кого-то знакомого: его черты лица, его дух, летающий вокруг него, его глаза и пустой взгляд, были очень знакомы.
Двое детей стали уплетать всё что было на столе. Женщина тоже принялась за еду. Один лишь Кейдан, не понимая, что происходит, сидел сложив руки на бедрах. Он прокручивал одну деталь, наполняющую концовку его сновидения. Там, в тех просторах, хранившихся исключительно в голове, он был в образе ученного, получившего наконец возможность обрести то, что привело его в иные миры. Подойдя к границе, он стер её открытием двери, за которой должны были ждать несметные богатства. Но там была лишь пустота и конец сюжета, посредством пробуждения. Думая об этом, маленькая мысль росла в полноценную вероятность, сопоставимую со всеми ощущениями, полученными в этом доме.
Что если, это не был сон, а была реальность, в которой его настоящие тело проникло не в ту дверь? Что если причиной его здесь проживания послужили три двери заместо одной? Что если всё вокруг, исполненное желания?
Кейдан думал об этом, ставя в роль главного героя не самого себя, а ту проекцию, получившую такую же внешность, но другую жизнь. Он вспоминал все детали, наполняющие другого Кейдана.
Та жизнь струилась исключительно вокруг призвания, которое стачивало любые углы, встреченные на пути следования за своей мечтой. Тот Кейдан жил, не замечая истинных желаний, растущих где-то в глубине. Он жил в коконе под эгидой важности своей работы, прикрывая ей неполноценность человека социального. Он жил один в изгнании собственных идеалов, работал, создавал свой жизненный путь, по окончанию которого заслужил бы признания, но только в науке, в личном же плане он был бы одинок, до скончания веков. И такой расклад устраивал его, он принял свое будущие, заплатив за него цену, перечеркнувшую все атрибуты жизни обычного человека. Но они не исчезли полностью, они затаились, ожидая глубокой старости, где их хозяин, пленённый годами одиночества, наконец признает свои желания.
Всё происходящие сейчас в этом мире, могло быть той реальностью, спрятанной за дверью и впитавшей истинное желания, никогда не признаваемое Кейданом из сна. Думая в этом направлении, сидя за столом, где вся семья энергично уплетала приготовленные блюда, его вдруг поразило резкое чувство отказа от собственной теории. Причинной тому послужили слова маленькой девочки, вдруг разрезавшей образовавшуюся тишину.
— А почему папа не ест с нами? С ним что-то случилось?
— Он просто задумался, дорогая, — ответила женщина, взглянув прямо в душу Кейдану, — правда ведь?
— Да… да, конечно, — ответил Кейдан.
Папа. Именно так его назвала маленькая девочка, смотрящая на него таким же взглядом, что и её родная мать. Бархатным голосом она произнесла имя, заглавия социального статуса способного перечеркнуть все струящиеся догадки. Какая разница существовал ли тот Кейдан, если настоящая жизнь протекает здесь и сейчас. Он в кругу любящей семьи, он отец и муж, задачи которого оберегать свою семью, а не размышлять о другой жизни. Зачем ему тот образ, ведь здесь намного лучше, здесь тепло и уютно, здесь он значимый человек, а там брошенная пустышка, пытающаяся создать спасения для человечества. Та модель существования никогда не сравнится с этой жизнью, и именно поэтому он никак не мог оставить вероятность, зародившую идеи о том, что мир вокруг иллюзия. Из-за нежелания отпускать царящую идиллию, Кейдан продолжал думать о нежелательном исходе, словно был опьянен тем недопустимым сюжетом.
Размышления о том, что где–то там, среди оставшихся дверей, возможно находится желанный тайник с информацией, превращали его мир в жалкую пустышку, созданную исключительно из-за того, что образ Кейдана ученного отвергал, но в то же время скрытно желал, обычную жизнь. Его мир мог быть неправильно выбранной дверью, приведшей сюда Кейдана ученного, окрасившего всё вокруг в цвета истинного желания, воплотившегося в реальность, превратив тем самым сюжет мира в семейную идиллию. Тот Кейдан, тайно от самого себя, желал обычную жизнь, желал воспитывать детей, желал любящую жену, поедающею глазами полными всепоглощающего обожания, желал слушать радостные слова, возгласы семьи, повествующие о их безграничной любви. Это желания было им задушено в зародыше, оно исчезло до момента своей реализации, затаилось и вырвалось в окружающий мир, создавая ту желанную модель, являющуюся ориентиром для каждого живого человека. Этот мир вокруг — исполненное желания. Его дети, его жена, все счастливые мысли и моменты, лишь поддельные кусочки полноценной лжи, где не существуют Кейдана, смиренно живущего в мире семейной идиллии. Существует лишь Кейдан ученный, выбравший не ту дверь.
Такие мысли бороздили голову Кейдана, сидевшего уже не на кухне, в окружении семьи, а в кресле гостиной, в полном одиночестве. Он бесконечно размышлял, отвергая и подогревая свои же теории. Его мыслительный процесс тянулся несколько часов, из-за чего день растаял в раздумьях и наступил вечер.
Под конец освобождения от терзающих мыслей, он уже не воспринимал себя как Кейдана живущего в этом мире, он полностью перенял образ Кейдана ученого и стал по-другому смотреть на происходящие вокруг.
Лучшим решением для истинного Кейдана, было оставить этот мир, проснуться, начать всё заново и снова попытаться проникнуть в тот храм, где несколько дверей охраняют истинные желания, открыть там уже другой проем, скрывающий то, зачем он пришел. Это было бы в духе джентльмена науки, но стойкое желания, возникшее при осознании происходящего, настаивало на том, что нужно изучить всё существующие сейчас. Это, по мнению Кейдана, говорил истинный он, ученый, готовый изымать любую информацию из доступных возможностей. На самом же деле в нем говорил обычный человек, обычные эмоции и желания. Увиденная реальность давала уникальный шанс опробовать на себе все прелести обычной жизни, хоть и завернутой в обертку несуществующей реальности.
Кейдан решил, под знаменем ученого, прикрывая себя настоящего с чувствами и эмоциями, окунуться в недоступную ему жизнь, такую притягательную и завораживающую.
Время во сне протекает быстро. Зачастую человек не успевает увидеть всё что ему приготовил выдуманный мир, созданный в голове. Все успевают только шагнуть на порог, как вдруг меняется сюжет и обстановка, ввергая сознания в другое видение. Кейдан забыл о свойстве сна известном как скоротечность. Его два последних сновидения имели намного больше времени в распоряжении чем классические обрывки снов, появляющиеся каждую ночь. Ему выпал особый шанс сполна изведать просторы собственного сновидения, узнать его тайны, найти уникальную информацию, создать базу и заполнить её приобретенным опытом, перенося его на страницы, подробнее повествуя о таком мало изведанном явление как сновидения.
Без сомнения подобным мыслям в голове Кейдана отводилось особое место на пьедестале поставленных задач. Но оказавшись в своем собственном желание, — пусть даже тайно существующим — он позволил окутать себя мыслям терзающим, мыслям, прикрывающимся праведным исследованием, с истинным мотивом, звучащим как: «Взглянуть на обычную жизнь» или «Почувствовать на себе что было упущено и никогда более не воплотится в жизнь».
Он потерял счет времени, забыл о том, что находится во сне, забыл о своих целях и убеждениях. Он окунулся в мир обаятельной семейной жизни. Кейдан провел всё свое время, уделенное на изучения, в пленительной компании обворожительной женщины и двух детей, рассказывающих о своих похождениях в мире созданных приключений. Он слушал детские голоса, ублажая черствый слух, он смотрел на женщину, что была его женой и ублажал пустой взгляд, он видел картину, и его сухая душа расцветала от горечи осознания, что всё вокруг могло быть создано им самим, в далекой реальности, откуда он пришел.