Синдикат

— Хотя это я тоже понимаю, — сообщил Глинский. — Не одобряю, но понимаю. Девчонку жаль, но когда трешься с разными подонками бок о бок, можно огрести просто так. Рядом оказался в плохой момент — и все. Ладно, бывает. Но Евсеев? Старик семьдесят лет прожил, на войне побывал, причем добровольцем, от натовских «тактиков» по штабам не прятался. Хотя мог бы, все-таки категория «В». А ты его как падаль последняя…

Глинский поморщился с не наигранным отвращением.

— Как падаль, — повторил он.

В изолированном помещении царила тишина, лишь едва заметно шуршала система кондиционирования и фильтрации. И еще тихонько гудел шлем архитектора, подключенный к внешнему аккумулятору.

Кадьяк несколько раз стукнул по столу металлическими пальцами, словно щелкал бензиновой зажигалкой. Это был редкий случай, когда наемник не надел перчатки, так что в неярком свете искусственные руки производили впечатление высохших культей мертвеца.

— Как говорил один литературный персонаж, «упаси меня боже осуждать человека за то, как он зарабатывает себе хлеб или тем более мешать ему в этом», — негромко поведал иностранец, глядя куда-то в сторону. Затем перевел немигающий взгляд искусственных глаз на Постникова. — Но я бы сказал, этот вопрос требует прояснения.

— А тебе не все равно? — со злостью бросил директор синдиката. — Наемникам платят. Я заплатил. Откуда деньги — не твоя забота, пока соблюдается договор.

— Видишь ли… — Кадьяк ненадолго задумался. — Ты прав, за кровь положено платить. С одной стороны. С другой, я всегда считал, что есть разница между mercenaire и терроризмом. Я не работаю с террористами.

— Да ты человек высокой морали! — деланно восхитился Бес.

— Нет. Просто у меня есть принципы.

— Надо полагать, если бы я порешил девчонку и рисовальщика за деньги, что-то изменилось бы.

— Я не знаю, что такое «порешил»… или «порешал», но смысл понятен. И ответ «да», — серьезно вымолвил Кадьяк. — Это была бы работа. Ее… как это сказать… aspects moraux… моральные аспекты, вот. Да, их можно было бы обсуждать. Но здесь нечего обсуждать. Ты не наемник. Ты обычный грабитель и убийца.

— Да, — согласие Постникова прозвучало на удивление тихо, без прежних эмоций.

Кибернетик встал, подошел к окну и сумрачно глянул на полуденный город. Постников смотрел, однако не видел, поневоле возвратившись в те уголки памяти, которые считал надежно запертыми. Он вспоминал, не желая того, как наркоман, презирающий себя за уродливую потребность, однако неспособный порвать с ней.

— Я не хотел, — глухо сказал Бес, прижимаясь лбом к теплому стеклу, которое даже сильный кондиционер не мог охладить.

— Но сделал, — сурово напомнил Глинский.

— Да, — согласился Постников, не оборачиваясь. — Я никого не хотел убивать. Хотел оставить в живых Ки… Кристину. Хотел отдать ей деньги… потом. И вообще не думал про учителя. Но… когда все вдруг оказалось так близко, так решаемо…

Бесу неожиданно вспомнилось, как он уже стоял так, прижавшись лбом к стеклу, ожидая пулю в затылок от арбитров. Кибернетик отшатнулся, как ужаленный, сделал пару шагов обратно к столу, подальше от окна.

— Когда все завертелось, я понял, как легко может упасть разогнанное колесо.

Бес пытался найти слова, которые объяснят все, позволят собеседникам осознать подлинные мотивы его действий. Кибернетик не искал оправданий, он лишь хотел, чтобы его поняли верно. И с каждым словом все отчетливее понимал, как жалко звучат со стороны его потуги объяснить.

— Я не мог рисковать. Я колебался до последней минуты, секунды. Я почти ушел от Кристины… но…

Это «но» повисло в воздухе, звуча и после того, как затихло последнее колебание воздуха. Как трупный запах, что нельзя смыть и вывести долгие дни, а то и месяцы.

— Ты сделал выбор, — печально высказался Глинский. Теперь стрелок больше не походил на обвинителя, и в словах ветерана звучала неприкрытая скорбь.

— Как обычно. Знаешь, Алекс…

Стрелок выбрался из-за стола с непривычной грузностью, и Бес подумал, что Глинский стареет. А может просто утомился, очень, очень устал.

— Ты всегда выбирал самый простой путь. И он всегда пролегал по трупам. Я думал, что тебе просто не везет, судьба такие карты швыряет. Потом засомневался. А сейчас вижу — нет, это не вопрос везения. Ты сам своя судьба.

Почему ты не сбежал от такого удела, Алекс? Потому что не захотел. Ты вел жизнь, полную удивительных приключений, а потом и денег, при умеренном риске. Ты, наконец, стал значимым человеком, и тебе это очень нравилось.

Постников сжал зубы, слова Глинского отдавались в голове набатом, вызывая из памяти то, что говорил Фирсов, совсем недавно и будто столетия назад.

— Я добыл деньги, — прорычал Бес, похожий на ощетинившегося вервольфа. — И я создал синдикат!

— Это факт, — не стал оспаривать Глинский. — Добыл. И создал.

— Что теперь? — спросил Бес, опустошенно, побледнев, как мертвец. — Устроим дуэль? Решим, кто из нас негодяй при двух секундантах?

— Пожалуйста, без этих эксцессов, — попросил Кадьяк. — Или за дополнительное вознаграждение. Суды чести мне никогда не нравились, в них есть что-то казенное, армейское, а я космополит и презираю военную службу.

— Презираешь? Ты же сам служил, — полюбопытствовал Мохито.

— Именно поэтому, — объяснил Кадьяк.

Собравшиеся вокруг стола мерили друг друга внимательными взглядами, словно прощупывали артиллерийскими радарами. Бес и Глинский стояли строго напротив друг друга, прочие сидели, однако в напряженных позах.

— Что теперь… — процедил Глинский. — А ничего, пожалуй. Сейчас во всяком случае. Ты тоже спасал Матвея, так что просто разойдемся.

— Сейчас, — Постников сразу отметил главное. — А после?

— Знаешь… — Глинский вздохнул и поджал губу так, словно разгрыз горошину острейшего перца. — В какой-то мере я тебя привел в этот мир. Я тебя выучил. Кровь тех, кого ты убил… она и на моих руках тоже.

— Вендетта? — спросил Бес.

— Называй, как хочешь. Но я тебя остановлю, — закончил инструктор с непреклонной решимостью. — Не будет ни тебя, ни твоего синдиката.

— Смело… — Бес машинально положил руку на пистолет за поясом. По комнате будто пронеслось эхо — Кадьяк и Глинский почти без задержки взялись за оружие.

— А можно без этого? — попросил через голосовой синтезатор Мохито. — По крайней мере, сейчас. Я тут, чтобы за деньги поговорить, а не пулю схватить.

— С ним понятно, а ты? — уточнил Бес, наклонив голову так, чтобы видеть Кадьяка, не выпуская из поля зрения Глинского.