Страница 3 из 119
- Да-да, Петр Григорьевич, слушаю внимательно.
- Ножевое ранение в грудь. Сердце почти пополам разрезано. Пациент без сознания подключен к аппарату искусственного поддержания жизнедеятельности, проводится комплекс поддерживающей терапии. Ранение получено пострадавшим почти рядом с клиникой и его чудом, еле живым, оперативно доставили к нам.
- Прогноз?
- Если своевременно проведем операцию по разработанной вами методике - есть вероятность сохранения жизни пациента.
- Приступайте немедленно к операции, скоро буду.
- Вас понял, уже работаем, готовимся к операции, все в сборе, приезжайте.
Пусть мои дорогие петуньи меня простят, но мне нужно в клинику, посмотреть, как мои врачи будут бороться за жизнь человека.
Быстро, но, тем не менее, тщательно вымыл руки, переоделся, и запрыгнул в BMWX 5. Да, я еще езжу сам за рулем, да еще на таком огромном автомобиле. Выбрал его себе не от желания покрасоваться перед окружающими, просто уровень безопасности, заложенный в этом транспортном средстве, меня удовлетворил. Как говорил мой старинный друг, если у тебя перед животом есть пару метров автомобиля, то вероятность выжить, в случае аварии повышается. Поэтому продукция немецкого автопрома заняла место в моем гараже. Гонки я никогда не устраивал, мне сто километров в час вполне достаточно. Но сегодня особый случай, поэтому слегка «притопил», вот и удалось доехать до клиники, расположенной в лесном массиве в пяти километрах от города Железнодорожного, за пять минут.
В операционную вошел к началу операции, слегка «запыхавшись» - что делать, ребята, что делать…. и, конечно, соответственно экипировавшись. Мой ученик - доцент Федор Трещев готовился извлечь нож из раны и вскрыть грудную клетку. На столе лежал молодой парень, которому от силы двадцать пять-тридцать лет. Отметил для себя, что у парня хорошо развита мускулатура. «Наверное, спортсмен» - подумалось.
- Василий Сергеевич, этот парень - офицер уголовного розыска, - наклонившись к моему уху, прошептала Лидочка, резервная операционная сестра. – Его к нам доставили по скорой, опасались, что в Бурденко не довезут, да и, говорят ребята со скорой, недалеко это произошло…Боже, какой молоденький, как же он не уберегся…
- Хорошо Лидочка, потом, - аккуратно, но решительно отодвинув медсестру в сторону, я направился к операционному столу.
Вера Аркадьевна, старшая операционная сестра молча передала мне снимки. Подойдя к экрану, внимательно их изучил, зрение у меня отличное, еще десять лет назад поправил его в офтальмологическом центре «Микрохирургии глаза» имени Федорова. Что сказать? Шанс выжить у парня есть, но минимален, вся надежда на «золотые руки» Федора. Я не стал мешать, пусть трудится, если будет необходимость, он меня позовет. Лучше я понаблюдаю со стороны, рано или поздно им всем доведется работать без моего присутствия и консультаций, надо проявлять самостоятельность и инициативу, а также брать ответственность за жизнь человека. Да, что это я пустился в досужие рассуждения, все мои сотрудники высококвалифицированные специалисты, имеющие огромный опыт. Это я так, для порядка, мысленно поворчал, а вернее успокаивал себя, очень мне хотелось, чтобы парень выжил.
Все пять часов, пока длилась операция, наблюдал ее ход на мониторе, операционная была оборудована системой видеофиксации. Последний час - уже сидя на стуле - Лидочка предложила присесть, а я и не отказался…да…
Федор провел операцию мастерски, четко, уверенно и тактически грамотно. Могу сказать одно, офицер будет жить, но после такого серьезного ранения вряд ли сможет служить с полной нагрузкой. Реабилитационный период предстоит ему длительный. Все-таки, предполагаю, скорее всего, комиссуют, уволят по инвалидности, жаль.
- Поздравляю, Федор Иванович, - тряс я руку Трещеву, - ты сделал невозможное, вырвал парня из лап тетки с косой. – Это дело надо обязательно отметить.
- Лидочка, - обратился я к медсестре, - где наша традиционная чашка кофе и булочка?
- Все готово, Василий Сергеевич, - ответила с улыбкой медсестра, - столик накрыт.
- Всей бригаде, большущее спасибо, вы лучшие, - произнес я тост, подняв маленькую чашку со слабеньким кофе, который специально для меня стали последние несколько лет готовить заботливые медсестры. – Вами по праву можно гордиться и ставить в пример другим.
Я сделал глоток напитка, и у меня в организме что-то щелкнуло, где именно - я понять не успел.
Странно, очень странно, очень необычное ощущение - но я наблюдаю нашу немаленькую ординаторскую как бы со стороны. Не совсем со стороны, а сверху.
И что я оттуда, сверху вижу? А вижу, что меня укладывают на узкую медицинскую кушетку, которые всегда почему-то ужасно неудобные и холодные. Вижу, но не чувствую, как Федор начинает проводить мне реанимационные мероприятия. Двери ординаторской резко распахнулись - доставили каталку. Мое тело уложили на неё, и я точно знаю, что повезут в палату интенсивной терапии. Интересно, зачем? Мне уже помочь невозможно, каким-то шестым чувством понимаю: я умер, это, наверное, моя душа выпорхнула из сердца, как веселый щегол, и с любопытством увлеченно наблюдает за работой моих сотрудников.
Подобное состояние продлилось недолго, а потом все переменилось. Последние слова, услышанные мною тогда были: «Мы его теряем!...».
Читал я ранее воспоминания пациентов, переживших клиническую смерть и вернувшихся в мир живых. Они все упоминали, белый свет, длинный и светлый туннель, полет.
Об этом же мне рассказывала тетя Юля, сестра отца, побывавшая в состоянии клинической смерти на операционном столе во время удаления большей части одного легкого, пораженного смертельным недугом. Она долго летела в ослепительно белом туннеле, чувствовала необыкновенную легкость, беззаботность и негу. «Приземлившись» на берегу живописной быстрой речушки, увидела подъезжавшего неспеша на красивом вороном коне своего отца. Он сказал: «А тебе еще рано к нам, Юля. Давай-ка ты отправляйся обратно, домой…». После этих слов тетя Юля, уже без ощущения полета, просто очнулась на операционном столе и позже ей рассказали, что она была в состоянии клинической смерти.
Подозреваю, что подобные события происходят исключительно с людьми, которых в жизни сопровождает госпожа Удача. Как это было с той же моей тетей, которая во время Великой отечественной войны, однажды, году в 1943, ходила от села к селу в поисках хлеба. Ходила по наименее длинному пути, через поля, с дочкой, моей двоюродной сестрой Элькой. Уставшая, не обращала внимание на предупредительные крики и людей, размахивавших руками на другом конце широкого поля, впрочем, вскоре затихших и опустивших руки. Когда, перейдя поле, подошла к местным крестьянам, узнала, что перешла с ребенком по минному полю. Услышав это – обомлела…А потом ей повезло в конце ослепительно белого туннеля: прожила еще более сорока лет.
Но ничего такого я не успел в жизни испытать и увидеть. А сейчас только почувствовал, что меня обволакивает какая-то мягкая и теплая субстанция. До слуха долетела соловьиная трель. Бывает же такое. Затем начался полет, скорей не полет, а парение. О подобном мне рассказывала жена после одной из тяжелых операций.
Сначала у нее было парение, как в невесомости, в огромном бесконечном пространстве ослепительно белого цвета. Источник света был непонятен, никаких фонарей-ламп-прожекторов, просто ослепительная белизна. Ну, точно определил это Джек Лондон в названии одного из рассказов - «Белое безмолвие», правда, там речь шла о зимнем заполярье. После этого жена, уже глядя на все как бы со стороны, стала понимать, что она – это маленький шарик ядовито зеленого цвета, ослепляющий, словно дуга электросварки. Она, то есть шарик, с настойчивостью сперматозоида из научно-популярного фильма (было очень похоже) пробивался в какой-то лабиринт, будто вымощенный из многочисленных разноцветных бисеринок. Жена помнила свое ощущение и мысли: я сделала все, что смогла, останусь здесь – тут так безмятежно, спокойно и невероятно приятно. И вот в это мгновение шарик пробился внутрь лабиринта, а жена очнулась и взяла меня за руку – я был рядом, когда ее вывозили на каталке из операционной в реанимацию.