Страница 108 из 119
Тут же подумал, что хоть бы опасным в первую очередь это было для «Ивана Панкратовича», мать его так, зараза, как же он мне осложняет жизнь. Ничего, прогуливайся, дорогой «чайка», прогуливайся, набирайся здоровья – ну а что еще я мог ему сделать, чай не Джеймс я, не Джеймс Бонд!!!
Долго колебался, но неделю назад стал добавлять в примочки на ногу Его Святейшества мизерное количество рицины, надеюсь к моему отъезду, нужная концентрация наберется, а потом, потом видно будет.
Однажды монах поднял меня среди ночи. Я, грешным делом, подумал, что у Папы приступ случился. Все оказалось проще, меня хотел видеть кардинал Мальдини.
- Сын мой, ты можешь заставить человека говорить, если он этого не желает? – спросил Мальдини, после традиционных преклонений коленей и поцелуев кольца.
- Искусством проникновения в мысли человека я не владею, Ваше Высокопреосвященство, - с почтением ответил, чувствовал, что вопрос задан неспроста.
- К нам проник один ушлый разбойник, наверное, хотел похитить наши святыни, и как бы мы его не спрашивали, молчит. В смысле он кричит, но ничего не говорит по делу. Тебя проводят, посмотри на него, может, найдешь способ побудить его к разговору какими-то микстурами.
Да, интересный способ отдачи приказа, вроде бы попросил, но альтернативного варианта не предложил.
Захватив свою лекарскую сумку, отправился за монахом. Идти было недалеко, дольше блуждали в катакомбах, освещенных факелами. Здесь я не был, и мне стало немножко жутковато, а вдруг я здесь останусь навсегда, чтобы скрыть правду о болезни Папы. Всякий путь имеет конец, мы пришли. Монах открыл дверь в большую, просто огромную комнату, назначение которой я не сразу определил. А когда увидел висящее на растяжках голое тело молодого парня, понял, попал в пыточную. Ничего себе угодил!
Под плавающим, изменчивым освещением негостеприимного подземелья, среди бликов пламени нескольких факелов, размещенных в специальных подставках на мрачного вида сырых стенах, я заметил троих людей. Один был подвешен за скованные руки на толстом канате, переброшенном через блок и закрепленном на стене. Несчастный, измученный парень висел абсолютно безжизненно, обреченно опустив голову. Второй, в монашеском одеянии, меняющиеся от световых бликов крупные черты лица которого не выражали никаких эмоций, бесшумной походкой быстро шел прямо ко мне. Третий сидел в темном углу за массивным столом, и что-то писал, не глядя в нашу сторону.
Но его лицо даже в столь скудном освещении мне было хорошо знакомо. Я вздрогнул, как от удара. Господи, за что мне такие испытания? Хорошо, что я заметил его в парке во время прогулки с Ульрихом и первый шок, страх, паника были уже пережиты. Хотя после того случая я ожидал встречи с казацким гостем ежесекундно, все равно она произошла неожиданно. Что дальше? Меня «раскусили» и специально заманили в пыточную чтобы оказать наиболее сильное психологическое воздействие такой внезапной встречей старых однополчан? Сейчас все прояснится, подожди, Василий. Хотя, не паникуй преждевременно. Я, может, благополучно покину темное и сырое подземелье. Но, возможно, находясь уже в дверях я услышу ласково произнесенное, помните, по аналогии с мюллеровским – Штирлицу: «А вас, уважаемый казацкий лекарь Вася, я попрошу остаться. Хочу от всего сердца поблагодарить вас за лечение – спасение. Будьте так любезны, присаживайтесь голым задом на кол, впрочем штаны можете не снимать, и так войдет, или вы предпочитаете дыбу? Исполню с удовольствием любой ваш каприз…»
Я взял себя в руки и, с замиранием сердца опустив голову, ждал приближающегося палача. Пусть он подумает, что я опустил голову из страха или почтения – мне все равно. Главное, мое лицо теперь практически неразличимо для сидевшего в углу «чайки». Задание палача я выслушал, не глядя ему в глаза, с опущенной головой. Отвечая, голос на всякий случай слегка изменил с по-юношески звонкого на немного хрипловатый. Надеюсь, и на этот раз мне повезет. Молю об этом Бога!
- Слуш, лееекарь, этот нечестиииивц не хооочт ничего нам гавариииить, скотииина - по-французски и косноязычно, очень протяжно, сказал мне хмурый мужчина в черной рясе. – Но я допооодлинно знаю, что этот подлый челвееек замышлял что-то против нашей святооой мааатери-церкви. Ты влей в него какое-нибудь снадобье, чтобы он заговорииил, и сказал, кто его послал и с какой цееелью.
- Нет у меня таких снадобий, у меня настои и отвары только для лечения больных, - ответил я. – Если у парня сломана рука или нога, то я могу их сложить, в ином я вам не помощник.
- Тогда посмтриии на него, приведи в чууувство эту гааадину, мы еще не закончили с ним. Он от боли впал в беспааамятство, слабак.
- Так, может, он уже умер?
- Не дооолжен, я еще раскаленный пруток ему в зааад не вставлял.
Я, не поднимая головы, глядя исподлобья, осторожно ступая по каменному полу, подошел к подвешенному парню. Досталось ему, бедняге: бока в ожогах, пятки и ладони кровоточат, поскольку превращены в куски бесформенного мяса, лицо разбито. Легонько приподнял голову парня за подбородок, и похолодел, я с трудом опознал несчастного. Это же мой соученик и сокелейник Игнат! Очень похож на него, очень. Но почему он здесь, что делает. Он просто не может здесь находиться. Не может быть, чтобы…
Неожиданно Игнат открыл глаза, и внимательно посмотрел на меня. В этот момент я убедился, что это действительно он – эти глаза я знал лучше любых других на этом свете – минутами, а иногда и часами мы играли в «гляделки», пытались «пересмотреть» друг друга. Мой друг вдруг улыбнулся, и одними разбитыми губами беззвучно произнес: - «Убей меня, сил нет терпеть». Нас учили читать по губам, я эту науку хорошо усвоил. Я подошел ближе к телу, и, так же беззвучно ответив: «Прости, друг», якобы осматривая его, пережал сонную артерию в нужном месте. Игнат закрыл глаза, пару раз дернулся, и вновь безвольно обвис на веревках, теперь уже навсегда ушел в беспамятство, в безболье, в геройское бессмертие.
- Моя помощь вам не нужна, - хрипло обратился я к хмурому мужчине, зажав волю в кулак, потому что мне хотелось всех здесь порезать на тонкие лоскуты, - я не знаю как, и не умею воскрешать мертвецов.
- Тааак этт еретииик сдооох?
- Я не обнаружил у него признаков жизни.
- Иди, я тебяяя не задееерживаю, лекарь.
Таких испытаний я еще не испытывал в своих обеих жизнях. Я даже забыл о представляемом моим обостренным воображением выходом через дверь, с несущейся мне вслед фразой: «А вас…». Не замечая ничего вокруг, я тупо переступал ногами, следуя за сопровождавшим меня монахом. Меня даже не радовало то обстоятельство, что не опознан засланным в казачий стан «казачком». Во мне все умерло, оборвалось, упало куда-то глубоко-глубоко – не достать. Эти яркие, даже после перенесенных истязаний, глаза Игната будут сопровождать меня до конца моей жизни.
В сопровождении монаха вернулся в комнату, как в тумане, у меня перед глазами стояла последняя улыбка Игната. Сел на стул, и почувствовал, как у меня дрожат руки, да, изрядно я потратил сил, чтобы сдержать себя. Игнат-Игнат, мне так тебя жаль! Где-то ты все же оступился или кто-то предал тебя, раз оказался в пыточной. Видно, сведения о моей гибели достигли ушей отца Ионы, и он решил отправить нового ликвидатора в лице Игната. А, что, вполне логично. Я пропал неизвестно куда, а дело не ждет. Парень, конечно, с неба звезд не хватал, и с языками у него проблемы были, но зато смекалка у Игната была отменная. В этот раз и она не спасла от гибели, и помог ему в этом я, проявил, так сказать «милосердие». Надеюсь, Бог меня простит – я действовал во благо моему другу и по его просьбе. Если бы я не прекратил его мучения, страшно представить, сколько издевательств ему пришлось бы испытать… Царствие ему небесное, вряд ли мучители похоронят его по-человечески…