Страница 35 из 50
— Надеюсь, он красив, — мечтательным тоном произнесла Имида. — И добр.
— Мне тоже остаётся на это надеяться, — махнула рукой Джамина. Взгляд Имиды прикипел к пергаменту.
— Отец хоть как-то его описывает, этого Кайла?
— Как воплощение всех достоинств, — скривилась Джамина. — Хочешь — почитай сама.
Имида схватила пергамент и вгляделась в ровные строки. Почерк отца она, разумеется, узнала сразу. Не зря Джамина корпела над письмом весь остаток ночи, переписав его чуть ли не с десяток раз, а затем уничтожив ненужные копии!
«Дорогая Джамина, дитя моё!
Ты и представить себе не можешь, сколь велика моя печаль от того, что я нахожусь нынче в разлуке с тобой и крошкой Имидой. Передай ей моё родительское благословение, нашей нежной бабочке. Как же она напоминает мне вашу мать, да будет Умбарт вечно добр к моей ласточке! Любовь моя пребудет с вашей матушкой до конца моей жизни, пока я не встречусь с нею в Серых Пустошах, а любовь к вам с Имидой, пожалуй, переживёт и мою смерть.
Ты же, сердце моё, внимательно прочти и исполни начертанное мной, как подобает послушной дочери, гордости отца и надежде нашего рода.
Да будет тебе известно, что в горькие времена, когда мы скитались без пищи и крова, благороднорожденный Сагеил, сын Увлара, родом из зеленеющего полями Фаралуна, оказал мне и всей нашей семье неоценимую услугу. Возможно, ты даже сумеешь вспомнить этого благородного человека, в небольшом поместье которого мы нашли временное пристанище. Сколько знатных и богатых семейств отказало нам в крове над головой, в куске хлеба, опасаясь козней того, чьё имя не стоит упоминать, дабы не замарать пергамент. Сагеил же никого и ничего не убоялся. Более того: сей достойный муж по доброте своей отдал в мои руки некие письма и расписки, благодаря коим я посрамил множество врагов и сумел заполучить столь нужные нам денежные средства. Воистину, этот благороднорожденный стал мне милее брата! Потому я не мог не увидеть, как его временами снедает тоска. Множество раз умолял я его поведать о своих горестях, и однажды друг мой всё же открыл душу.
Оказывается, в юности он был горячо влюблён. Предметом его страсти стала женщина низкорожденная, однако вместо знатности Боги даровали ей добрую и нежную душу. Друг мой Сагеил питал к ней самые возвышенные чувства, и она отвечала взаимностью. Но жениться на ней он, по вполне понятным причинам, не мог, и им пришлось расстаться. Со временем каждый сумел притерпеться к обстоятельствам, понял и принял своё положение и даже раскрыл сердце другому человеку. В частности, сам Сагеил забылся в объятьях достойной супруги, которая, однако, не сумела выносить ребёнка и умерла родами, а несколькими часами позже умерло и дитя. Подобная трагедия повергла моего впечатлительного друга в ужас, и он поклялся более никогда не связывать себя узами брака, оставив поместье младшему брату и его детям».
Джамина поняла, что сестра дочитала до этого момента, поскольку она прервала чтение и прерывисто вздохнула, а из глаз её покатились чистые, трогательные слёзы. Говоря по правде, старшая дочь Амбиогла несколько стыдилась этого розыгрыша. Имида слишком многое принимала за чистую монету, и обожала истории о любви — вполне естественно для девушки её возраста. Сама же Джамина немало развлеклась, сочиняя эту историю и особенно — воображая, как будет рассказывать Кайлу Скорпиону о чистой и доброй душе его матушки. Насколько удалось понять, та ещё была стерва. И ведь Кайлу придётся поддерживать эту легенду!
Ничего, справится. Богатство всегда требует жертв.
Но вот перед Имидой и впрямь было неловко.
— Бедный, бедный Сагеил! — воскликнула тем временем младшая из сестёр. — Сколь жестока была к нему судьба! Джана, дорогая, отец абсолютно прав. Мы обязаны вознаградить подобные страдания!
«Если вознаграждать каждого, кто страдал, то богам не хватит наград», — немного цинично подумала Джамина, однако вслух ничего не сказала. Вместо этого она лишь трагически вздохнула, надеясь, что сестра уж как-нибудь расшифрует этот вздох должным образом.
Имида, разумеется, так и поступила.
— Видишь? Видишь, Джана? Ты тоже ему сочувствуешь! Погоди, я не поняла толком: если ребёнок умер, то откуда тогда у Сагеила сын?
Милая, милая Имида, не ведающая, что в мире бывают… хм… излишне близкие отношения вне брака!
— Читай дальше, дорогая. Там всё написано.
Сестра послушно вернулась к пергаменту и отыскала место, на котором прервалась.
«Оставшись без супруги, не сдерживаемый более обязательствами долга, Сагеил вспомнил о первой любви. Точней сказать, он и не забывал о ней никогда, хоть всеми силами старался не воскрешать в памяти сладостных воспоминаний. Отныне все силы и влияние он употребил на поиски возлюбленной. Увы — она исчезла, казалось, бесследно. Мы познакомились именно тогда — Сагеил обращался за помощью ко всем, кто жил тогда в Падашере, и мне его мотивы показались понятными и достойными. Я помогал ему, чем мог, но тогда Удача — дитя переменчивой Эсамель — оказалась не на нашей стороне. Сагеил пал духом и оставил поиски.
Годы шли. Верный своей любви и обещанию, данному младшему брату, друг мой так и не женился второй раз. И вот, незадолго до нашего с ним разговора соседка его возлюбленной навестила его в поместье. Эта женщина вторично вышла замуж в те края, а потому решилась поведать Сагеилу правду, поскольку узнала его обстоятельства и сочла, что слово, данное много лет назад, отныне недействительно.
Оказалось, что возлюбленная Сагеила понесла в себе плод их страсти. Ведомая своим чистым сердцем, она решила не мешать любимому человеку строить жизнь сообразно его положению в обществе. Она сочла (и не без оснований), что появление у Сагеила внебрачного сына, тем более — старшего, способно вызвать в свете кривотолки и тем самым безвозвратно погубить репутацию её возлюбленного. Разумеется, врождённое благородство души, не зависящее от сословных ограничений, не позволило ей избавиться от плода либо же оставить младенца в чужих руках. Она вышла замуж за человека столь же достойного, сколь и она сама, который сумел её понять и стать ребёнку хорошим отцом».
Тут в письме, конечно, имелся скользкий момент, и Джамина прекрасно это осознавала. Всячески восхвалять женщину, вступившую в любовную связь до брака, оказалось… затруднительно, хоть и забавно. Джамина уповала лишь на то, что её отец известен своими крайне свободными взглядами, и большинство людей, знакомых с Амбиоглом, может предположить наличие у него подобной точки зрения. Однако Имида, похоже, вовсе не заметила противоречия и с упоением читала дальше. На лице её был написан чистейший восторг. Ох, надо будет проверить, что там за романчики почитывает младшая сестрёнка, раз настолько спокойно воспринимает вопиющее нарушение приличий!
«Впоследствии эта женщина умерла, поведав сыну правду лишь на смертном одре. Юноша, унаследовавший благородство её натуры и получивший надлежащее воспитание, хоть и не обладал возвышенными манерами (чего трудно ожидать от человека, выросшего среди простонародья), однако возвышенность души вполне перенял. Он тоже не захотел портить судьбу человеку, которого никогда не видел. Поскольку тот, кого он всю жизнь называл отцом, скончался несколькими годами ранее, он оставил дом младшим братьям (настоящим сыновьям этого человека), а сам вернулся в Падашер и стал рыбаком, зарабатывая деньги честным и тяжким трудом. Дабы иметь крышу над головой, он снял угол у бывшей соседки матери — той самой, которая впоследствии переселилась к новому мужу в Фаралун и после долгих раздумий пошла к Сагеилу, чтобы рассказать эту поистине удивительную историю.
Друг мой просил у меня совета. «И не раздумывай, — сказал я ему. — Сын твой вполне достоин называться благороднорожденным. Отдай ему не деньги, раз уж он не желает их, и не землю, но любовь своего сердца. Я же, чтобы все признали его достоинства, выдам за него одну из своих дочерей, когда те подрастут».
Таковы были мои слова, и это исполнится. Ты знаешь, Джамина, как долго я терпел твоё пренебрежение женским естеством, желание сделаться подобной мужчине и небрежность в отношении выбора достойного мужа. Ныне же Сагеил скончался — да будет Умбарт добр к нему! — а слово моё ещё не сбылось, и не передать, как это меня тяготит.