Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 30

В этой беспросветной мгле, нарушаемой лишь краткими вспышками убийственно острой головной боли, меня то и дело посещали преисполненные раскаяния сожаления о своей недавней откровенности, вылившейся в итоге к какую-то странную игру по неведомым мне правилам. Непонятно зачем я привела в номер постороннего человека, несколько часов подряд распивала с ним ром, а потом вдруг решила, что он идеально подходит на роль личного исповедника. Я рассказала Родрику всё то, о чем никогда не узнают ни мои родители, ни Ален, ни кто-нибудь еще, я начистоту выложила ему свои тайные мотивы и впустила в сокровенные уголки души, где не бывали даже самые близкие мои люди, я полностью раскрылась, и теперь ощущала себя так, будто всё это время расхаживала перед британцем голышом, толком не придавая внимания своей постыдной наготе. Сейчас он знал обо мне стократно больше, чем кто-либо, он видел меня настоящую, рядом с ним я сбросила покровы напускных приличий и выплеснула наружу все скопившиеся внутри эмоции, но по идее это не должно было меня волновать. Да, я никогда в жизни не напивалась до невменяемости, и никому еще не доводилось видеть меня валяющейся на полу возле заблеванного унитаза, но здесь было нечто иное. Я готова была отбросить прочь неэстетичную физиологию без малого недельного запоя и даже принципиально не обращать внимания на то, как неутешительно тесная дружба с алкоголем отразилась на моей внешности, но я беспрестанно испытывала невыразимый стыд за каждое сказанное Родрику слово. И дело обстояло вовсе не в глупом и безосновательном страхе, что о моих незавидных перипетиях скоро будут знать все многочисленные собутыльники британца – я в равной мере верила и его обещанию бережно хранить мои секреты, и голосу здравого смысла, убеждавшего меня в абсурдности самой вероятности публичного разглашения пьяных бредней никому не интересной туристки. Просто я внезапно поняла для себя, что совсем не против и дальше продолжать наше общение, именно общение, а не совместные попойки, превращающиеся нас обоих в агрегаты по переработке спирта, но у меня элементарно не хватит смелости снова посмотреть ему в глаза. Я удивлялась самой себе, но проводить время с человеком, ставшим непосредственным свидетелем безобразного эпизода неуправляемого пьянства, я считала вполне нормальным, а вот поддерживать отношения с тем, кому я неосторожно позволила переступить тонкую грань между элементарной искренностью, изрядно подогретой обильными возлияниями, и абсолютным отсутствием белых пятен, начисто стертых с карты моей надломленной психики, неожиданно оказалось практически невыполнимой задачей.

Я уже и не знала, зачем согласилась на эту прогулку по старому городу – не иначе, как в тот злосчастный миг я еще до конца не оправилась после обморока и была не в состоянии анализировать свои поступки. Даже если абстрагироваться от вышеперечисленных причин и забыть о двух бутылках «Бакарди», то ли скрасивших, то или испортивших наше «первое свидание» с Родриком, то в сухом остатке так или иначе выходила неприглядная и во многом обидная правда: ему был досконально известно обо мне всё, а я знала лишь его имя и национальность. Еще он свободно владеет испанским и что-то говорил про детей и бывшую жену, но дополнительных сведений у меня в голове больше не всплыло. А теперь, когда ром под запретом, и мы оба будем трезвы, как стеклышко, разве у меня повернется язык сходу засыпать британца вопросами, если только он сам не проявит инициативу, хотя зачем человеку, который старше меня лет на тридцать, размениваться на подобную ерунду? Впечатлившись моей любовной драмой, он по-отечески решил привнести луч света в окутавшую меня тьму, кардинально пересмотрел прежнее мнение по поводу бесконтрольного распития «Бакарди» и активно приступил к моему спасению от угрожающе надвигающегося алкоголизма. Наверное, я должна была это высоко ценить, чувствовать благодарность и уважение, но я всерьез опасалась, что назавтра мы утратим возникшее между нами взаимопонимание и либо снова раскупорим бутылку, либо поставим крест на последующих встречах.

Похоже, большую половину дня я все-таки проспала, будучи свято уверена при этом, что всего лишь лежу с закрытыми глазами. Деликатный стук в дверь не просто вывел меня из вялой дрёмы, а натуральным образом разбудил. С изумлением осознав, что размышлениям о роли Родрика в моей судьбе я непостижимым образом умудрилась предаваться во сне, я резко села на кровати, дождалась, пока исчезнет желто-красное марево, и неохотно подала голос.

–Обслуживание в номер. Я принесла вам ужин, – с явным испанским акцентом сообщила из-за двери официантка. Персонал в отеле прекрасно говорил по-английски, но мое натренированное ухо непроизвольно отмечало для себя присущие местным жителям особенности произношения. Английские фразы в исполнении даже ощутимо захмелевшего Родрика не составляли для меня трудностей в восприятии на слух, а вот пуэрториканские горничные хотя и тараторили на языке Шекспира исключительно бегло, но порой так причудливо расставляли интонации, что я терялась в догадках.

–Одну минуту, пожалуйста, – я наспех пригладила волосы, свесила ноги с кровати и только потом разрешила, – входите.

Молоденькая пуэрториканка в накрахмаленном переднике закатила внутрь тележку, и, ни на мгновение не переставая белозубо улыбаться, поставила разнос на столик.

–Желаете что-то еще? – спросила официантка, и я едва не попросила принести мне выпить, но вовремя вспомнила данное Роду обещание, и мужественно переборола охвативший меня порыв.

–Нет, спасибо, ничего не нужно! – отказалась я, недвусмысленно намекая, что официантке пора откланяться, но та почему-то застыла в дверях.

–Хотите мне что-то сказать? – насторожилась я.

–Если вы не возражаете, я бы посоветовала вам открыть окна и дать помещению хорошо проветриться, – смущенно потупилась девушка – знойная смуглая красотка с густыми бровями вразлет и иссиня-черными волосами, скромно забранными в низкий хвост, – с океана сегодня хорошо дует, воздух станет свежим буквально за полчаса. А вы пока можете поужинать на террасе. Хотите я всё туда отнесу?

–Пожалуй, вы правы, я так и сделаю, – со значительно уступающей по уровню ослепительности улыбкой кивнула я, мечтая провалиться сквозь землю от жуткого стыда за стоящий в номере запах. Скорее всего, трезвого человека встречающий его с порога букет моментально разил наповал, тогда как я свыклась с тем, что каждый мой день начинается и заканчивается с бокала рома, и перестала обращать внимания на неуклонное превращение номера для новобрачных в форменный хлев, – спасибо, вы можете идти.

После того, как мне удалось выпроводить чрезмерно услужливую официантку, я еле-еле доковыляла до террасы и камнем рухнула на плетеный шезлонг, рядом с которым мне уже был предусмотрительно сервирован ужин. Наваристый суп, тушеные овощи, апельсиновый сок – на этот раз, к счастью, обошлось без экзотики, и я была от души признательна Родрику за составление относительно бесхитростного меню. Есть мне особо не хотелось, но крепкий бульон мелкими глотками я всё-таки осилила. Вопреки мои подозрениям, рвотных позывов не вызвали и провалившиеся в желудок овощи, а сок и вовсе зашел, что называется, на ура. Я поела без аппетита, но и без утреннего отвращения – видимо, детокс не прошел для меня даром, и замученный алкоголем организм был благодарен мне за передышку. Я позвонила на ресепшн с просьбой забрать посуду, вернулась на террасу, с нескрываемым удовольствием подставила лицо ветру и еще долго сидела в одной позе, наблюдая как с далекого горизонта к Сан-Хуану приближается дождь.

Ливануло минут примерно через сорок. Сначала над Кондадо-Бич сомкнулись темные, набухшие тучи, затем потянуло влагой, а вскоре небесные хляби развезлись, и на террасу сплошным потоком обрушился дождь. Прежде, чем забежать в номер, оставив тугие струи разочарованно хлестать по стеклу, я вымокла до нитки, и мой единственный комплект одежды стал непригоден для носки. Я отправилась в ванную, разделась догола, облачилась в банный халат и по какому-то необъяснимому наитию заткнула пробкой слив шикарного джакузи и пустила набираться воду, параллельно прикидывая, какое из средств для душа способно заменить собою стиральный порошок. Когда ванна на треть наполнилась, и я успела отшоркать с жидким мылом большую часть пропитавшихся потом и алкогольными испарениями вещей, меня вдруг осенило, что в предоплаченный сервисный пакет для молодоженов наверняка включены и услуги прачечной, и ничто не мешало мне отдать одежду в стирку, а наутро получить ее в чистом и отглаженном виде. Развешивая тщательно выполосканные под проточной водой джинсы на спинке кровати-сердца, я по-дурацки подхихикивала над своим советским менталитетом, а во время поиска очередных поверхностей для сушки уже истерически хохотала. Оставалось надеяться, что мои постирушки не станут достоянием широкой общественности, иначе в отеле еще несколько лет будут ходить легенды о причудах обитательницы номера для новобрачных.