Страница 9 из 11
Как Ольга ни старалась незаметно улизнуть, но Сибарски уже перед самым входом в главный корпус (глазастый чёрт) всё равно её перехватил. С очень наивным выражением лица он попросил журналистку заглянуть к нему, в административную часть здания, чтобы подписать кое-какие документики. Так ничего особенного, обычные в таких случаях бумажки, неискоренимая бюрократическая волокита, как всегда.
- Ведь завтра, я так понимаю, вы прямо с утра собираетесь улетать - сказал он и бесхитростно посмотрел Ольге в глаза. У женщины буквально отлегло от сердца. Неужели она сгущала краски, а всё окажется до смешного просто, даже элементарно: хочешь лететь - скатертью дорога, никаких проблем. Журналистке даже стало стыдно из-за своего глазастого страха.
Когда Ольга зашла в комнату администрации, собираясь как можно быстрее покончить с бюрократическими формальностями, там ещё никого не было. Помещение напоминало кабинет большого начальника. Из окна разворачивался масштабный вид на планету. Снежное пространство, широко раззявив рот, втягивало в свою перспективу постороннего наблюдателя. Оно как будто зевало и всякий смотрящий мог быть с лёгкостью проглочен этой бесконечной гипнотической воронкой. С высоты третьего этажа всё выглядело таинственно и помпезно. Постепенно начинало темнеть, небо всё больше наливалось фиолетовым, на снега пал слабый индиговый отблеск. Космос прорезался первыми зимними звёздами, контрастными до рези в глазах. В комнате автоматически включились уцелевшие люминесцентные лампы, электричество бесцеремонно вклинилось в окружающую действительность. Журналистка огляделась.
В электрическом свете кабинет производил впечатление провинциального музея антропологии. По периметру помещения располагались низкие столики с экспонатами. Ольга подходила к каждому из них и, от нечего делать, рассматривала.
__ Вот странно деформированный, коричневатый череп, явно нечеловеческий, вернее сказать, не совсем человеческий, с выступающими вперёд рабочими скулами, которые больше напоминали тяжёлые желваки насекомых. Череп был ассиметричным и имел несколько нехарактерных для человека костяных наростов в височной части, которые в будущем обещали развиться в полновесную архитектуру рогов.
__ Вот ещё какая-то кость, кажется тазобедренная, массивная и неправильная, похожая на абстрактное произведение искусства в духе современного пост-арта. И этот, довольно-таки небрежно исполненный, схематичный арт-объект когда-то размещался внутри живого организма, в трепещущем футляре из кровеносной системы и сухожилий.
__ А вот ещё экспонат. Ольга с замиранием подошла к длинной, наверное, более метра, немного изогнутой, боевой кости. Такой внушительных размеров экземпляр, должно быть, стоил немалых денег. Кость хорошо сохранилась и в теперешнем своём состоянии напоминала старинный восточный клинок. Таким простеньким оружием, ничего лишнего и ничего личного, некроморфы с лёгкостью пронзали толщу человеческой плоти, единым махом отсекая целые части тела.
__ Дальше в качестве экспоната стояла какая-то вместительная, непритязательная на вид шкатулка или даже ящичек из плохо обструганного, почерневшего от времени штакетника. Заинтригованная Ольга подошла и отвернула, с трудом поддавшуюся, шершавую крышку. Внутри, деревянная полость оказалась до половины заполненной чем-то, что сначала напомнило Ольге, потерявшую свою форму, прошлогоднюю морковь. Это были продолговатые, сильно сморщенные предметы, тёмно-коричневого и бурого цветов, от которых исходил тошнотворный запах, как от чего-то что начало разлагаться.
Только в следующую секунду Ольга всё поняла, и с ужасом, и отвращением отшатнулась от содержимого. Вне всяких сомнений, это было оно, то самое о чём подумала журналистка. Её внутренности отчётливо содрогнулись от еле сдерживаемого рвотного спазма.
- А ты ещё и любопытная - услышала она за своей спиной хорошо знакомый голос. Берт Сибарски стоял в трёх шагах от женщины и алчно потирал свои влаголюбивые ручки.
На лице настоятеля ухмылка медленно растягивалась до ушей. Она бы могла растянуться и дальше, да только вот беда, лицо подкачало, неожиданно заканчиваясь за ушными ракушками - на самом интересном месте. Ухмылка комика и ухмылка садиста. Только теперь Ольга сообразила, кого ей напоминал Сибарски. Все эти ухмылочки, ужимки, глупые резиновые повадки, сальная безвкусица, всё это не что иное как атрибуты клоуна. Сибарски - самый настоящий шут гороховый, вынужденный годами вариться в собственном соку. Вот уже шесть лет он валял дурака перед самим собой, ломал комедию без зрителей, нуждаясь в публике как в насущном глотке кислорода. И как каждый настоящий клоун, он производил впечатление слегка умалишённого, самую малость свихнувшегося, безумного, но не вполне. Он вроде бы говорил связно, но иные его действия совершенно выпадали за рамки обычной логики. Этот всегда улыбчивый и на вид радушный субъект того и гляди мог кинуться тебе на горло. От него можно было ожидать всего абсолютно, и потёкшая ухмылкой мордочка только подчёркивала принципиальную возможность этого "всего абсолютно"; этого всего абсолютно она была неизменной порукой. Нет, это не улыбочка была эластичной, это эластичной была сама личность - растягиваемая во все стороны, каучуковая личность клоуна.
Вот и сейчас, Сибарски стоял и плавился своей резиновой физиономией, заставляя ожидать от себя всего что угодно, и самого гнусного и самого жуткого, нечеловеческого. Может он и не человек вовсе, а кто-то коренным образом чужой в человеческой шкуре, какой-нибудь некроморф новейшей породы, ранее невиданный экземпляр.
- Разве тебя не учили, что рыться в чужих вещах нехорошо. - сказал Сибарски и снова глупейшим образом захихикал. - Ох уж эти женщины, девульки, молодицы. А ты знаешь, как я наказываю некроморфов за непослушание? Тю-тю-тю, ты куда это? - говоря это, он ловко схватил за руку, рванувшую было из кабинета, Ольгу. - Оппа-а, попалась пташечка. Попалась. Не убежишь, голуба, не-а. Ты же не думала, что всё будет так просто. Неужели мы расстанемся без поцелуя. Как-то невежливо с твоей стороны получается. Я старался, всячески угождал, а мне так хрен с маслом. А спасибо? Что забыла?
И Сибарски опять захихикал. Зловещий, однако, дурачок. Настроение его неожиданно поднялось, он вдруг воодушевился. Надёжно вцепившись в запястье женщины, он то приближался к ней, вдыхая крепкий аромат мускусного страха, то снова от неё отстранялся, словно танцуя какой-то старинный и очень манерный танец. Он игрался с Ольгой, точно кошка с мышкой, перед тем как вкусить её в полной мере, и откровенно наслаждался этой игрой. Настоятель вёл эту партия, чувствовал себя хозяином положения. От смехохуёчков он нежно переходил к необратимым действиям, но при этом продолжал скабрёзничать, вполне сознательно штопая свои шуточки белыми нитками. Ему некуда был спешить, как опытный танцор, ловко лавируя и на ходу сальничая, он вёл свою партнёршу к лобному месту. А это, надо сказать, было непросто - вопреки всему, жертва ещё рыпалась.