Страница 1 из 12
Олимпионик из Ольвии
Олимпионик из Ольвии
Пролог. Снова сенсация?
В высоком густо-синем небе пухлыми ватными комками неподвижно висят маленькие одинокие тучки. Между ними плавно, будто в замедленной киносъёмке, кружит орёл. Что заставляет его вот уже битый час делать круг за кругом, сказать трудно. То ли он таким образом наслаждается простором и свободой, то ли высматривает с высоты в сухой порыжелой траве суетливого суслика или неосторожного бабака. А возможно, орёл пытается понять, что делают эти странные существа, которые называют себя людьми, — понарыли каких-то ям и, будто кроты, ковыряются в них с утра до вечера.
Если это действительно так, если орёл кружит из любопытства, то ему следовало бы опуститься пониже, и тогда он, возможно, понял бы, что это не просто ямы, а раскопы. Люди же, которые в этих раскопах бережно разгребают землю, выискивая в ней глиняные черепки и мечтая о настоящих больших находках, — археологи. Точнее будет сказать, будущие археологи, поскольку пока что они всего лишь студенты археологического отделения исторического факультета столичного университета. И производят эти студенты раскопки Теменоса[1] античного города Ольвия[2], что на древнегреческом означает «счастливая».
В одном из таких раскопов, который значится под номером восемь, — яме, метров этак три на четыре и до полутора глубиной, — двое: Тимур Иванченко, загорелый до сизой черноты юноша лет двадцати, вся одежда которого состоит из протертых джинсовых шорт и дырявой соломенной шляпы, так называемого брыля, и девушка с короткой толстой русой косой и большими серыми глазами на круглом и тоже загорелом лице. Облачение девушки — зовут её Оксана Гуськова — побогаче: неопределённого цвета шорты, белая футболка и некогда бывшая белой детская панамка.
— И чего бы я столько кружил на одном месте? Как ему не надоест? — в который раз взглянув из-под ладони вверх, удивляется Тимур. Спустя какое-то время он обращается к девушке: — Как ты думаешь, Оксана, сколько живут орлы?
— Не знаю… — пожимает плечами та. — Кажется, тридцать лет. А может, и все сто… Зачем это тебе?
— Да вот… подумал… А что, если этот орёл летает здесь вот так… тысячу лет. А может, и все две тысячи. Представляешь, сколько он мог видеть на своём веку! — в голосе Тимура появляются вдохновенные нотки. — И сколько он мог бы рассказать нам интересного! Возможно, этот орёл видел, как вот нас с тобой, древних ольвиополитов[3]. А это значит, что он должен знать, что и где лежит здесь под землёй…
— Фантазёр ты, Тимка! — снисходительно улыбается Оксана, сверкнув двумя ровными рядками ослепительно-белых зубов. — То ты уверяешь, что найдёшь древнегреческую статую. К тому же непременно работы Фидия[4] или Праксителя[5]… То хочешь, чтобы орёл рассказал тебе, что он видел здесь две тысячи лет тому назад.
— За орла ничего определённого сказать не могу, — рассудительно отвечает на это Тимур. — А вот статую я найду непременно. Иначе зачем бы я тут колупался в земле? Ради вот этих черепков? — Тимур указывает кивком головы на несколько обломков красной керамики, аккуратно сложенных посреди раскопа. Но тут же, перехватив осуждающий взгляд Оксаны, спешит «сдать назад»: — Хотя и эти… черепки — свидетели старины, то есть ценные находки. Но я всё равно должен найти что-то такое, чтобы… чтобы все ахнули. Понимаешь? На меньшее я не согласен.
— Как говорится в таких случаях: дай бог нашему теляти волка поймати.
— Откуда это?
— Даля[6] почитываю.
— То, что ты почитываешь Даля, — это хорошо, а вот то, что не веришь товарищу, да ещё пытаешься подначить его, — плохо. Не к лицу это такой…
Продолжить Тимуру его обличительную речь, а тем более дать на неё ответ Оксане не приходится, потому что неподалёку, чуть ли не над их головами, слышится по-детски тоненький, дребезжащий голосок:
— Эге-ей! Братцы-кротики! А вылезайте-ка из своих исторических нор, да пойдём обедать!
И вслед за этим над восьмым раскопом появляется голова владельца этого голоса, профессора археологии Ивана Ивановича Гребешкова — щуплого человечка с задорно, по-суворовски торчащим кверху реденьким белым хохолком на голове и такой же белой, воинственно нацеленной вперёд бородкой.
— Как дела? — интересуется профессор.
— Да вот… — неохотно показывает на небольшую кучку битой керамики Оксана. — Одни черепки…
Рядом с профессорской возникают ещё несколько голов участников экспедиции.
— Скромность — черта, безусловно, хорошая, — замечает Иван Иванович. — Однако и прибедняться не стоит. У некоторых и этого нет. Но ничего — у нас ещё всё впереди. Как в той песне: «Вся жизнь впереди, надейся и жди», — усмехается профессор и, перейдя на будничный тон, продолжает: — Так мы идём обедать, а вы тут посматривайте на раскопы. Только смотрите — в этот раз без сенсаций! В особенности — мировых.
Студенты за спиной профессора понимающе улыбаются и хихикают, а Тимур краснеет и смущённо опускает глаза.
…Это случилось неделю тому назад. В тот день, как и сегодня, Тимуру и Оксане пришлось в обеденный перерыв дежурить на раскопах. К концу перерыва, когда студенты вот-вот должны были возвращаться назад, Тимур неожиданно наткнулся на белый мраморный предмет, который, выглядывая из плотно утрамбованной веками земли, напоминал людской нос. Тимур решил, что ему наконец повезло, и он нашёл так давно взлелеянный в мечтах античный бюст, а возможно, и статую. Не помня себя от счастья, он закричал:
— Кто хочет стать свидетелем мировой сенсации, скорее сюда! Я откопал мраморный бюст!
Однако сенсация не состоялась: находкой, напоминавшей человеческий нос, оказался обломок капители[7]. От стыда Тимур готов был сквозь землю провалиться. Прямиком в первое тысячелетие до нашей эры. Несколько дней все, кому было не лень, упражнялись в насмешках над ним, пока наконец этот град подковырок и издёвок не прервал Иван Иванович. Тимур терпеливо выслушивал колкости в свой адрес и лишь мысленно просил провидение, чтобы оно смилостивилось над ним и помогло ему утереть нос всем этим доморощенным юмористам.
…Спустя какое-то время, посмотрев на часы, Тимур говорит:
— Оксана, сходи-ка посмотри, не шастает ли кто по раскопам. А я тем временем сниму вот этот шар земли. Углублюсь, так сказать, в толщу веков.
Подсобив девушке выбраться из ямы, Тимур берётся за лопату. Но не проходит и пяти минут, как раздаётся его возбуждённый голос:
— Оксана, где ты там? Давай скорее сюда!
— Я здесь. Что случилось? — наклоняется над ямой девушка.
— Спускайся! — дрожащим голосом отвечает Тимур. — Нужна твоя помощь!
…Проходит полчаса, и Оксана, прислушиваясь, поднимает голову. Затем касается руки Тимура.
— Они возвращаются.
— Пусть идут, — вытирая со лба пот, по-заговорщицки подмигивает девушке парень. — Сейчас тут у кое-кого полезут на лоб глаза. Представление ты будешь показывать?
— Я? — делает круглые глаза Оксана. — Ещё чего! Хочешь, чтобы я всё испортила. Сам нашёл — сам и показывай.
— А вот и мы! — раздаётся вскоре над головами голос профессора Гребешкова. — Так как сегодня — без сенсаций? Слава богу!
— Почему? — с трудом сохраняя спокойствие, небрежно роняет Тимур. — Есть, Иван Иванович, и сегодня кое-что. Зовите сюда народ! Будет вам сенсация! Ну, что же вы? Зовите, зовите! — настаивает Тимур, видя, что профессор колеблется, не зная, как воспринимать слова студента.
1
Теменос — священный участок, посвящённый определённому божеству. Считалось, что, находясь в Теменосе, человек может почувствовать присутствие этого божества.
2
Ольвия — античная греческая колония, основанная в первой четверти VI века до н. э. на правом берегу Днепро-Бугского лимана к югу от современного Николаева и современного села Парутино Очаковского района, Украина.
3
Ольвиополит — житель Ольвии.
4
Фидий — великий древнегреческий скульптор (V в. до н. э.).
5
Пракситель — выдающийся афинский скульптор, живший в IV веке до н. э.
6
Даль В. И. (1801—1872) — русский писатель и языковед, автор книг «Толковый словарь живого великорусского языка» и «Пословицы русского народа».
7
Капитель (от лат. caput — голова) — венчающая часть колонны или пилястры.