Страница 21 из 30
– А до этого…, – тут фабрикант многозначительно поднял большой палец кверху, – душенька, мне надо много успеть еще сделать на заводе. Впрочем, я на сей счет не волнуюсь нисколько. Есть Яков Михайлович, он сделает все, что нужно. Помнишь его? Этакий интересный и симпатичный экземпляр? Ого? Неужели, не помнишь? – и бросил быстрый испытующий взгляд на жену.
Заметив ее вопросительный и недоумевающий взгляд, поинтересовался:
– А я вот помню, как представил его тебе на приеме у Миловановых. Да, постой же. Вот я тебе сейчас о нем напомню! Ты с ним и после виделась, кажется раза три или четыре? Хотя, может я и ошибаюсь? Но в последний раз, мне кажется, ты его видела на именинах у Миловановых и Оглоблиных? И кажется, даже разговаривала о чем-то, пока меня не было……Он, кстати, довольно занятный и интересный собеседник! И, между прочим, весьма симпатичный экземпляр для дам! За ним, я слышал, в Петербурге длинный шлейф из разбитых женских сердец тянется.… Даже я заметил – как только сей господин вошел, многие дамы сразу начали между собой шушукаться и перемигиваться. Но только не ты, моя милая! Ты была неприступна и холодна, как лед, – фабрикант хохотнул и лукаво блеснул веселыми глазами на Ольгу, – а знаешь что, странно? Мне тогда показалось, что он тебе отчего-то, вдруг даже стал неприятен? Правда же странно… Ведь, после он не раз бывал у нас в доме, приезжал ко мне с докладом. Но ты его всегда избегала. Все же странно, что и сейчас не помнишь его, – и он подозрительно посмотрел на нее.
– Ах, этот. Да. Кажется, слегка припоминаю. Но к чему эти настойчивые воспоминания и расспросы о вашем служащем? Какое мне до него дело? – спокойным певучим голосом сказала Ольга Андреевна и безразлично пожала плечами.
Однако, в груди ее в этот момент что-то больно и мучительно дрогнуло. Сердце бешено заколотилось, с силой разгоняя горячую кровь по жилам. А предательская память своей услужливой непрошеной рукой оживила желанный образ Якова Михайловича, его влюбленные и жаркие глаза, которыми он в тот вечер почти безотрывно следил за ней.
– Ах, ты боже мой! Ну, что вы все пожимаете своими плечиками? – допытывался Иван, – вам, конечно же, нет дела до моих служащих! Тем более, что вы только меня любите больше жизни! Я точно это знаю, – самодовольно произнес он и привлек ее к себе, – я в вас уверен, moncher! Вы – порядочная честная женщина, и вы – мне жена. Этим все сказано. Хотя, частенько огорчаете своим упрямством и этаким высокомерным дворянским гонором, – не удержавшись, прибавил он.
– Впрочем, я не сказал вам самого интересного. Дело в том, моя душечка, что этот почти неизвестный вам господин и мой служащий выпросил у меня отпуск в июне и просил похлопотать для него дачу у Стародумовых.
Стародумовы были мелкопоместные помещики. Они жили почти безвыездно в своей деревне, имея поместье с небольшой захудалой деревенькой в шести верстах от Дуброво.
– А…, понятно, – безразличным голосом проговорила Ольга Андреевна и поинтересовалась:
– А, что же Наталья Николаевна, согласилась принять?
– Конечно. Ведь, это мои рекомендации! И мой инженер. Нашлась в их доме лишняя комнатка с мебелью и столом. Да и сто рубликов, поди, ж ты, опять же не лишние и на дороге не валяются! Так что, moncher, Яков Михайлович Гиммер приедет в середине июня к Стародумовыми будет отдыхать неподалеку от нас. И вы тогда уже точно не отвертитесь, что не помните его! – он с добродушной улыбкой посмотрел на жену.
Но увидев, что она остается все такой, же неприступной и безразличной, покачал головой: «Так-то. А то, ах! Ах! Никого не помню! Никого не знаю…» – шутливо передразнил он.
Муж ещё продолжил говорить о заводе, но Ольга Андреевна не слушала и думала о Гиммере.
Их первая встреча действительно, состоялась два года назад, на именинах у купца Милованова, когда инженер только приехал из Петербурга в Москву и поступил к Ивану на службу на строящийся завод. Он снимал комнатку во флигеле Миловановых, и был вхож в купеческое семейство, как завидный жених для двух дочерей купца. В тот памятный вечер на именинах он также присутствовал за столом.
И хотя эта встреча между ними оказалась почти мимолетной и ничего не значащей, она не оставила в её душе особенного впечатления, кроме того, что она сразу же выделила, какой он красивый мужчина. Потом они ещё не раз пересекались на улицах и на прогулках в парке, где она часто гуляла с дочерями или, когда она вместе с мужем приезжала в экипаже к нему на завод за какой-нибудь надобностью, или же Гиммер сам однажды приехал в их дом по служебным делам и, привозя Ивану бумаги. Все эти встречи были поверхностны и мимолетными, и она спокойно относилась к ним, не выделяя его присутствия среди остальных мужчин, окружавших её повседневную жизнь.
Но потом они снова встречались на собрании, посвященном сбору пожертвований вдовам и раненым в Крымской войне, которое состоялось в купеческом клубе. Она находилась там с мужем, а Гиммер присутствовал в толпе разношерстных гостей. И хотя она не хотела себе в этом признаться, но именно тогда в клубе она заметила и выделила его впервые в толпе. И потом, когда они ещё не раз случайно встречались возле заводской проходной, и она замечала его фигуру в отдалении и окружении служащих или рабочих, сердце её почему-то предательски вздрагивало ему навстречу. Она заметила, что и он с каждой последующей их встречей все чаще оглядывается на ней и задерживает свой взгляд, всё настойчивей и радостней, всё доверчивей наблюдает за ней, за её каждым мимолетным движением.
Потом было ещё одно торжественное собрание в купеческом клубе, посвященное именинам царя.
И он подошел к ней, воспользовавшись отсутствием мужа и тем, что она одиноко стоит в огромном парадном холле, и неожиданно заговорил с ней после того, как поздоровался:
– Почему вы одни?
– Муж сейчас подойдет.
– Пока его нет, позвольте сказать, что я страшно рад нашей случайной встрече. Она, явно, будет короткая, но много значить для меня. Вы совершенно удивительная женщина, Ольга Андреевна. Как вы думаете, могу ли я надеяться, что снова увижу вас ненадолго и смогу с вами поговорить? Может быть, я смогу вас развлечь какой-нибудь интересной историей про завод вашего мужа, и вы перестанете грустить, как сейчас…, – мягко промолвил он и тепло улыбнулся.
Она пожала плечами и опустила глаза.
– Я буду за вас теперь всегда молиться, Ольга Андреевна…, – неожиданно ласково и немного виновато признался Яков Михайлович. Он хотел ещё добавить «потому что вы моя женщина, милая Ольга Андреевна!» – но не посмел. Он был так поглощен своей радостью от того, что снова видит ее и может с ней перекинуться хотя бы словом, и даже не пытался это скрыть. Она удивилась и возмутилась:
– Почему вы так говорите, – сказала она твердо. Но потом снова отвела в сторону свои глаза, стараясь избежать его пытливого и настойчивого взгляда. – Вы же понимаете, что то, что вы сказали – нельзя. Никогда, слышите? Вы знаете, я – замужем. И никогда, прошу вас! Не говорите мне так больше. Это ничего не нужно и напрасно, – но говоря эти правильные слова, она страшно боялась, что каким-то образом сможет выдать собственное сумасшедшее волнение, заполонившее в эту минуту её собственную душу.
Выражение лица Якова Михайловича изменилось и сделалось серьезным.
– Возможно, вы подумали что-то плохое про меня, но это не так, – мягко и внушительно проговорил он.
«Сейчас невозможно…. но впереди у нас целая жизнь…… И кто знает, как она сложится. Только Бог и знает, всё в его воле, а ты …когда-нибудь ты будешь в моих руках. Ты также, как я, рада меня видеть, я это вижу…,» – думал про себя Яков Михайлович, на время похоронив надежду в глубине своего сердца.
Ещё, когда он увидел Ольгу Андреевну в первый раз у Миловановых на званом ужине, он сразу же выделил её среди прочей публики, собравшейся на именинах. И в течение вечера осторожно наблюдал за ней. Её строгая и одухотворенная красота, резко контрастирующая и с присутствующими на ужине женщинами, и тот факт, что они не подходят друг другу с мужем, слишком уж, он простой для неё, с мужицкими замашками, – явно бросилась ему в глаза. Сразу было видно, что она принадлежит к более высокому, дворянскому сословию и получила благородное воспитание.