Упавшее небо

Борт “Арматыша” конструкторы специально сделали высоким — хрен запрыгнешь. Нужно нечто большее, чем просто тренировки, чтобы свободно совершать такие прыжки, да еще и с мечом наголо. Но я, сам тогда будучи магом и носителем “силы крови” своими глазами видел, как обычные с виду детишки, ни разу не одаренные, после нескольких лет наставничества у Учителя Воинов справляются в учебных поединках с не самым слабыми демонами. Да и сильным самоуверенным, вроде легендарных кошек-оборотней способны понаставить обидных синяков. Эта память после возвращения дала мне моральный якорь тренироваться — и вот сейчас мне даже думать не надо было, я знал, как и когда мне атаковать!

Разгон, найденный взглядом упор для ноги, чтобы часть набранной инерции сыграла для меня роль шеста, перекат по верхней броне через плечо — и вся набранная сила и скорость переходит в режущее движение катаной! Сознание давно уже провалилось в боевую медитацию, потому я даже не смотрел, куда бью, точно зная: здесь и сейчас окажутся передние опоры врага. Свистящий шелест — и обе отсеченные опорные ноги рухнули за борт бронемашины. Следом прыгнул я сам.

Я не просто так вспомнил Разящего — за века скитания по Китаю, Корее и Японии старый демон-ворон обрел множество имен и прозвищ. Он с радостью согласился присоединится ко мне, своему, вообще-то, прямому врагу, потому как сам пришел к тем же жизненным принципам. За попытку впервые за несколько последних веков создать место, где обычные люди, маги и разумные энергетические сущности смогли бы жить вместе и на равных он постарался научить меня если не всему, что знал, но хотя бы самому главному. Тогда я этого не понял. Не понял и после того, как вернулся в родное измерение. Сейчас дошло.

Мастера фехтования говорят, что за чашкой развитой гарды шпаги или рапиры можно спрятаться целиком, с головы до ног, как за башенным ростовым щитом. Здесь и сейчас я понял, что за тонким лезвием катаны нахожусь не я один, а все люди, кого я решил защищать. И это понимание словно стронуло камень, породивший лавину.

Почему именно сейчас, а не раньше? Может, потому что последние четырнадцать лет занимался с клинком куда больше, чем в бытность свою главой клана. Может, потому что не менее напряженно работал с собственным разумом — и когда пытался нащупать путь к сноходчеству, и просто чтобы не сойти с ума от взятой на себя бешеной нагрузки из-за решения в кратчайшие сроки выбится в верхушку научной элиты своей страны. Но скорее главным триггером стало то, что я в первый раз реально сражался мечом. Не в тренировке, не как вспомогательным оружием вдобавок к силе крови и колдовству. Мой разум полностью сфокусировался в лезвии клинка — и этого хватило.

Спрыгнул вниз я занеся клинок над головой и заведя руки назад — и лезвие вошло в броню киборга ровно в середине верхушки корпуса восьминога. Фактически я рассек паука пополам, разрывая часть нервных путей, а внизу, едва подошвы ботинок коснулись земли — “вертолетным” движением катаны отсек нижнюю пару конечностей. Как, если я до этого с трудом по одной отрезал? Не спрашивайте. Просто мог — и делал. Между прочем, еще и в голове сектора обстрела союзников держал, атаковав окта в мертвой для автоматчиков зоне.

От неожиданности, потери половины конечностей и рассинхронизации наполовину взгромоздившийся на Т-15 пришелец осел на асфальт — только там меня уже не было — и завалился на спину. Наполовину разрезанный корпус сыграл злую штуку, деформировавшись и разрывая еще часть связей между шарами-ганглями, надежно отправляя тварь в шоковое состояние. А я уже бежал к пандусу в убежище, еще услышав, как Патрушев орёт “Прекратить огонь!”

Тоннель оказался не прямым, а спиральным, уходящим в землю аж на полтора оборота. Верхние ворота замыкали его там, где заканчивался пандус и появлялся потолок, нижние — у входа в бункер. К сожалению, спасшиеся открыли и те, и другие, чем осьминоги и воспользовались. Правда, “в сухую” им ворваться все же не удалось: капитан Ильин и сопровождающие умудрились насмерть успокоить троих из восьми. Они все еще продолжали стрелять, но я был готов поклясться, что это их последние запасные магазины.

Первый мой противник не пожелал даже оборачиваться ко мне, зажав в углу несколько безоружных, которых выковыривал передней лапой по одному, одновременно нанося несовместимые с жизнью раны. Мне еще показалось, что движется он как-то заторможенно, и люди могли бы вырваться из ловушки, если бы не мешали друг другу. Что ж расплатой за невнимание стали четыре ноги по одной стороне туловища. Я дождался, пока рукотворный монстр, лишенный опоры, упадет на бок и перекатится на спину — и отрезал остальные четырьмя короткими секущими движениями.

Все бункера ГрОб строятся по одной схеме: большое помещение в центре и “обвязка” из вспомогательных по краям. Не сказать, чтобы много места, особенно когда внутри люди и для них развернуты раскладушки в качестве коек — но маневрировать я мог. Вторая многоногая тварь как почувствовала что, развернувшись в мою сторону — и так же нелепо завалилась на бок, суча в воздухе оставшимися ногами. Этого добивать не стал, ринувшись к следующему. Одновременно со мной полицейские и группа Ильина завалили со своей стороны еще одного. Минус три! Следующий тоже окт тоже признал во мне угрозу — вот только двигался так медленно, что я обездвижил его пока он оставался ко мне боком. А вот следующий… неловким движением лапы отбросил в сторону несколько раскладушек и наткнулся на умудрившихся спрятаться под ними детей. Пока все взрослые жались по стенам и прятались по туалетам, складам и подсобкам, эти двое забились сюда. Пробудившийся древний инстинкт мог и сработать против крупного хищника, но против боевой машины пришельцев оказался бессилен. Как и я, потому что мелких буквально парализовало от ужаса, а окт уже занес опорную конечность, чтобы просто наступить.

Логика твердила, что я ничего не успею сделать — туша киборга почти упиралась спиной в низкий потолок убежища, я видел его сзади, а дети застыли прямо перед передним концом паукана. Но логике никто не давал права голоса, и я атаковал с одной только мыслью в голове: “рассечь зло!” Целиком и полностью вложившись в этот один, последний удар.

Перед глазами потемнело еще до того, как катана встретилась с бронёй врага, звуки поплыли, меняя тональность, мышцы и связки ответили всплесками боли, пробивающимися через щит сосредоточенности. А меч… словно прошел через панцирь киборга сверху вниз, рассекая вообще-то пустое, вообще не несущее функциональной нагрузки брюхо — я почти не почувствовал сопротивления, да и вместо уже привычного шелеста услышал странный треск. После меня хватило только на то, чтобы не рухнуть, а мягко ткнуться в пол коленями, аккуратно положив перед собой клинок. Пальцы дрожали так, что схватить например ложку я бы не смог. А окт… застыл. И ме-е-едленно развалился на две половины, будто я рассек его целиком и без малейших конвульсий упал по сторонам. До детей он не дотянулся буквально десять сантиметров.

—…Жаров?! — голос командира разведчиков донесся до меня словно из другой вселенной. Я даже не заметил, как он и другие защитники бункера подошли. Пока капитан пытался понять, что со мной, кто-то попытался поднять мою катану. Тихий звон — и обломки клинка осыпались с оставшейся в руке рукояти.

Глава 16 без правок

Сознание в итоге я так и не потерял: некоторое время пробалансировал на границе сумеречной зоны — и уже в БМП начал приходить в себя. Сначала вернулись звуки и нормальное цветовосприятие, потом мышцы и связки стали все реже напоминать о себе тянущей болью, успешно затягивая микротравмы. К счастью, время на это все мне дали: Ильин, попытавшийся сходу выяснить, что произошло, почти сразу сообразил, что у меня нечто вроде контузии. Однако противошоковое колоть мне поостерегся — уж слишком мощные лекарства из армейской аптечки, а раненым я не выглядел. Потому меня просто затащили назад в десантный отсек “Арматыша”, пристегнули ремнями, чтобы не упал при движении… и забыли до поры. Впрочем, до фляжки с водой я дотянуться смог — а остальное не так важно. Еще и подремать вполглаза успел.