Страница 2 из 17
Народ пришёл в восторг от новой забавы. Только Гончаров со своим спутником заметили упавших барышень, бросились к ним, взяли на руки и понесли подальше от опасного павильона.
– Сударыня, вы вне опасности! – сказал Гончаров, донеся свою ношу до скамейки. – Вы можете стоять?
– Не знаю, – ответила фрейлина Наталья Загряжская. – Но могу попробовать.
К фрейлинам подбежали Александра Степановна, Наталья Кирилловна и Екатерина.
– Всё в порядке, господа! Tout va bien! – громко объявил Давид Иванович. – Они просто немножко испугались. Огонь – большой шутник, но его шутками лучше любоваться издалека!
Санкт-Петербург
20 сентября 1806 года
В гостиной дома, что на углу Большой Морской и Гороховой, княгиня Наталья Петровна Голицына прислушалась к грохоту коляски, доносившемуся с улицы. Шум быстро стих.
– Увы, укатила! – произнесла княгиня. – Значит, не он! Что ж, подождём ещё…
В гостиную вошёл тридцатисемилетний сын княгини, генерал-лейтенант, шеф Павловского полка князь Борис Владимирович Голицын.
– Всё, маменька, мне пора!
– Мне скоро тоже! – ответила Наталья Петровна, взглянув на стенные часы.
Они показывали без нескольких секунд восемь.
– Тихо! – подняв вверх палец, попросил Борис. – Сейчас!
Секундная стрелка прыгнула на восьмёрку, и часы заиграли менуэт.
– Разрешите, сударыня? – галантно обратился к матери Борис.
– Боренька! – с укоризной усмехнулась княгиня.
Но князь как завзятый бальный кавалер взял мать за руку и повёл её в танце.
– Какая прелесть!.. Этот менуэт! – произнёс Борис.
– Когда ж ты натанцуешься?
– Наверное, никогда!
– Генерал! Шеф полка! – с улыбкой напомнила Голицына. – Офицерам и солдатам пример показывать должен!
– Генерал и шеф я на плацу и в казарме! – ответил князь. – А дома я кавалер кавалерственной статс-дамы Двора Его Императорского Величества, пожалованной в это звание за семейные свои добродетели и во внимание ко всеобщему уважению, каковым она пользуется в свете.
– Иначе и быть не должно, – польщённо заметила княгиня. – Голицыны всё-таки! Семнадцатое колено…
– Я уже восемнадцатое! И всё боюсь зашибить его на плац-параде. Сегодня…
– Великий Князь пожалует?
– Как? – удивился Борис и остановился, часы тоже перестали играть. – Он же собирался нагрянуть внезапно! Чтобы ни одна душа…
– Весь двор вчера об этом судачил! – заявила Голицына. – Фрейлины гадали, в каком мундире он поедет – в конногвардейском или кавалергардском.
– Выходит, у нас ничего тайного нет? – огорчился Борис. – Даже в делах военных. Как же воевать будем? Снова к Аустерлицу идём?
Послышался шум приближающейся коляски.
– Тихо! – подняв палец вверх, скомандовала княгиня, а когда экипаж проехал, продолжила. – Вы же не в штыковые атаки ходить перед Константином собираетесь?
– Нет, конечно. Обычный инспекционный визит. Хочет посмотреть, как кавалергарды маршировать учатся, – вздохнув, ответил Борис и после паузы добавил. – Бонапарт в сражениях армию обучает, а мы – на плацу. Под барабаны.
– Опять барабаны, Боренька? Я же просила!
– Какой парад без барабанов?
– Играйте хотя бы потише!
– Это можно, – пообещал Борис. – Да, maman, Катя просила передать. Её девочкам нужен учитель французского. Спрашивала, нет ли кого на примете? И чтобы мог с русского на французский тоже.
– Хорошо. Поищем.
– Тогда я пошёл.
– Храни тебя Бог! – ответила княгиня.
Перекрестив сына, она подошла к зеркалу, придирчиво осмотрела себя, затем направилась к окну и помахала рукой садившемуся в коляску Борису.
Когда экипаж генерала скрылся из виду, Голицына позвонила в колокольчик. Дверь отворилась, и вошёл Панкратий Быков, кряжистый сорокалетний мужчина с усами и бакенбардами.
– Зови! – распорядилась княгиня.
Панкратий вышел. И тотчас с утренней почтой в гостиной появился молодой человек по фамилии Сергеев, секретарь Голицыной.
– Что там сегодня? – спросила княгиня, усаживаясь в кресло.
Сергеев развернул «Санкт-Петербургские ведомости» и принялся читать:
– «Немка Катерина Гольм желает определиться ключницей. Живёт она в Столярной улице близ Кукушкина моста в доме купца Ивана Петрова под нумером сто четыре».
Голицына позвонила. Вошёл Панкратий.
– Ключница нам не нужна?
– Никак нет-с, – ответил Панкратий. – Покамест вполне справляемся сами-с!
– Тогда дальше! – махнув рукой Панкратию, сказала Голицына.
Панкратий тихо удалился.
– «Живущие в Англии французские выходцы, – продолжил чтение Сергеев, – по причине переговоров с Францией показывали великое опасение в рассуждении будущей судьбы своей. Но им объявлено, чтобы они были спокойны и не ожидали никакой для себя опасности».
За окном послышался шум приближающейся коляски.
– Тихо! – потребовала княгиня, а когда шум утих, спросила. – Про Бонапарта что пишут?
– Про Бонапарта? Вот! «Третьего дня на лондовом кофейном доме прибито было полученное из Портсмута посредством телеграфа известие, что шесть купеческих наших кораблей, от Квебека шедших под прикрытием фрегата «Шампиона», взяты и сожжены линейным кораблём «Ветеран», состоявшим под началом Иеронима Бонапарта».
– Вот чудовище! – поморщилась Голицына. – Что ещё?
– Из Вены сообщение. «Граф Меерфельд избран посланником к императорскому Российскому Двору. Ему положено девяносто тысяч гульденов ежегодного жалования».
– Из Парижа что?
– Из Парижа… Вот! «Мирные переговоры с Францией ещё не прерваны».
Сидя за столом своего кабинета в Зимнем дворце Великий Князь Константин Павлович слушал доклад своего секретаря Нестора Сипягина, личности бесцветной и невыразительной. Сипягин стоял с бумагами в руках и читал монотонно:
– Молодой человек ищет место учителя, немка Гольм – ключницы. Саксонец Фишер предлагает разных сортов инструменты…
– Позабавнее ничего нет? – прервал чтение Константин.
– Есть. Гаэтано Пекчи зазывает публику в свой кабинет восковых фигур.
– Восковых? Достойно внимания?
– На узурпатора можно взглянуть. На графа Калиостро.
– Так. Дальше что?
– Вексельный курс. В Гамбурге за ассигнацию дают…
– О погоде что пишут?
– Продолжает дуть крепкий ветер с юга. Посему пасмурно и дождь.
Княгиня Голицына продолжала слушать своего секретаря.
«Гаэтано Пекчи, проживающий в доме Еропкина…» – с выражением зачитывал Сергеев.
За окном послышался шум приближающейся коляски.
– Тпру! – донёсся властный голос, и шум экипажа стих.
Голицына бросилась к окну.
– Всё! Ступай! – крикнула она секретарю, и тот удалился.
Из остановившейся коляски лихо выскочил молодой гвардейский офицер с букетом в руках и скрылся в подъезде дома.
Княгиня взглянула в висевшее рядом зеркало и поправила причёску.
Вошёл Панкратий:
– Поручик Краснов!
– Да, да! – взволнованно отозвалась Голицына. – Зови скорее!
Вошёл офицер с букетом роз и быстро направился к княгине.
– Егорушка! – воскликнула Наталья Петровна, обнимая вошедшего. – Заждалась уж! Здравствуй, мой ненаглядный!
Краснов молча вручил розы Голицыной. Она тут же позвонила.
Вошла горничная с кувшином, поставила его на стол и удалилась. Княгиня, с наслаждением вдохнув аромат лепестков, аккуратно окунула букет в воду.
– Пахнут как! Люблю розы! Больше всего на свете! После тебя, разумеется! – улыбнулась она Краснову. – Спасибо, Егорушка!
Наталья Петровна повернулась к офицеру, пригляделась.
– А что не сядешь-то? И молчишь? Случилось что? Говори!
– Случилось! – холодно произнёс Краснов.
– Рассказывай толком! В момент всё выправим! Уж какие только узлы не приходилось распутывать!
– Да, распутать бы. И побыстрее!
Голицына взяла офицера за руку.
– Сядь, расскажи!