Предначертание. Том III

–Рина, ты позвонила Юлиану? – пока я в тяжелых раздумьях сидела на кухне и отсутствующим взглядом таращилась в пустоту, мама успела не только помыться, но и высушить волосы феном. До прихода гостей оставалось около часа, а я была катастрофически не готова даже просто посмотреть Шуваловым в глаза. В крошечном городке у южных рубежей страны с нетерпением ждал моего ответа Игорь Маркелов, успешно подписавший со Стешей договор на оказание адвокатских услуг, но не сумевший найти общий язык со своим подзащитным. В столице не находил себе места Джулс, преимущественно по моей вине попавший в сложнейшую жизненную ситуацию и вынужденный срочно искать способы выпутаться из этой липкой паутины. А в камере следственного изолятора покорно ждал своей участи Эйнар Мартис, по неясным причинам не посчитавший нужным сражаться за правду – профессиональный наёмник, известный в узких кругах под позывным «Эльф», слетевший с катушек на затерянной в горах заставе, или всего лишь разменная монета в политических играх власть имущих.

О, если бы я только знала это наверняка! Если бы меня не пожирал голодный червь сомнений, если бы я подпитывала свою уверенность не полуфантастическими гипотезами, а неоспоримыми фактами, если бы мне было известно хоть немного больше… Но в моем распоряжении не было ничего, и я могла сколько угодно вопрошать себя, действительно ли Эйнар скрывал правду о случившемся на погранпосте или я стала жертвой самообмана, и мои светлые воспоминания бесконечно далеки от жесткой картины происшествия, а шокировавшие общество страшные кадры как раз и отражают настоящее положение вещей. Я понимала, что есть только один работающий метод получить ответ, но так ли уж сильно мне были нужны эти знания, чтобы швырять на алтарь свои главные ценности?

–Рина, почему молчишь? – заволновалась мама, – пожалуйста, скажи мне, что происходит? Что тебе сказал Юлиан? Неужели той девочке стало хуже? Или Олежка опять что-то выкинул? Рина!

–Я не говорила с Джулсом, – отрешенно поведала я, – не думаю, что мне стоит ему сейчас звонить. Завтра встречусь с родителями избитого парнишки, а уже потом поделюсь с Джулсом результатами.

–Рина, причем тут всё это? – мама обошла меня по кругу, заглянула в мое застывшее лицо и опустилась рядом со мной на кухонный диванчик, по всем признакам, страстно мечтающий о перетяжке и реставрации, – такое чувство, будто ты специально избегаешь разговора с мужем, а ведь от тебя не требуется ничего экстраординарного – разве сложно просто спросить, как проходит выходной, невзначай поинтересоваться, что он сегодня ел на обед… В чем загвоздка?

– Мама, я не могу! – закусила губу я, – не могу позвонить Джулсу, пока не сделаю выбор.

–Выбор? – побледнела мама, – о чем вообще идет речь? Ты же не хочешь сказать, что…

–Продолжай! – встрепенулась я, когда мама вдруг резко оборвала начатую фразу, – а, впрочем, не нужно, я и так вижу, что ты всё правильно поняла. Наверное, мне был необходим знак свыше, чтобы я перестала колебаться, но я не уверена, что верно истолковала посланное мне знамение, и чем больше я пытаюсь его осмыслить, тем сильнее запутываюсь. Извини, мам, но я не в том состоянии, чтобы вести с Джулсом светские беседы, и предпочитаю дождаться, пока он позвонит мне сам.

–Или не позвонит, – мрачно заметила мама, – разве ты не этого и добиваешься?

ГЛАВА VI

В предыдущий раз мы виделись со свекрами чуть меньше года назад, когда те на пару недель приезжали погостить к нам в столицу – Ираида Семеновна по обыкновению отправилась в турне по музеям и театрам, а Юрию Денисовичу пришлись по душе пешие прогулки по историческим достопримечательностям. Нас с Джулсом Шуваловы всячески старались не стеснять, и я даже испытывала определенную неловкость от их патологической скромности. Свекры дружно отказывались от подарков, хотя сами никогда не навещали нас с пустыми руками, не позволяли платить за себя в общественных местах, а к любовно приготовленному мною ужину, намеренно состоящему из самых вкусных и праздничных блюд в моем кулинарном списке, притрагивались настолько мало, будто действительно опасались объесть молодую семью. По крайней мере Ираида Семеновна, по-моему, свято верила, что мы потратили на эти несчастные телячьи медальоны все свои сбережения, а набрасываться на запеченные ломтики сёмги и вовсе неприлично. Я неоднократно просила Юлиана объяснить родителям, что нынешний уровень нашего благосостояния вполне позволяет периодически баловать себя подобными деликатесами, но пролетали годы, а Шуваловы так и продолжали притворяться сытыми, и я вынуждена была учитывать данный нюанс, обдумывая меню к их следующему визиту. На кухню я свекровь, как правило, не пускала, хотя она и настойчиво рвалась подсобить по хозяйству. Мама с детства приучила меня, что двум женщина у одной плиты делать нечего, и я совершенно не горела желанием проверять справедливость сего утверждения экспериментальным путем. Ираида Семеновна вроде бы особо не обижалась, но Джулс как-то ненароком обмолвился в разговоре, что всякий раз по возращении к родным пенатам мама буквально закармливала его домашней пищей, по которой он никогда сильно и не скучал. Насколько я знала, повариха из свекрови была так себе, но при этом мне было далеко до царившей в ее маленькой кухоньке стерильности: в ходе готовки у меня неизменно образовывался страшный бардак, а вот Ираида Семеновна умудрялась не просыпать ни крошки. Не скажу, что Юлиан безумно тосковал по маминой еде, но при каждом удобном случае я неизменно подпускала свекрови леща, заставляя ее расцветать от счастья. Мне ничего не стоило сделать Ираиде Семеновне приятно, и в качестве ответного шага я получала удивительную лояльность, не часто встречающуюся в семьях с единственным сыном. Как бы там ни было, Шуваловы меня любили. Конечно, они не сразу увидели во мне подходящую партию для Джулса, а негативный опыт с Инессой наложил определенный отпечаток на отношение к будущей снохе. Поначалу их порядком настораживало мое странное поведение, но знакомство с моими родителями – наиадекватнейшими по всем параметрам людьми, постепенно развеяло ранее возникшие подозрения, и Шуваловы мне многое простили. Чересчур юный для серьезных отношений возраст, непонятные жизненные установки и хранящиеся в шкафу скелеты были способны отпугнуть любого здравомыслящего человека, но на мою удачу ни Юрий Денисович, ни Ираида Семеновна не отличались ханжеством. Они скорее не понимали, почему я столь отчаянно стремилась связать свою жизнь с Юлианом – разведенным, безквартирным и по сути бесперспективным парнем, не имеющим за душой ничего кроме невнятных планов на будущее, и в этом аспекте мнение Шуваловых, пожалуй, целиком совпадало с позицией моих собственных родителей. В итоге только ленивый не пророчил нашему с Джулсом союзу недолговечность, а тем временем мы собирались отпраздновать десятилетие со дня свадьбы. Впрочем, принимая во внимание, что мы уже сутки как даже не созванивались, я бы не стала сейчас строить оптимистичных прогнозов.

Дед с бабулей хотя и заметно сдали, для своих преклонных лет выглядели достаточно неплохо, и это просто не могло меня не радовать. Я боялась, что за годы разлуки они превратились в дряхлых развалин с неумолимо прогрессирующим старческим слабоумием, жестоко одолеваемых бесчисленными болячками и напрочь потерявшими интерес ко всему на свете. В своем нынешнем окружении я нередко наблюдала примеры такого рода, и всякий у меня одинаково болезненно ёкало сердце, когда я представляла на месте этих стариков своих родных. В отличие от отца, выросшего в большой семье, у мамы не было братьев и сестер, и забота о престарелых родителях полностью легла на ее плечи. Если бы мама не поддерживала с ними постоянный контакт, если бы тщательно не следила за их здоровьем, едва ли не силой отправляя на медицинский осмотр, если бы не создавала им максимально комфортные бытовые условия, бабушку с дедом не спасла бы никакая дача, и я перед моими глазами предстала бы гораздо более печальная картина. Да, деда мучал желудок и подводило зрение, а бабуля жаловалась на суставы и уже не могла так же резво скакать по грядкам и теплицам, однако, они оба впечатлили меня незамутненной ясностью сознания и ощутимой бодростью духа. А уж как радовались моему приезду соскучившиеся старики – обнимали, целовали, прижимали к груди, растроганно смахивали слёзы и словно никак не могли на меня наглядеться. Что тут говорить, я и сама чуть не расплакалась и на миг снова почувствовала себя шестнадцатилетней девчонкой, внезапно возненавидевшей весь мир, но при этом остро нуждающейся в поддержке и любви. Сбивчивым шепотом я просила прощения и за испорченный юбилей, и за вечную нехватку времени на звонок, а бабуля лишь гладила меня по волосам сухой морщинистой ладошкой и, прямо как в детстве, чмокала в макушку, а мама умиленно взирала на эту душещипательную сцену и предательски шмыгала носом.