Страница 4 из 8
Наибольший градус веселья в нашем коллективе поднимался во время визита внештатного рабкора Сандыкова. Более опытные коллеги частенько подтрунивали над слабостями главреда Лайтера, которых у него было гораздо больше заслуг. Но Сандыков – даже не слабость. Скорее недоразвитость.
Обрисую читателю в общих чертах портрет этого заштатника. Невысокий. Вечно одет в какие-то обноски, с характерным благовоньем кочевника-клошара. Постоянно без работы и денег. Тупиковая ветка потомства последнего сибирского хана Кучума. При виде такого современного «Хозяина Сибири» хочется поскорее убежать не оглядываясь.
Бедность множит рты. Семья нашего «героя» разрасталась со скоростью копировального аппарата. Племя Сандыковых разбило стойбище в комнатенке общежития. Шестой член этой семьи оказался мертворожденным. Неудавшийся отец в причинах этого несчастья винил местные власти и ООН.
Носить горе в себе не посчитал нужным. Стал стучаться в двери всевозможных инстанций: СЭС, пожарную охрану, управление образования, профсоюзы. Наведался и в нашу редакцию. Для пущей убедительности визитер выложил перед журналистами «доказательство» преступного бездействия чиновников. Раскрыл торбу. В мешке – ком одеяла. В него завернуто… тельце несчастного младенца.
Женщины реагировали стандартно: кричали, хватались за сердце, теряли сознание. Мужчины действовали решительней – выпихнули гастролера взашей. Заперли за ним дверь на замок.
Сандыков решил «искать правды» у городского начальства.
Когда-то всесильный первый секретарь горкома партии Сидоров в одиночестве тосковал в своём служебном кабинете. Еще пару лет назад в его приёмной толпился народ. «Первый» принимал, распоряжался, казнил и миловал. У него были полномочия. Людовику XIV приписывают фразу: «Государство – это Я!» Сидоров в кругу друзей под рюмочку на манер короля-солнца без ложной скромности мог бы тоже бахвалиться: «Власть – это партия. А партия здесь – я!»
Но с приходом перестройки всё стало зыбко и неопределенно. Каждая «собака», прежде тихо прятавшаяся под лавкой, нынче тявкала на «начальство». То есть и на него, представителя власти. Перестройка и гласность забрали у первого секретаря могущество, влияние, а главное, сакральность. Как бальзаковская шагреневая кожа, его руководящие полномочия день ото дня сжимались. Пусто было в душе. Тихо и пусто – и в приемной. Проклятые телефоны зловеще молчали. Ещё один никчемный отсиженный день подходил к концу. Сидоров уже начал влезать в пальто, чтобы отправиться домой, когда в приемную неожиданно ворвался посетитель.
Не его ждал начальник… Взъерошенный и помятый гость с порога стал строчить очередями малосвязанных фраз: «Должны, обязаны… Ничего не делаете. Народ с голода помирает… Кто за это ответит?»
«Записывались на приём? Рабочий день закончен. Приходите завтра!» – опытный секретарь привычно пыталась отшить назойливого визитера.
«Дети пачками мрут!» – Сандыков (а это был именно он) жестом факира развернул одеяльце. Получилось эффектно.
Делопроизводительница завопила и выскочила, в чём была, за дверь на мороз. В летних туфельках по сугробам бежала, не оглядываясь, до самого дома.
Её шеф тоже проявил недюжинную расторопность – в два прыжка заскочил в кабинет и захлопнул за собой дверь. За пару секунд на все обороты закрыл замок. Сандыков отчаянно подергал ручку. Попробовал плечом вынести обитый черным дерматином портал к начальству. Не получилось.
«Что дальше? Вызвать милицию или скорую помощь? Нет, не годится… В нынешние времена такой скандал может выйти боком. Ещё чего… – Первый секретарь лихорадочно искал выход из этой пренеприятнейшей ситуации. – Пережду…»
Прошло около часа, затворник внимательно вслушивался в шумы из приемной. Там мерно гудел холодильник. Негромко бубнило радио. Посторонних звуков не наблюдалось. Кажется, террорист ушел. Чтобы удостовериться наверняка, хозяин кабинета прильнул глазом к замочной скважине. И тут же отпрянул назад – с другой стороны на него тоже взирало чье-то воспаленное око. Ручка опять задергалась, в дверь забарабанили.
Отчаяние охватило партфункционера. Он с тоской смотрел на улицу. Свобода была рядом, за окном, но при этом очень далека.
Если бы кто-нибудь в вечерних сумерках тогда пригляделся к фасаду здания горкома, то очень бы удивился. Зрелище не для слабонервных. Грузный человек в пальто и галстуке, пыхтя и что-то тихо бормоча себе под нос, словно вор-домушник, ежеминутно рискуя свалиться, спускался со второго этажа по хлипкому, качающемуся водостоку. Это бежал от бомжа руководитель города.
Победив власть, Сандыков ударился в журналистику. В лице big boss «На ударной стройке» г-на Лайтера он нашел достойного партнера. Союз двух «гигантов мысли» закрепили меморандумом – главред выдал собутыльнику удостоверение внештатника.
Первым же репортажем Сандыков прославил себя и нашу многотиражку.
Дело было так. На фоне советских магазинов с пустыми прилавками Нижневартовский мясокомбинат был раем для избранных. Местным «Газпромом» и «Сбербанком» за одним забором. Комбинат денно и нощно выпускал сосиски, сардельки и сервелаты. По утверждению счастливчиков, продегустировавших эту продукцию, колбасные изделия были отменного качества.
Только эти деликатесы на прилавки магазинов не попадали. Таинственным образом сразу после изготовления колбаса исчезала в неизвестном направлении. Мясокомбинат был этакой черной дырой советской пищевой промышленности. «По блату», с переплатой, минуя гастрономы, сосиски и сардельки все-таки оказывались на столах избранных.
Весь город знал про несоветские принципы управления колбасной фабрикой, которой руководила отличница производства, коммунистка и просто советская женщина. На неё писались жалобы. Приезжали комиссии и проверки. Уезжали ревизоры с полными сумками дефицитных деликатесов. И всё оставалась по-прежнему. Поговаривали, что эту хозяйку колбасы боится даже первый секретарь горкома. На всё и на всех у неё была управа. С начальством она умела договариваться, на остальных плевать хотела. От любопытных глаз «мясной Эдем» отгородился двухметровым забором с колючей проволокой и контрольно-пропускным пунктом. Нормальному человеку проникнуть на этот спецобъект – ни за что на свете.
Наш новый внештатник смог. Сандыков ворвался на комбинат, как генерал Чуйков на танке в Берлин. Буйного натиска рабкора не выдержала ни двухметровая загородка с колючкой, ни кордон охраны.
О его триумфе редакцию известил телефонный звонок. Свидетельство безоговорочной капитуляции мясных бюрократов. «У вас есть такой корреспондент Сандыков? – с ужасом спросили в трубке. – Это беспокоит мясокомбинат. Ради всего святого, заберите его отсюда! Он парализовал нам всю работу!»
Спустя непродолжительное время на стол главреда лёг отчет о визите на этот сверхсекретный объект гастрономии. Сандыков рубил сплеча.
Начинался репортаж примерно так: «Давно хотел разобраться с безобразиями на мясокомбинате. Предъявил удостоверение редакции на пропускном пункте. Потребовал вызвать директора ко мне. Немедленно! Контролер отказался. Пригрозил его уволить. Охранник куда-то исчез. Я пошел искать колбасный цех. Навстречу выбежали несколько представителей руководства. Пытались мне зубы заговорить. Несмотря на их уговоры, начал осмотр. Зашли в какое-то помещение. „Почему трупы на земле валяются? – я указал им на тело дохлой лошади. – Кто тут ворует колбасу? Всех посажу!“ Сопровождающие разбежались как крысы. Попрятались в кабинетах и каптерках. Наткнулся на мужика в деловом костюме и в очках, выходившего из кабинета с табличкой „Заместитель директора“. Прижал его к стене. Спросил: „Где прячете ворованную колбасу?“ Но он вырвался и заперся в женском туалете».
Журналистика этому Гиляровскому Сибири быстро надоела. Он тонко чувствовал дух эпохи. Он и был дитя того смутного времени. Плоть от плоти. Экс-корреспондент подался в бизнесмены.
На суд впервые демократически избранных депутатов горсовета вчерашний корреспондент-террорист представил грандиозный проект. Сандыков был просто гениален. А его план – гениален своей простотой! Наш новоявленный Ротшильд разглядел на карте, возможно впервые, что Нижневартовск расположен далеко от «Большой земли». Вокруг тайга и болота. Географическое открытие породило в голове исследователя меридианов инвестпроект. С нехитрой логикой.