Альфа и Омега

— С чего ты вообще взяла, что мне это нужно? Что мне нужен твой разум или твоя личность? Вы, омеги, упиваетесь мыслями о том, что вас все хотят. Да если хочешь знать, я бы с куда большим удовольствием выбрал человека, простую женщину, которая не считает, что ей обязаны все поклоняться только за то, как пахнет дырка у нее между ног. Я мог бы поиметь тебя здесь и сейчас, и ты бы сама умоляла меня не останавливаться, потому что я чувствую, как сильно ты этого хочешь. — Глубоко вдохнув мой запах, он провел носом вдоль моей шеи — совсем как тогда, в проулке, во время нашей первой встречи. — Но именно поэтому я не стану этого делать. Хочешь знать, кто из нас двоих по-настоящему контролирует ситуацию? Тогда как тебе это, маленькая омега?

Невзирая на мое сопротивление, он стиснул мою ладонь, а потом прижал ее к своей ширинке. В отличие от вчерашнего вечера сейчас я не ощутила ровным счетом ничего — ни напряжения, ни горячей нетерпеливой пульсации.

— Я не хочу тебя, омега, — выдохнул он. — Можешь успокоиться.

Оттолкнувшись от стены, он отошел, и я почувствовала, что сил устоять на ногах у меня просто не осталось. Поэтому сползла на пол, ощущая, как сердце колотится словно во всем теле сразу. Эмоций было слишком много — намного больше, чем я привыкла испытывать за такой короткий промежуток времени. Мне хотелось то ли плакать, то ли смеяться, то ли громко и смачно материться. Этот парень переворачивал все внутри меня, заставляя говорить и делать то, что я никогда бы не сказала и не сделала. Внутри меня словно бушевала буря, и я ощущала себя совершенно беспомощной перед ее лицом. Как мне было объяснить ему, на что это было похоже и насколько сильно выкручивало все внутри меня, едва что не ломая кости? Когда он был рядом, я просто никак не могла оставаться спокойной. Это было физически невозможно.

Голова раскалывалась, словно сквозь нее протянули стальную нить колючей проволоки и теперь дергали туда-сюда, кромсая в мясо нежную плоть мозга. Да и жжение метки на руке никоим образом не помогало прийти в себя и успокоиться. Чтобы подняться на ноги и отыскать в себе способность говорить хотя бы не криком, мне понадобилась пара минут, во время которых Йон, так и не накинувший ничего на свой обнаженный торс, сидел на моей постели и что-то хмуро печатал в своем телефоне, словно набирая кому-то сообщение. Наконец я совладала с собой и снова поднялась на ноги.

— Прими душ, я пока приготовлю завтрак. Ты предпочитаешь чай или кофе? — Я сама удивилась, насколько спокойным голосом мне удалось это сказать. Но, наверное, в ином случае я бы окончательно разочаровалась в самой себе.

— Кофе, — отозвался он, не глядя на меня. — Черный со льдом.

— Вот тебе полотенце. — Я достала чистое из своего комода и кинула ему через всю комнату. Альфа поймал его одной рукой не глядя, продолжая другой что-то печатать. Пожав плечами, я развернулась и вышла из комнаты. А увидев свое отражение в зеркале, висящем в коридоре, смогла только обреченно вздохнуть. Волосы всклокочены и торчат во все стороны, как у пугала, лицо красное, а глаза почти совсем черные.

— Неудивительно, что он тебя не захотел, подружка, — пробормотала я. — Краше только в гроб кладут.

Однако я не могла не признать, что после его слов мне стало немного легче на душе. Конечно, мое женское самолюбие чувствовало себя уязвленным, но сейчас было не до него. Я почувствовала, что Йон так же, как и я, не видит смысла в этой связи и придает ей не больше значения, чем какому-то дурацкому недоразумению. Было бы гораздо хуже, если он бы воспринимал ее всерьез и верил во всю эту чушь с судьбой и предназначением. Мне было достаточно того, что я испытывала сама, чтобы переварить еще и чужие сомнения.

Я слышала, как он включил воду в душе, и, прогнав неуместные фантазии о том, как, должно быть, хорошо выглядит его красивое тело под горячими струями, занялась завтраком. Оставалось надеяться, что после всего, что уже и так случилось, Джен не заметит пропажи пары ложек ее молотого кофе. Ожидая, пока тот вспенится в турке, я пролистала новые сообщения в телефоне, но среди них мне не попалось ничего особо важного. У меня была идея написать отцу Горацио, но в последний момент я передумала. Кто знает, вдруг мой сумасбродный альфа сбежит по дороге и я только зря обнадежу святого отца. Да и, чего скрывать, после того фокуса с запахом, что священник вчера выкинул в кафе, меня уже не тянуло доверять ему так безоглядно, как хотелось раньше.

В целом пока Йон был в душе, я успела немного собрать мысли в кучу, а потому, когда он явился на кухню, снова одетый в свою черную толстовку с капюшоном, глубоко надвинутым на глаза, я даже нашла в себе моральные силы извиниться. И вот такого поворота он, кажется, совсем не ожидал.

— Серьезно? — Он, кажется, чудом сдержался от каких-то более едких комментариев. — Тебя подменили, пока я был в душе? Или ты уже соскучилась по тому, что было между нами?

— Знаешь, тебе необязательно быть таким моральным уродом, — заметила я, поджав губы. — Я правда хочу сделать наше вынужденное общение максимально… выносимым для нас обоих, ладно? Вот, возьми булочку. Она с заварным кремом. Вкусная.

Я подвинула к нему блюдечко, и он, прищурившись и недоверчиво глядя на меня, все же взял пирожное. Откусив от него кусок, на пару секунд задержал дыхание, словно уже очень давно не ел ничего настолько нежного и сладкого.

— Они не очень свежие, но все еще вполне ничего, — улыбнулась я, наблюдая за тем, как Йон, пытаясь сохранить полагающееся моменту надменное выражение лица, торопливо запихивает в себя остатки десерта. Он снова стал похож на мальчишку, и на этот раз такая перемена была встречена мною почти с восторгом. Когда он был таким, я переставала чувствовать себя так, будто воздух отказывается поступать мне в грудь, а между ног все горит и изливается одновременно.

Облизав пальцы, альфа уткнулся в чашку с кофе, пока я дожевывала свой тост с омлетом. Воцарившаяся между нами тишина была желанной передышкой после того эмоционального шторма, что закрутил нас получасом ранее. Я не могла не признать, что, когда он стоял слишком близко, когда я могла коснуться его, вдохнуть его запах, ощутить его тело кончиками пальцев, мне становилось сложно думать, а в голову лезли всякие глупости. И уже я превращалась в растерянную и напуганную маленькую девочку, которая больше всего на свете нуждалась в том, чтобы кто-нибудь ее успокоил, защитил и пообещал, что никогда не обидит. Но как мне было выразить это вслух? Как сказать ему — или вообще кому угодно, — что я слишком многого в себе стыжусь, слишком многое подавляю, слишком многое упрямо отрицаю, ненавидя саму мысль о том, что это может заметить и понять кто-то другой? За эти несколько минут в моей спальне я внезапно осознала, как много внутри меня было противоречий, страхов и комплексов. Это не было его виной или его проблемой. Но почему-то именно его близость выводила меня из равновесия так, как ничья больше. И все то, что я считала успешно спрятанным или неважным, вдруг посыпалось со всех полок и погребло меня под собой.

— Если я спрошу, почему ты убил его, ты ответишь мне честно? — тихо спросила я.

— Извини за прямоту, но… с чего бы мне откровенничать с тобой? — прищурился он. — Ты вроде бы ясно дала мне понять, что наше знакомство не продлится дольше минимально необходимого времени.

— Я все еще должна заявить на тебя в полицию.

— Но ты же до сих пор этого не сделала.

— Потому что у меня были дела поважнее, — закатила глаза я, согнув левую руку. В эту же секунду заметила, что моя метка вновь укоротилась, исчезнув с ладони. С другой стороны, и раздражающее жжение тоже прекратилось.

Йон молчал так долго, что я уже решила, что он так ничего и не скажет. Но потом молодой альфа все же заговорил:

— Я ищу кое-кого. Много лет назад он разрушил мою семью и превратил мою жизнь в сущий кошмар. И я думаю, он все еще продолжает это делать — калечить чужие жизни. Тот, кого я убил, знал, где он, но не хотел говорить по-хорошему. Пришлось его… убедить. И, кажется, я немного перестарался. — Он дернул плечом, явно не испытывая особого раскаяния.