Альфа и Омега

— Прямо на постель тебе сделать что-нибудь? — деловито уточнил он. — Думаю, с таким вкусным запахом под рукой я управлюсь быстро.

— Испачкаешь мне белье, сам стирать будешь, — помотала головой я и, не дав ему возможности ответить, вышла за дверь.

Джен в квартире не было — я поняла это сразу. На кухонном столе лежала от нее записка: «Поехала к Максу, не могу больше находиться в одной квартире с этим маньяком. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Дж». Я буквально кожей чувствовала ее раздражение, сквозившее в этих двух коротких строчках. Вчера Йон одержал над ней верх — сперва в открытой стычке, а затем в соперничестве за омегу, то есть за меня. Формально он теперь считался старшим альфой в их паре несмотря на свой возраст и тот факт, что он находился на чужой территории. Для Джен это, наверное, было унизительным. Я не очень разбиралась в тонкостях психологии альф и их соперничества, но нутром чуяла, что все эти иерархические заморочки и потребность постоянно что-то кому-то доказывать, чтобы об тебя не вытирали ноги, были для них не намного проще, чем для нас постоянно стыдиться своей природы и своих желаний.

Зайдя в одну из двух ванных комнат, я предварительно заперлась на новенькую щеколду, пусть даже осознавала где-то в глубине души, что Йона это не остановит, приди ему в голову вломиться сюда. Тем не менее это создавало хотя бы иллюзию личного пространства. Закатав рукава, я включила горячую воду и… почти сразу забыла о том, что вообще собиралась делать.

Моя метка снова изменилась. Красная линия, что прежде доходила лишь до запястья, теперь протянулась через всю ладонь, оканчиваясь аккурат между средним и безымянным пальцами. И она была такого насыщенного, яркого цвета, словно кто-то нарисовал ее свежей кровью. Мне было сложно сказать относительно ее запаха, потому что сейчас я вся целиком пропахла молодым альфой, но что-то мне подсказывало, что он тоже усилился. Простояв с полминуты с огромными вытаращенными глазами, я механически выключила воду и на почти негнущихся ногах вернулась обратно в свою комнату.

Когда я вошла, Йон, обнаженный сверху по пояс, отжимался на моем гимнастическом коврике и его не остановил ни звук открывшейся двери, ни мой оклик. Лишь закончив что-то про себя отсчитывать, он сел на колени, беззастенчиво вытерев мокрый лоб краем моего одеяла.

— Какого Зверя ты тут стриптиз устроил? — без особого энтузиазма поинтересовалась я.

— У меня нет сменной одежды, — рассудительно отозвался он. — А я сильно потею, и мне хотелось промочить единственную толстовку.

— Покажи свою. — Сев рядом с ним на ковер, я, не особо церемонясь, дернула его правую руку на себя. Да, она выглядела точно так же — красная полоса, похожая на татуировку чуть вьющейся ленточки и идущая от середины предплечья до ладони и дальше до основания среднего пальца.

— Почему у тебя так? — непонимающе нахмурилась я. — У меня она выглядит иначе.

Теперь пришла его очередь рассматривать мою руку, и в этот момент я отчего-то подумала, что мы похожи на двух маленьких детей, которые решили поизучать половые органы друг друга, задаваясь вопросом о том, почему они разные. И, как ни странно, именно этот образ натолкнул меня на мысль. Раздвинув пальцы, я взяла его руку в замок — совсем как вчера, когда он повел меня за собой к квартире.

— Вот оно что, — многозначительно поднял брови он, изучая наши сцепленные ладони.

Края метки совпали — красная полоса заканчивалась на его руке ровно там, где она начиналась на моей. Это выглядело одновременно жутко и по-своему зачаровывающе.

— Ну почему ты? — вырвалось у меня, и я не сумела скрыть разочарования в голосе. — Из всех бестий на планете Земля моим нареченным стал малолетний убийца!

Йон нахмурился, а потом достаточно резко расцепил наши соединенные руки, и, признаюсь, в этот момент мне было тяжело сдержать негодующий возглас, потому что это было почти физически больно.

— Ты слишком много болтаешь, маленькая омега, — выдохнул он, поднявшись на ноги. — И явно не представляешь, о чем вообще говоришь.

— О чем я говорю? — с вызовом уточнила я, тоже вставая. — Ты убийца, это факт. Правда глаза колет?

— Легко осуждать кого-то, не зная и половины истории, верно? — огрызнулся он, и я ощутила, что мяч впервые оказался на моей стороне. Прежде ему удавалось меня смущать, злить или просто сбивать с толку, но теперь пришла его очередь чувствовать себя неловко.

— Я не хочу знать ни половины, ни всей истории, — отрезала я. — И тебя тоже я знать не хочу, альфа. Давай избавим друг друга от всего этого и просто разойдемся в разные стороны, ладно?

Какое-то время он молчал, стоя вполоборота ко мне. Утреннее солнце очерчивало рельефные мышцы его груди и пресса, заставляя меня испытывать чересчур навязчивое желание прикоснуться к ним, но лицо его было крайне серьезным, и, сосредоточившись на нем, я практически смогла прогнать из головы все мысли о его теле.

— А ты думала, что, возможно, это необратимо? — негромко спросил он. — Что, если нас нельзя разделить?

— Нет, не думала, — отрезала я, для убедительности еще и помотав головой. — Мы должны верить, что эта ерунда не решает за нас, кто мы есть и что мы чувствуем.

Он смерил меня долгим сомневающимся взглядом, а потом произнес:

— Знаешь, сейчас я действительно хочу, чтобы это было так. Мне совсем не нравится мысль, что судьба выбрала мне в пару такую эгоцентричную, скандальную и надоедливую омегу, как ты.

— Это я-то надоедливая? — ахнула я, не веря своим ушам. — Ты сломал дверь в мою квартиру, едва не вывернул руку моей подруге, завалился в мою кровать и утром тыкал в меня своим стояком! Да тут сама Святая Изабелла бы не выдержала и устроила скандал с битьем посуды и выдиранием волос! Хочешь, чтобы я прониклась твоей, наверняка, печальной и драматичной историей, которая привела к тому, что ты лишил кого-то жизни, а потом два дня следил за мной, как помешанный сталкер? Тогда прекрати вести себя как обиженный ребенок! Пока это только я ищу выход из ситуации и пытаюсь помочь нам обоим, а ты только ноешь, смотришь на меня голодными глазами и строишь из себя мученика! Ничего с тобой не случится, не развалишься. Дерьмо случается, но никто не обязан с тобой нянчиться только потому, что тебе отчего-то показалось, что ты тут самый обделенный.

Кажется, меня немного занесло, но я уже не могла остановиться. Словно бы навалилось все и сразу, и его холодный разочарованный взгляд вкупе с грубыми словами стали последней каплей. Я никогда не считала себя конфликтной и предпочитала вовсе ни с кем не спорить и никого ни в чем не обвинять. Просто чтобы лишний раз не оказываться в центре внимания. Но кричать на него было сродни какой-то аутотерапии, пусть даже где-то в глубине души я понимала, что не права и что мы с ним действительно ничего не знаем друг о друге.

Йон побледнел, сжал кулаки, и я ощутила, как жжется метка на моей руке. Кажется, ей не слишком нравилось, что мы ссоримся.

— Что? — вздернула нос я. — Большой страшный альфа не привык, когда его отчитывают, как мальчишку? Да ты мальчишка и есть, какого бы страшного хищника ты тут из себя…

Он не дал мне договорить. В два шага преодолев разделяющее нас пространство, он вжал меня в стену, и я ощутила резкий запах его пота. Вместе с усилившимся запахом его феромонов, от которого у меня почти закружилась голова. Это было нечестно. Всегда и во всем альфы могли взять верх силой, одним своим запахом напомнив нам о том, где наше место. Я ненавидела их за это. Я ненавидела его за это, а потому упиралась из последних своих сил, ударяя кулаками по его мокрой от пота груди и не позволяя своему естеству омеги взять верх.

— То, что ты контролируешь мое тело, не значит, что ты контролируешь мой разум и мою личность, — выдохнула я, глядя на него в упор пылающим от гнева взглядом. — Ни судьба, ни биология, ни сам Великий Зверь не заставят меня склониться перед тобой.

Его губы дернуло кривой усмешкой. Я чувствовала, что он тоже в ярости — от моих слов, от собственных желаний и того, к чему его принуждал мой собственный запах, яркий, цветущий, непокорный и слишком сладкий даже в своей кипящей злости. Альфа склонился к моему уху и негромко поинтересовался, теплым дыханием пощекотав мою кожу: