Альфа и Омега

Я обернулась через плечо и выцепила Йона взглядом. Тот, сложив руки на груди и глядя на старшего альфу чуть исподлобья, тем не менее внимательно слушал какие-то его объяснения. Пойманный в сумеречный полумрак, резко контрастировавший с ярким пятном света в центре алтарного прохода, он сейчас казался таким родным и одновременно таким далеким, что у меня щемило в груди. Наш безумный сон, наше путешествие по сказочному лабиринту подходило к концу, и оставалось всего несколько поворотов перед тем, как мы должны были выйти наружу и разойтись в разные стороны.

— И почему мне кажется, что за то время, что мы с тобой не виделись, ты как будто немного… охладела к идее вашего разделения? — помолчав, уточнила Джен, внимательно следя за выражением моего лица.

— Я поняла, что люблю его, — просто ответила я, снова посмотрев на нее и беспомощно, грустно улыбнувшись. — Как я уже сказала, за это время много чего произошло, и я… однажды обязательно расскажу тебе обо всем.

— Любишь? Этого агрессивного маньяка? — недоверчиво переспросила альфа, видимо не будучи в силах уложить эту новую информацию у себя в голове. — Ты уверена, что это не… выкрутасы вашей метки или вроде того?

— Он умеет быть мягким, — с улыбкой качнула головой я. — И нежным на свой… особый манер. Он умеет слушать, и он очень заботливый. Он всегда думает о других прежде, чем о себе. Он не смог защитить меня от всего на свете, но благодаря ему я научилась защищать себя сама и перестала чувствовать себя слабой и ни на что не годной. Он сильный и добрый и…

— И какого Зверя мы тогда вообще здесь делаем? — всплеснула руками Джен. — То есть… не буду говорить, что я якобы в восторге, но раз он такой замечательный, то почему бы вам не жить вместе долго и счастливо, рожая каждый год детенышей во славу Церкви?

— Не думаю, что я хочу рожать каждый год даже от него, — прыснула я, а потом снова стала серьезной: — Он меня не любит, Джен, он сам так сказал. Для меня в его жизни нет места. Мои чувства изменились, а его — нет. Для него по-прежнему есть что-то — и кто-то — важнее, чем я и… все вот это.

— Но если все так… — Альфа свела брови, словно бы подбирая слова. — Если ты позволишь отцу Горацио разорвать вашу связь, то потеряешь этого парня навсегда. Если единственное, что его к тебе привязывает это метка, то без нее…

— Я знаю, — подтвердила я. — Когда метки не станет, он будет свободен и я перестану быть для него особенной.

— И ты пойдешь на это? — неверяще переспросила она. — В самом деле?

— Я люблю его и желаю ему счастья. Настоящего, идущего от сердца, как он и говорил. Если я не та, кто заставляет его сердце трепетать по-настоящему, то он… заслуживает найти такую девушку. Я не знаю, что будет со мной без него, но, думаю, он без меня справится. А этого мне достаточно, чтобы поступить правильно.

— Ты либо совсем дурочка, либо самая благородная девица из тех, что мне встречались, — покачала головой Джен. — А, может, и все вместе. Ты ведь не надеешься, что я стану тебя убеждать в том, что ты не права? Потому что, какой бы он там классный, по твоим словам, ни был, мне будет куда спокойнее, когда он исчезнет из нашей жизни.

Вместо ответа я порывисто обняла ее, ощущая, как альфа сперва инстинктивно напряглась, но потом переборола свое отторжение из-за окутывающего меня плотным коконом чужого запаха и тоже сомкнула руки у меня на спине.

— Спасибо за все, — прошептала я. — Что не отступилась и… сделала для меня так много. У меня никогда не было такого друга, как ты, Джен. И что бы ни случилось дальше, ты всегда будешь занимать особенное место в моем сердце. Ты лучше любой сестры, что у меня могла бы быть. Ты моя семья, и так будет всегда.

— Ох, малышка, — растроганно выдохнула она, прижимая меня крепче к себе.

— Вы там еще долго обжиматься собираетесь? — раздался недовольный голос Йона. — Нам еще обратно ехать, и мне совсем не улыбается съезжать с этой огромной каменюги по темноте.

— Добрый и нежный, говоришь? — саркастично уточнила моя подруга, отстранившись, и я, вздохнув, улыбнулась в ответ и пожала плечами. — Видимо, только ты умеешь приручать это чудовище, потому что, как по мне, он самый вредный и неприятный тип из всех, что мне когда-либо встречались.

— Честно говоря, мне тоже иногда так кажется, но… он ведь спас Макса, верно? — резонно напомнила я. — Он кстати смог выбраться из города?

— Да, отец Горацио помог переправить его по… церковным каналам, — подтвердила альфа.

— Вижу, вы со святым отцом неплохо поладили, — не сдержав лукавой смешинки в голосе, отметила я.

— После поговорим об этом, — отмахнулась Джен, но я готова была поклясться, что подруга смутилась, и это лишь сильнее разожгло во мне любопытство.

Мы вернулись к мужчинам, и я увидела, что отец Горацио уже успел развернуть тот сверток, что держал в руках. Как я и предполагала, это была книга — старая и потрепанная, с поблекшими металлическими уголками и обложкой, кажется, из натуральной кожи. Аккуратно пробежав пальцами в перчатках по краешкам ее страниц, священник раскрыл старинный фолиант в том месте, где оставил закладку, и, к моему некоторому удивлению, я увидела вложенный внутрь лист обычной офисной бумаги с напечатанным на нем текстом.

— Чернила выцвели, как я и говорил, — пояснил отец Горацио, увидев мою реакцию. — Поэтому, чтобы не сбиваться, я выписал нужные слова отдельно. Но поскольку ритуальность тут очень важна, я решил и книгу прихватить на всякий случай. Чтобы формально была под рукой.

— Что это за язык? — с интересом уточнила я, приблизившись к нему и наклонившись над книгой. — Похож на латынь.

— Это… не совсем латынь, скорее ее предок, — заметил альфа. — Считается, что это наш праязык, на котором бестии говорили во времена Чистых дней. На нем были написаны первые священные книги, и он часто использовался для составления подобных ритуалов.

— Если когда-то все бестии говорили на одном языке, это значит, что изначально мы все жили на одной территории? Как… одно большое племя? — спросила я, рассеянно пробегая глазами строчки совершенно непонятного мне священного текста, что каким-то образом должен был помочь нам с Йоном навсегда отделиться друг от друга.

— Считается, что во время Чистых дней так и было, — подтвердил отец Горацио. — А после Грехопадения бестии оказались разобщены и разбрелись по всему свету.

— Вы говорили, что отец Евгений считает Грехопадением связь альфы и омеги вне… уготованной Великим Зверем судьбы, — вспомнила я. — Думаете, это правда так?

— Вот вы в самом деле собираетесь это сейчас обсуждать? — нетерпеливо перебил меня мой альфа. — Давайте уже покончим с этим поскорее.

— Я склонен думать, что любые религиозные тексты следует воспринимать через призму метафоры, — ответил на мой вопрос священник. — И не искать им буквального толкования. Но ваш спутник, Хана, прав, нам лучше поторопиться, пока солнце не ушло.

Я ощущала эмоциональное напряжение Йона, оно покалывало и дергало меня изнутри. Он был взвинчен до предела, и общество двух других альф, с которыми он был в сложных неоднозначных отношениях, только усугубляло ситуацию. И как бы мне ни хотелось растянуть оставшееся у нас время, я поняла, что этим только усложню жизнь всем присутствующим. В конце концов, невероятно увлекательную лекцию о праязыке, Чистых днях и метафорах священных текстов можно было действительно отложить на потом. В этот самом необозримом «потом» у меня, кажется, будет тьма свободного времени для таких вещей.

— Хорошо, что… нам нужно делать? — сосредоточенно сдвинув брови, спросила я.

— Ритуал в целом показался мне сходным со свадебным, — признался отец Горацио, снова устремляя взгляд в книгу. — Но до алтаря мы тут, конечно, уже не доберемся. — Мы все, как по команде, посмотрели в конец алтарного прохода, который был плотно завален снегом из разбитого витража, и вынуждены были признать, что он прав. — Впрочем, конкретных указаний по точному месту внутри храма здесь нет, так что, думаю, можно встать там, где нам удобно. Например, там, где посветлее.