Страница 107 из 117
— Раздевайся, — вдруг скомандовал он, и от того, с какой интонацией это было сказано, у меня внизу все свело.
Признаюсь, у меня слегка дрожали руки, и, не думаю, что зрелище получилось хоть сколько-нибудь эротичным, но когда на мне осталось только нижнее белье — простенькое, хлопковое, ведь я вообще не рассчитывала на подобное развитие событий, когда одевалась утром, — альфа меня остановил. Сперва начав приближаться неспешно, он вдруг порывистым плавным движением оказался сверху, вдавив меня в перину. Ощутив его теплую крепкую тяжесть на себе, я с мучительным нетерпением застонала, обняв его ногами и вслепую ища его губы для поцелуя. Но он увернулся, наклонившись ниже, и я вдруг ощутила его зубы, сжавшиеся на моей ключице. Это было почти не больно — или же от возбуждения и адреналина я просто не почувствовала этой боли, — но вызвало неадекватно бурную ответную реакцию у моего тела. Меня буквально встряхнуло, словно от удара током, и на мгновение мне показалось, что я способна была в тот самый момент испытать самый настоящий оргазм даже с учетом того, что мы даже толком не начали сам процесс.
— Я хочу тебя съесть, — снова повторил Йон, проведя поверх укуса горячим мокрым языком, словно животное, и я снова застонала, кусая губы от нетерпения и сводящего меня изнутри желания. — Хочу покрыть тебя следами моих зубов с головы до ног, хочу зажевать тебя к Зверю, Хана, ты слышишь?
Честно, не знаю, рассчитывал ли он в самом деле на какой-то членораздельный ответ с моей стороны, потому что все, на что я в тот момент была способна, это жалкое похныкивание, которое даже стонами можно было назвать с натяжкой. Я прежде и подумать не могла, что подобного рода вещи, сказанные в постели, могут так сильно на меня подействовать. В этом было что-то пугающе ненормальное, но в то же время что-то настолько наше, что оно просто не могло быть опасным или тревожным.
Я пришла в себя, только когда он, окончательно раздевшись сам, стянул с меня нижнее белье, скомкав его и отшвырнув в сторону.
— Йон, ты уверен? — судорожно выдохнула я, мгновенно вспомнив о его матери и обо всем, чем заканчивались все наши предыдущие попытки заняться сексом.
— Я хочу этого, — кивнул он, на мгновение стиснув зубы, словно борясь с чем-то внутри себя. — Я хочу тебя так сильно, что у меня почти отказывает мозг. И я не против, чтобы он отключился совсем, вместе со всеми своими воспоминаниями и прочим дерьмом, чем я обязан дорогой мамочке. Будь со мной, Хана. Пожалуйста, будь со мной сейчас.
— Я с тобой, — подтвердила я, обняв его за шею так, чтобы наши лица находились практически напротив друг друга. — Видишь, здесь только я. И если… если ты не наполнишь меня прямо сейчас, я, возможно, даже начну тебя об этом умолять.
— Звучит… интересно, — не мог не признать он с легким вздохом как будто сожаления, что эту часть придется пропустить. — Но меня уж точно ни о чем умолять не придется. Я… верю тебе, Хана.
Наклонившись, он порывисто поцеловал меня, и в этот же момент я наконец-то ощутила его внутри. Он скользнул в меня легко, сразу заполнив до упора, и с моих губ сорвался вибрирующий сдавленный всхлип. Словно бы вся Вселенная в этот миг затаила дыхание, глядя на нас. Удовольствие, что накрыло меня тягучей, густой, сладкой волной, проистекало в тот момент не столько из моего тела, сколько из моей души. Словно бы, соединившись со своей утерянной на заре времен второй половиной, я наконец-то обрела ответы на все вопросы, что терзали меня с самого детства. Больше не было черных дыр и белых пятен, была только правда, неприкрытая, яростная, цветущая и непокорная, как всякая жизнь в своем хаотичном упрямстве.
Наша связь никогда не была ошибкой, случайностью или злой шуткой судьбы. Она была реальнее всего, что существовало до и будет существовать после нее. И я почти готова была поверить в то, что священные книги не врут и что единственное предназначение таких, как мы, это родиться и найти друг друга. И только таким образом познать наконец-то эту захватывающую дух целостность и завершенность. Словно бы последний, закатившийся под диван кусочек паззла наконец занял свое положенное место, и все полотно в целом заиграло совершенно новыми красками. Словно тот, кто привык уже давно жить без руки и даже почти не замечал этого, вдруг каким-то волшебным образом вернул себе утраченную конечность и впервые за долгое время смог обнять кого-то по-настоящему.
Я парила в восхитительной невесомости своих духовных откровений совсем недолго. Потому что меня очень быстро вернули обратно на грешную землю. Я не знаю, чего опасался Йон — возможно, увидеть в моем полном блаженной неги лице черты матери или учуять ее в моем запахе, — но, кажется, его опасения не подтвердились. А когда сдерживавшая его тревога отступила, ее место вновь заняло желание — перебродившее, настоявшееся, слишком долго державшееся в узде. Приноравливаясь, он пару раз медленно двинул бедрами, и, ощущая, как я отзываюсь на его движения, как сжимаю и окутываю собой внутри, он коротко, почти беспомощно рыкнул, возможно сожалея, что в таком состоянии не способен обратиться к силе Зверя внутри себя и укусить меня по-настоящему.
— Нет, так дело не пойдет, — выдохнул он, подавшись назад и заставив меня возмущенно застонать от образовавшейся внутри зудящей пустоты. Не обращая особого внимания на мое возмущение, он перевернул меня на живот, и я с готовностью приподняла бедра ему навстречу, влажно и прерывисто дыша в сбившееся шелковое покрывало. — Хорошая девочка, — одобрительно кивнул альфа, по-хозяйски дергая их на себя.
Видимо, не собираясь больше сдерживаться, он с ходу задал мне такой темп, что я могла только поскуливать, кусая саму себя за костяшки пальцев и капая слюной на постель. В голове не осталось ни одной связной мысли, там было лишь его имя, скакавшее туда-сюда, как теннисный мячик, и все яростнее ударяясь о стенки моей черепной коробки. Я ощущала себя натянутым проводом, по которому один за одним прокатывались все более и более сильные разряды тока. Он ходил во мне легко, погружаясь внутрь почти с хлюпаньем от обилия сока, что стекал по моим бедрам, и с каждым толчком напряжение внутри меня скачкообразно повышалось, разливая горячее белое пламя по моим венам и нервам.
А потом у меня в голове выбило пробки.
Если бы Йон не почти что лежал на мне, вжимая меня в кровать, я бы, наверное, дергалась, словно в приступе. Перед глазами у меня потемнело, а внутри стало так горячо и так… ярко и умопомрачительно хорошо, что, кажется, никакое другое ощущение в мире не смогло бы встать вровень с удовольствием такого порядка. Оно заполнило меня до краев, разливаясь во все стороны из ощущения его плоти, сжатой в моем жадно сокращающемся лоне. Я в самом деле могла бы, наверное, потерять сознание от силы этого оргазма, если бы в этот момент альфа не сжал меня за волосы, накрутив их себе на кулак и дернув назад. Мои ощущения затапливали его с головой, снося все последние остатки его самоконтроля, и, кончая, он вцепился зубами мне в плечо с такой силой, что я взвизгнула от неожиданности, но эта боль мгновенно была сметена волной нашего взаимного экстаза и от нее не осталось и следа.
Мне кажется, мы все-таки в какой-то момент отключились. Или, может, просто перестали отображать реальность в ее первозданном виде. Когда я в следующий раз пришла в себя, за окном уже пламенел ранний зимний закат, а Йон деловито вылизывал мою шею и плечи, особое внимание уделяя следам от своих зубов и моей ароматической железе, словно пытаясь высосать из нее мой запах, как сладкий нектар. В любое другое время я бы, наверное, снова возбудилась от таких манипуляций, но сейчас ощущала себя катастрофически изможденной. Буквально вывернутой наизнанку — в лучшем из возможных смыслов этих слов. А вместе со столь долгожданным удовлетворением пришел и голод. И если еще полминуты назад мне казалось, что я никогда и ни за что не встану с этой постели — да что там, даже пошевелить пальцем не смогу, — то после требовательного зова желудка я словно бы открыла в себе второе дыхание.