Страница 7 из 28
– Уберите собаку, я всё расскажу! – завизжал он. И тут все увидели, как из его штанины потекла струйка. Минутой ранее дерзкий налётчик, «крутой пацан» – просто описался.
Когда гопника увели, Олег обнял Костю:
– Ну, твой Север – молодец! Классно сработал!
– Ага, тем более что перед этим козлом я его слегка поддёрнул на стойку, – довольно улыбнулся Костя.
Присутствующие еле сдерживались от хохота. А Олегу было не до смеха: от чистоты эксперимента не осталось и следа.
– Если бы не твой зверюган, я бы тебе рожу начистил! – Олег поднёс кулак к Костиному носу.
«Зверюган» спокойно и мирно сидел на задних лапах, отвернув морду в сторону. Я, мол, тут ни при чём.
Налётчик всего этого, естественно, не знал и на допросе «пел соловьём»[6]. Подробно, в деталях рассказал о преступлении, выдал похищенные деньги и отправился на законные шесть лет на нары. Но воспоминания об этом казусе до сих пор вызывали смех и улыбки в отделе.
– Саныч, бери пробу, – подтвердил свою просьбу Олег. – Дело гнилое, и надо собрать максимум материала по нему. Чует моё сердце: скоро нагрянут «помогающие- проверяющие», замаемся справки писать.
– Как скажешь, – эксперт достал из чемоданчика стеклянную герметически закрывающуюся банку и, вынув оттуда кусочек фланелевой ткани, наложил его на наиболее четкий след. Затем развел в пластиковой посудине гипс и вылил немного в соседний след. Наломав найденных рядом тоненьких хворостин, Саныч крест- накрест положил их на подсыхающий слепок и долил оставшийся раствор. Ояр и Олег молча наблюдали за его манипуляциями.
– Ну вот, а второй слепок сделаю минут через двадцать, когда фланелька пропитается запахом, – удовлетворённо произнёс Косенков.
– Не забудь дать понятым подписать, когда запечатаешь банку, – напомнил Олег. – И окурочки обязательно собери. Кстати, сколько их?
– Пять, и посмотри, какие интересные, – Саныч пинцетом подцепил один из окурков. – Видишь, какой прикус? Похоже, один зуб сколот.
– Значит, у преступника сколот передний зуб, – задумчиво произнёс Ояр.
– Не передний, тоже мне, курец, – поправил Олег. – Ты, когда куришь, сжимаешь сигарету передними зубами? Нет, клыками справа или слева.
– Ну, обычно, если правша – справа, а, если левша – слева. Судя по удару, наш убивец – правша, следовательно, можно предположить, что правый клык у него сколот, – менторским тоном поправил Косенков.
– Спасибо Вам за науку, господин профессор, – шутливо поклонился Олег. – Интересно, а почему папиросы? Несовременно как-то. Сейчас все курят сигареты. Слушай, Саныч, может, он туда «косяк» загонял?
– Проверю, – отозвался Косенков. Обернувшись на звук приближающихся шагов, Олег увидел торопливо шагающего по шпалам белобрысого парня лет двадцати пяти в милицейской форме.
– О-о, Женька Венский, участковый! Он со мной сегодня в опергруппе, – Ояр махнул рукой, подзывая лейтенанта к себе. – Я его в полк посылал, «перебазарить» на КПП с дежурным нарядом.
– Товарищ майор, – запыхавшийся лейтенант попытался козырнуть.
– Перестань, Жень, – остановил его Олег. – Отдышись и спокойно докладывай.
Лейтенант нравился ему, напоминал самого Островецкого десять лет назад. Не внешностью, конечно, а вдумчивостью и рассудительностью, решимостью, если надо, полезть на рожон за правое дело. Участок Венского находился в пригородном посёлке, и Олег знал, что молодой лейтенант пользуется уважением у местных жителей, чему немало способствовало его отличное владение латышским языком. Вообще-то, Олег немного по-хорошему завидовал Ояру и Женьке. Наполовину латыши, оба прекрасно владели и латышским, и русским. Олег же, будучи приезжим, латышский знал не очень хорошо. По его инициативе в отделе были открыты вечерние курсы по изучению латышского языка, но посещать их Олегу доводилось редко. Следственная работа мало способствовала стабильной учёбе на курсах.
«Охломоны, – мысленно выругался Олег в адрес начальства. – Хотят, чтобы люди знали латышский, но ничего для этого не делают». Он уже не раз на совещаниях различного уровня предлагал открыть в Риге при школе милиции централизованные курсы изучения латышского языка, где сотрудники со всей республики могли бы заниматься с отрывом от службы. Ведь процент хорошо владеющих латышским языком в Риге и крупных городах республики катастрофически низок. С ним соглашались. На одном из совещаний замминистра даже поручил своему помощнику проработать вопрос, но дело с места не двигалось. Собственный уровень владения латышским языком не устраивал Олега. Нет, он мог, конечно, общаться с людьми, разговаривать, но вести судопроизводство на латышском ему было не по силам. А самостоятельно изучать язык не было никакой физической возможности. Даже посещать вечерние курсы практически не удавалось.
Венский достал из кожаной папки протоколы объяснений и протянул их Олегу.
– Молодец, что всё записал! – похвалил Олег. – А теперь – главное, своими словами.
– Опросил дежурного по КПП и его помощника. Оба утверждают, что полковник покинул расположение части в начале первого ночи. Был в прекрасном расположении духа. При нём был кожаный кейс. Ушёл пешком, машину не вызывал. Если коротко, то всё. И вот ещё что: может, это вас заинтересует… – лейтенант немного замялся. – В общем, когда я заканчивал принимать объяснения от помдежа, появился майор-особист. Он повёл себя как-то странно: запретил солдатам давать показания и сказал, что впредь общаться с кем-либо из военнослужащих части мы будем только в его присутствии.
– Ты что-нибудь понимаешь? – Олег перевёл взгляд на Ояра. – Мы расследуем убийство его командира, а он, вместо помощи, собирается вставлять нам палки в колёса. В любом случае, ты вдвой не молодец, что записал их показания с подписями, – Олег похлопал Женьку по плечу.
– Но кейса-то при покойнике не оказалось, как, впрочем, и бумажника. Часы и кольца тоже отсутствуют… – Ояр с высоты своего роста обвёл взглядом присутствующих. – Допустим, колец могло и не быть, он всё-таки офицер, а не балерун какой- нибудь. Но часы-то должны были быть, именно потому, что офицер.
– Думаешь, ограбление? – спросил Олег.
– Поживём – увидим.
Олег отвёл Ояра в сторону.
– Сделаем так: заканчивай здесь, полковника отправь в морг Улдису, а сам с Женькой дуй в адрес и опроси жену полковника…
– Вдову, – мрачно поправил Ояр.
– Вдову, – вздохнул Олег. – Ей, конечно, уже сообщили о смерти мужа, но посмотри всё же на её реакцию, обстановку в доме… Сам знаешь. Да, и возьми с собой «писателя», – Олег кивнул в сторону корпевшего над протоколом осмотра Коношонка. – Пусть он записывает, а ты слушай, смотри и запоминай. О полковнике и его семье надо узнать как можно больше.
– А ты куда?
– Наведаюсь к соседу, Ильичу. Он ведь служит… служил вместе с покойным. Очень мне интересно его мнение.
– Так ведь особисты не дают ни с кем поговорить.
– Ильич сейчас в отгуле. Он поехал к себе на дачу, я его утром встретил около дома. Постараемся управиться, в семь в кабинете Шестакова оперативка.
Олег попрощался с Долгоноговым за руку и пошёл к машине.
Сосед Островецкого по дому подполковник Ионов занимал должность командира танкового батальона. Это был опытный и честный боевой офицер. Ему недавно стукнуло сорок два года, и подполковник уже стал всерьёз подумывать о пенсии. Он приобрёл дачку, где проводил всё свободное от службы время. Двадцать пять лет службы: училище, дальние гарнизоны, Афганистан – не оставили в нём никаких иллюзий по поводу порядков в армии. Из Афгана Ильич вернулся с двумя орденами Красной Звезды. Казалось бы, дважды орденоносцу, имеющему колоссальный опыт боевому офицеру открыты все дороги для карьерного роста.
Ан, нет… Его назначили на должность комбата, что не соответствовало его подполковничьему званию, и направили служить в этот маленький прибалтийский городок. Карьера этого честного, отважного офицера не задалась, а причиной этого во многом был характер Ильича. Он органически не выносил лжи, не умел, да и не хотел приспосабливаться к начальству.
6
«Петь соловьём» – признаваться в совершении преступления (жарг.).