Страница 5 из 11
Саша переговорил с Малевским о переводе Павла Березина из машинной команды в радисты, на что командир возражать не стал. И теперь благодарный Пашка взахлеб делился с Сашей всеми новостями, услышанными в радиорубке. До Александра дошел слух через Березина, который теперь, став радистом, находился в курсе всего, что происходило на самих кораблях и вокруг них, что командующий эскадрой контр-адмирал Юрий Федорович Ралль лично восхищался храбрыми корректировщиками, которые сделали огонь эскадры по берегу столь эффективным и губительным для противника. А еще Паша Березин сообщил, что 28-го июня Финляндия официально вступила в войну на стороне Германии, перейдя границу своими дивизиями по всей Карелии совместно с немецкими войсками, впрочем, вражеское наступление сразу же встретило очень упорное сопротивление с советской стороны.
После благополучного возвращения из десантной операции, корабли эскадры продолжали сутки находиться на рейде без особого движения. Немецкие торпедоносцы их пока больше не беспокоили, по-видимому, залечивая собственные раны и оправляясь от потерь, понесенных в ходе неудачных налетов на советскую эскадру. Но, через сутки пришел новый приказ командования, и корабли внезапно активизировались, начав по очереди швартоваться к пирсам в порту, где на них грузили какие-то ящики и людей из персонала базы, как флотских, так и гражданских вместе с семьями. Оказалось, что наверху было принято окончательное решение эвакуировать всю базу флота, а все оставшееся в ней, что эвакуировать не представлялось возможным, — взорвать.
Успешная десантная операция «Нерпа» сняла угрозу быстрого захвата передовой базы флота в Либаве противником, но развитие событий на сухопутном фронте четко показывало, что дальнейшее удержание Либавы не имеет стратегического смысла. Под тяжелыми ударами немцев фронт медленно, но верно прогибался и откатывался на восток. Натолкнувшись на противодействие флотской артиллерии и понеся значительные потери, противник принял решение не штурмовать Либаву, а обходить ее, оставляя пока у себя в тылу, с тем, чтобы потом все равно взять передовую базу советского флота на Балтике измором позиционной осады.
Вскоре силы вермахта блокировали железную дорогу из Либавы на Ригу и упорно продвигались по ней к самой Риге, создавая непосредственную угрозу столице Латвии. Захватив железную дорогу, немцы предприняли попытку масштабной диверсии «Троянский конь», заслав в Либаву на «последнем поезде» под видом беженцев целый батальон диверсантов, набранных немцами из местных организаций айзсаргов, недовольных советской оккупацией, зато радостно встречающих оккупацию немецкую. Но, предупрежденные разведкой флота и лично Александром Лебедевым о возможности такой попытки, сотрудники НКВД вовремя распознали диверсантов. Почти все они были уничтожены на станции в коротком бою. И это событие послужило последней точкой в активной обороне Либавы. Хотя войсковые заслоны вокруг города под командованием генерал-майора Николая Дедаева еще прочно держались. Сухопутным войскам ставилась боевая задача прикрывать эвакуацию, а потом отходить по побережью на север к Вентспилсу. Бои на подступах к городу продолжались, но они носили чисто позиционный характер с обеих сторон. Бомбардировки тоже не прекращались, разве что после потерь самолетов, асы люфтваффе уже не действовали настолько нагло, как в самые первые дни, а попав под зенитный огонь, или же под атаку «сталинских соколов», быстро ретировалось, бросая бомбы без особого выбора целей. Потому в последние дни июня после бомбардировок горело больше на окраинах Либавы, нежели в ее центре.
Маршал Тимошенко посчитал, что, учитывая план стратегического отступления «Красный штык», держать значительные силы в Либаве дальше нецелесообразно. На этот раз он согласовал решение об отступлении с базы лично с Жуковым. Жуков же, посоветовавшись с Евгением Лебедевым, убедил Верховного Главнокомандующего в необходимости скорейшей эвакуации базы флота, пока противник такую возможность предоставлял, сильно не напирая в направлении города. И Сталин такое решение утвердил. Таким образом, в Либаве намечался маленький Дюнкерк. Всей базе в самое ближайшее время предстояло эвакуироваться на Моонзунд.
В связи с предстоящей эвакуацией базы, эсминец Ленин на заводе «Тосмаре» за несколько дней кое-как подлатали. Новый нормальный нос ему, конечно, не приделали, но приставили кусок носа, примерно подходящий по размеру, от какого-то торгового судна и выполнили весь комплекс сварочных работ в кратчайшие сроки. Кое-как починили и котельное оборудование. Получалось, что эсминец теперь вполне мог дойти своим ходом до того же Моонзунда. И его тоже включили в эвакуационный план. Сам завод быстро разбирали. Рабочие трудились в три смены. Они снимали все оборудование, которое могли погрузить на корабли. Сначала погрузка происходила только по ночам, но летние ночи не были ни длинными, ни достаточно темными, поэтому через сутки начальство решило производить погрузку круглосуточно. Тем более, что к тому моменту сверху уже спустили точные сроки эвакуации.
В ответ на донесение, Лебедеву 29-го июня пришло распоряжение из РОШ подключиться к боевой работе по прослушиванию радиоэфира. У начальства имелись подозрения, что немецкий флот что-то затевает. Анализируя радиограммы, поступающие с подводных лодок, наблюдающих за перемещениями кораблей противника в районе Гданьского залива, начальник разведотдела Балтфлота Игорь Добрынин сделал вывод, что активность вражеского флота значительно усилилась. Потому Александр теперь сам долгими часами просиживал в радиорубке эсминца вместе с радистами, как человек, хорошо знающий немецкий и английский, он мог услышать что-то важное из открытых радиопереговоров, осуществляемых между шкиперами иностранных торговых судов открытым текстом.