Разжигательница (ЛП)

Меня сейчас стошнит.

Я подхожу к забору, из меня выходит всё съеденное за сегодня, оставляя только привкус кислоты и желчи. Иду к колодцу, нащупываю в темноте ведро с водой и пью, пытаясь избавится от этой сухости во рту. Я должна рассказать Марго и старейшине Филипе.

Но переступив порог дома, я понимаю, что не могу. Если они узнают, что Правосудие может превратить похитителей воспоминаний в похитителей магии, они только убедятся в своей правоте по поводу угрозы, исходящей от меня.

«Ты родилась орудием», — сказал мне Мендес.

Я не хотела слышать этих слов, потому что он был прав. Это всё, чем я когда-либо буду для всех. Для родителей. Для друзей и соседей. Для Деза.

Я смотрю на дом и людей, предвкушающих начало новой жизни. Корабль, который позволит им оправиться от прошлого. Я не могу отнять эту надежду. Есть кое-что, в чём я хороша даже больше, чем в краже воспоминаний или причинении вреда тем, кого я люблю… Я чертовски хороша в одиночестве.

Накидываю капюшон, обхожу дом и иду дальше по узкой улочке, ведущей к набережной.

— И куда это ты собралась? — спрашивает Саида, появляясь из ниоткуда, как воспоминания из Серости. Её глаза чёрные, как два уголька, а улыбка сходит с лица, когда она понимает, что я задумала.

— Как долго ты тут была?

— Не то, чтобы очень. Несмотря на раны, я чувствую твои мучения, Рен. Эти металлы, которые дала нам Нурия, придают нам сил, — Саида показывает предплечья, завёрнутые в чистую марлю и лён.

— Это хорошо. Ты как?

— Лучше, после того как Филипа дала мне болеутоляющее, — отвечает она. — Тебе стоит знать, что мы нашли судно. Оно отправляется через два дня.

Я поворачиваюсь к убежищу. Огни не зажигают ярко, чтобы не привлекать внимания.

— Иди в дом, скажи им.

— Зачем ты это делаешь, Рен? — она пытается взять меня за руку, но я не даюсь.

— Не используй свой дар на мне.

Она вздрагивает и опускает руки.

— Я не использую! Я просто переживаю за тебя.

— Ты не понимаешь, что происходит.

— Так скажи мне! Рен, я доверяю тебе свою жизнь. Ты мне почти как сестра, и как бы я ни пыталась быть рядом с тобой, ты всё время меня отталкиваешь.

Мои глаза щиплет от соли и злости.

— Ты не поймёшь.

— Дай мне шанс.

Я мотаю головой и сильнее надвигаю капюшон.

— Твоя магия позволяет тебе понять чувства других и успокоить их. Или подтолкнуть к действиям. Она не стирает жизни людей. Она не забирает, не лишает, не разрушает.

— Ты ошибаешься. Я тоже могу причинять боль, — возражает она. — Не забывай это. Мы сами решаем, как применять наш дар. Этому нас учили. Так же как люди без магии могут убивать мечом, ядом или голыми руками, если понадобится. Я видела, как ты забирала воспоминания, терзавшие людей, и после этого они могли спать спокойно. Не понимаешь? Только ты решаешь, кем быть. Ты можешь забрать себе чужую боль. И забирая, ты оставляешь что-то хорошее.

— Вот только пустышки перевешивают всё то хорошее, что я совершила. Ты не видела то, что видела я… Я пыталась затолкать всё в самые тёмные уголки сознания, но от этого невозможно сбежать. Я не вижу сны. Я не могу вспомнить лицо Деза, не вытащив заодно ещё какое-нибудь воспоминание. В моей голове столько чужих прошлых, что я не могу иметь собственного. Мне нельзя иметь собственное!

Она подходит ко мне, а я больше не могу противиться её сочувствию, её теплу, которое люблю и ненавижу одновременно. Она снимает с меня капюшон, и морской бриз освежает вспотевшую кожу.

— Ты была ребёнком, Рен. Ты не сделала ничего плохого. Это вина проклятых шепчущих. Мы должны были заботиться о тебе лучше, должны были быть добрее к тебе, — она глубоко вздыхает, чтобы усмирить злость. — Кто ты сейчас?

— Солдат, — ответ вырывается сам собой. Как будто это то, что я должна сказать.

— Да, но не только. Ты больше не ребёнок. Не давай миру диктовать, кто ты есть. Ты та, кто всегда хотела себя проявить. Превзойти всех. Показать, что ты можешь вынести свою ношу. Ты та, кто спасла меня от человека, который пытал бы меня дни напролёт. Ты была готова поменяться со мной местами. Почему ты не видишь, кто ты на самом деле?

— Потому что… — слова застревают на языке. Теперь я вижу. Яснее, чем когда-либо до этого. Я не знаю, дело ли в свежем воздухе или магии, действующей от одного присутствия Саиды. Но я вижу себя. Не как одного человека, но как сотню, тысячи изломов, как зеркало с множеством трещин, идущих от центра, в котором я не могу разглядеть целую картинку. — Потому что я украла больше воспоминаний, чем создала сама. Потому что я прожила сотни украденных жизней, и боюсь жить своей.

Кто такая Рената Конвида?

— Я не знаю, кто я, Саида. На самом деле. Это всё как будто настоящая я попала в ловушку из трагедий других людей. И есть только один путь освободиться.

Она касается ладонью моего лица и в это мгновения, я так рада, что не успела уйти далеко.

— Тогда, может, прежде чем делать что-либо ещё, тебе стоит освободить её.

— Что ты имеешь в виду?

— Я могу помочь тебе попытаться ещё раз, — она протягивает мне руку.

Когда я беру её ладонь, тепло её магии распространяется по моей коже, и мои собственные воспоминания наводняют разум, такие яркие и красочные, и удушье, которое я всегда чувствовала, исчезло. Страхи, чувство вина, кромешная тьма, наконец-то, дают трещину, пропуская воздух, чтобы можно было дышать. Я хочу расплакаться от облегчения.

И так осторожно я продвигаюсь вперёд, и первым воспоминанием, пришедшим мне на ум, стал вечер, когда я уснула на руках отца перед камином.

Жар огня сразу вызывает следующее воспоминание. «Со временем, все горящие деревни начинают пахнуть одинаково», — мелькает мысль. Я слышу вопли леонессцев — люди короля поджигают их дома, пытаясь выкурить мориа из их пристанищ на улицы, чтобы отловить всех. Мои лёгкие сжимаются.

— Сосредоточься, — шепчет Саида и посылает ещё одну волну своей магии через меня.

Я закрываю глаза, но мои мысли смешались в кучу. Я вижу тысячи незнакомцев. Я прохожу сотни путей по земле и по воде.

— Рен, — её голос как тихий шелест, как поцелуй в висок.

Моя голова разрывается, будто я пробиваюсь слишком глубоко, просверливаю череп, чтобы пробраться в самую суть своего разума.

Помню, как была шестилетней девочкой, новенькой во дворце. Верховный судья Мендес давал мне стеллиты, как золотые монеты, каждый раз, когда я пересказывала ему «истории». Истории, которые я видела, забирая воспоминания пленённых мориа, узников, пугавших меня своими красными заплаканными глазами. Но я знала, знала, что за каждым воспоминанием последует награда.

Воспоминание меняется. Теперь я в своём любимом месте во дворце — в той самой библиотеке. Здесь стоит кушетка у такого высокого окна, каких я прежде не видала. Там, вдалеке, где, я знаю, находится мой дом, начался пожар, поглощающий всё вокруг.

Эти воспоминания определяют, кто я такая. Они делают меня той, кто я есть.

«Ты родилась убийственно серьёзной», — лицо Деза всплывает в моей памяти. Его медовые глаза смотрят на мои губы, как всегда. Нет, я не родилась серьёзной. Такой я стала.

Воспоминания теперь сменяются быстрее. Во дворце был длинный синий коридор. Я слонялась по нему, когда судья Мендес оказывался слишком занят, а няня засыпала в моей комнате. Большие статуи украшали залы, более просторные, чем все те дома, в которых мне случалось бывать до этого. Здесь находился кабинет, а в нём мальчик, чья одежда была грязная от выполняемой работы. Он всегда сидел один, баловался с игральными костями. Бросал их на пол, а потом они исчезали. Он накрывал место ладонями, и они вновь там появлялись. Это была простейшая магия. Так я впервые оказалась рядом с другим ребёнком-мориа, который был не из моей семьи. Я даже не знала, сколько бывает видов магии.

Спустя время мальчик пропал, как и многие другие. Пока однажды не пришли шепчущие, и больше меня там не было.

Даже сейчас я слышу стук игральных кубиков, крутящихся по полу, эхом повторяющийся в моих мыслях. Просто игра воображения. Всё это было игрой, разве нет? Легко. Просто. Нечестно.