Страница 72 из 92
Я следую за стайкой сияющих придворных леди, направляющихся к умывальням, и выхожу из зала вместе с ними.
А затем возвращаюсь в свою башню, надеясь, что на балу всем слишком весело, чтобы заметить моё исчезновение. В крайнем случае, они не сразу заметят, и у меня есть некоторое время. Я направляюсь к знакомой деревянной двери, которая терзала мои воспоминания с первого дня, как я вернулась. В коридоре сегодня нет стражников. Библиотека не заперта. Мои глаза привыкают к темноте, стоит пару раз моргнуть, но я всё же зажигаю газовую лампу на столе. Окно по-прежнему открыто, но здесь стало намного холоднее, как в покоях леди Нурии этажом ниже. Я вспоминаю шум в её комнатах, который я приняла за свои воспоминания, а она — за ветер. Нурия оказалась права.
Там, правда, был сквозняк.
Из скрытой комнаты.
Когда я закрываю глаза и провожу руками в перчатках по платине, воспоминание о том дне, когда меня забрали из дворца, рвётся на поверхность. Эхо шагов. Скрип дверных петель и вопрос мальчика: «Что ты здесь делаешь?».
Я иду к дальней стене библиотеке, той, что должна соединять с моей спальней, но на самом деле нет. Между ними что-то есть. Должно быть. Я неистово вытягиваю книги с полок, бросая их на пол, пока не нахожу нужную. Изо всех сил толкаю стенку книжного шкафа, моя рана ноет. Тёплая кровь тонкой струйкой стекает по моей руке, но мне плевать, потому что дверь поддаётся и давно не используемые петли скрипят.
Я задерживаю дыхание, потому что здесь пыль, пепел, затхлый запах мебели, вздувшейся от влаги.
Я прижимаю руку к закрытому окну, которое заметила из сада. Годами оно покрывалось пылью. Я хватаю лампу и исступлённо обыскиваю комнату. Меня не просто так тянуло сюда, в эту скрытую комнату. Я знаю, что оно здесь. Шкатулка, оружие, их «лекарство». Доносится музыка с фестиваля. Они не заметили, что меня нет. Пока что. Я переворачиваю подушки заплесневелой мебели, опустошаю полки, проверяю за каждой висящей картиной. Здесь есть выцветший гобелен с двумя пиратами у штурвала. Я вспоминаю историю из книжки, которую читали Кастиан и Давида. Эта комната принадлежала принцу? Тайное место, известное только ему, где можно хранить вещи, которые хотелось бы спрятать… Моё сердце бешено бьётся в груди, когда я отодвигаю ткань в сторону, открывая проём в стене, где ребёнок мог бы хранить свои сокровища. Я подношу лампу.
Она здесь. Я видела её в воспоминании о Дезе и Кастиане. Тонкая деревянная шкатулка, украшенная золотыми узорами. Я помню, как Дез испугался того, что внутри, испуганно отшатнулся.
Она скрипит, когда я поднимаю крышку. Она поддаётся так легко, что я понимаю: что-то не так. Моё сердце замирает, когда я беру в кулак то, что лежит внутри.
Детское платье, белая ткань, пожелтевшая со временем. Под ней круглый портрет, умещающийся в моей ладони. Солдаты короля хранят такие с изображениями их близких, обычно возлюбленных, в нагрудных карманах, когда они уходят на войну. На этом два ребёнка. Один с золотыми волосами, второй — с тёмными. Я переворачиваю портрет, где два поблёкших инициала: К. и А.
Что это?
Половица скрипит за моей спиной. Я оборачиваюсь, едва не роняя лампу.
Принц Кастиан стоит в дверном проёме.
— Я знал, что ты вновь найдёшь это место.
Глава 24
Слабая газовая лампа всё ещё пытается гореть, освещая эту тёмную продуваемую скрытую комнату. Я ставлю её на стол и смотрю на Кровавого Принца. Тени выделяют его широкие плечи, золотые локоны, медали на груди.
Я ранена, но он тоже. Я всё ещё могу бороться.
Переношу вес в кулак и удивляю его ударом. Удалось поцарапать скулу, но толку от этого нет.
Он восклицает, но не отшагивает. Хватает меня за руку, я взмахиваю второй, царапая лицо. Грязный приём, но голос Деза в моей голове напоминает: «Либо ты, либо они. Выбирай то, что вернёт тебя ко мне». Но только я больше не смогу к нему вернуться, ведь так?
Кастиан отталкивает меня, но не пытается ударить в ответ. Я хватаю шкатулку и бросаю в него. Что бы он ни хотел мне сказать, у него не получилось — он сгибается, хватаясь за рёбра.
— Прекрати! — его голос резкий, громкий.
— Где оно? — я уже зашла слишком далеко. Если я отступлю сейчас, то не получу это проклятое оружие, из-за которого я вернулась во дворец. Оружие, из-за которого погиб Дез. Мне нужно одолеть принца, или придётся обратить Марго в пустышку, и если я не выиграю эту битву, то меня однозначно отправят на плаху. Обезглавит ли меня Кастиан самолично, как сделал это с Дезом? Или они оставят меня гнить в камере, как Лозара? Чудовищная мысль приходит в голову… Что, если его тело всё ещё там, внизу?
Кастиан приходит в себя после моего удара, отходя на расстояние. Он расстёгивает пуговицы своего расшитого бисером камзола, из-под края его сорочки видны мышцы груди. Он отбрасывает камзол в сторону, на заплесневевшую кушетку.
Я тянусь к шее и расстёгиваю застёжку своей накидки, и она падает на пол. Ослабляю корсет, чтобы было легче дышать. Пытаюсь вспомнить, видела ли где в комнате оружие, но здесь только книги и старые игрушки. Если бы я могла избавиться от перчаток, я бы вырвала все ответы из его памяти.
Вместо это я присматриваюсь к нему, как учила Марго. Думаю о том, что я знаю о нём. У него быстрые ноги и сильные руки. Он шагает вправо, я влево. Это снова своеобразный танец. Я направляю в кулаки всю свою ярость, которую подавляла в себе, пока король выставлял меня напоказ перед всем двором.
Кастиан блокирует мой выпад в его левое плечо. Я не хочу, чтобы он понял, что я планирую удар в его слабое место. Отблески света танцуют перед моими глазами — болеутоляющее прекращает своё действие, и ноющая боль возвращается. Кастиан хватает меня за запястья и прижимает к своей груди. Я пинаюсь, целюсь коленом так высоко, что ему приходится использовать руки для защиты, и он выпускает мои запястья.
Я бью кулаком в его нос, у него идёт кровь, но он хватает меня за плечи, толкает в стену с гобеленом. И ещё раз, выбивая воздух из моей груди. Пряжка его ремня прижимается к моему животу, его дыхание на моём лице сладкое от вина и тёплое.
Он хочет взять вверх надо мной. Я вижу это по его глазам, пока он прижимает мою левую руку к стене и давит на рану в правом предплечье. Липкая, горячая кровь сочится из разорванных швов под перчаткой.
Перед глазами белая пелена от боли, но я скрежещу зубами и шиплю сквозь них. Я дышу отрывисто, тяжело, собираясь с силами, и бью лбом. Пользуясь моментом его растерянности, нажимаю пальцами на его рану на груди. Я тоже умею так играть.
Кристиан взвывает и падает на пол, опираясь на руки. Я хватаю за его волосы и бью коленом в лицо. Запрокидываю его голову, чтобы он на меня посмотрел. «Почему не смотришь мне в глаза?» — спрашивал он.
Ну вот, теперь смотрю.
— Сдавайся.
Он сплёвывает кровь в сторону, но не признаёт поражения.
— Шепчущие хорошо научили тебя драться, — говорит он со смешком. — А сначала они разрушили твою жизнь? Заставили поверить, что ты сходишь с ума?
— Шепчущие спасли меня от твоего отца, — я тяну его за волосы, но он только морщится. Я не могу его слушать. Он насквозь состоит из лжи и фальшивых улыбок. — Где оружие?
Он бьёт кулаком в мой живот. Я выпускаю его и прижимаю руки к больному месту, падая на колени. Дышать. Я не могу дышать.
— Дай мне сказать, Нати… — кровь течёт из его носа, попадая в рот.
— Как ты меня назвал? — выкрикиваю я.
Моё тело цепенеет. Горло сжимается. Воспоминание об отце, который так называл меня, лишает меня контроля. Я бью ладонями по каменному полу, пытаясь вернуться в реальность. Как он узнал? Откуда он мог узнать?
Я хватаю ртом воздухом, пока не получается сделать глубокий вдох. Я отталкиваюсь руками, чтобы подняться, и задеваю газовую лампу. Я гашу пламя, прежде чем оно перейдёт на что-нибудь ещё, и сжимаю пальцами вытянутое стекло. Слабый свет проникает из открытой библиотеки. Мои глаза привыкают к тусклому освещению от слабого пламени. Дышу с трудом, тело болит, голова кружится от всплеска адреналина. Я смотрю, как обрисовываются его мышцы, как он тоже пытается восстановить дыхание.