Страница 7 из 53
Мне кажется, что я иду по Национальному историческому музею. Не удивлюсь, если некоторые из этих вещей — бесценные реликвии, и на самом деле должны быть оцеплены красными бархатными канатами.
— Ну, по крайней мере, нет жутких доспехов, стоящих вокруг, — говорю я ему с усмешкой.
И едва эти слова слетают с моих губ, как мы заворачиваем за угол и видим стоящие там небольшие доспехи. Я не шучу. С жуткими пустыми отверстиями для глаз и болтающимися руками и ногами.
— Что ты там говорила? — спрашивает Данте, приподняв бровь.
— Эм. Да. Кажется, вы живете в доме прямо как из старого эпизода Скуби-Ду, — смеюсь я.
Он хихикает, подходя ближе, чтобы посмотреть на крошечные доспехи. Они кажутся бронзовым и не более пяти футов в высоту.
— Они такие маленькие! Твои предки были гномами?
Глаза Данте сверкают.
— Нет. В Кабрере существовали армии, состоящие из детей, чтобы наши сильные, взрослые мужчины не погибали в бою.
Когда мой рот распахивается в ужасе, он смеется, и богатый звук его смеха посылает стайку мурашек вниз по моим рукам.
— Я шучу, — уверяет меня он. — Сотни лет назад люди были намного ниже, — объясняет он. — Так же было и в Соединённых Штатах, конечно. Просто люди были маленькими. По мере развития мы становились всё выше и выше.
— И насколько ты велик? — спрашиваю я, оценивая его взглядом.
— Как личность? Это ты хотела спросить? — отвечает он игриво. Мои щеки краснеют, когда до меня доходит, что я сказала.
— Прости, — быстро извиняется он. — Это было невежливо и неуместно. Надеюсь, я тебя не обидел.
— Совсем нет, — уверяю его я. — Я выросла в провинциальном городке, полном ковбоев и фермерских животных. Поверь мне, я редко обижаюсь.
— Но всё же, — продолжает Данте. — Я прошу прощения. Это вырвалось с языка прежде, чем я подумал. Мой рост 6 футов и 3 дюйма (Прим. пер.: 190,5 см). А какой у тебя рост?
— Я — 5 футов и 8 дюймов (Прим. пер.: 172,7 см), — отвечаю я. — Высоковата для девушки, знаю.
— Да, но ты должна была быть мальчиком, так что это вполне ожидаемо, — отвечает он, снова сверкая глазами. Мне это и вправду нравится. Будто у него есть тайный дар или знание о том, как быть таким забавным.
— Да, да, — со вздохом отвечаю я. — Продолжай в том же духе, умник.
Он смеётся, когда мы подходим к очередной лестнице, а затем начинаем подниматься на три лестничных пролёта.
Как. Здесь. Много. Ступенек.
— Фух, сколько же этажей в этом здании? — практически задыхаюсь я.
— Знаю, — вздыхает он. — Оно слишком большое, чтобы быть настоящим домом, не так ли? Оно состоит из трёх корпусов, растянувшихся на два городских квартала. Первый корпус — правительственные учреждения, парламент и так далее. Во втором корпусе располагаются бальные залы и музеи. И третий корпус — это личные комнаты премьер-министра. И мои.
— В твоём доме есть музей? — спрашиваю я, стараясь не смеяться, хотя втайне меня это впечатляет.
Он качает головой.
— Да-да. Продолжай в том же духе, умник.
Я иду вперед и смеюсь над его растерянностью и смущением, над тем, как он вернул мне мои же слова, над его милой ямочкой на его щеке и над абсурдностью всей этой ситуации. Я не должна была оказаться в том эпизоде Скуби-Ду, потому что предполагалось, что я буду в Лондоне, на неловком ужине с отцом. Последняя мысль отрезвляет меня.
Вероятно, папа заказал бы недожаренный стейк с кровью и «палец Приммса», и это просто его странный способ сказать, что ликер необходимо налить на высоту пальца, прижатого к стеклу (Прим. пер.: Primm’s — старый английский коктейль на основе джина, трав и ликеров, придуманный неким Джеймсом Приммсом).
Если бы я была там, то он бы попытался завести со мной разговор о бейсболе, скачках или на любую другую мужскую тему, и я бы попыталась проявить интерес. Но я не там. Я здесь, стою в красивом старом дворце, в самой красивой стране, которую я когда-либо видела, с самым красивым парнем, которого я когда-либо встречала.
Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться. Со вздохом я обращаюсь к Данте:
— Здесь есть… стационарный телефон? Мне, действительно, нужно позвонить моему отцу.
И если мне, и правда, повезет, то Александр Эллис, исключительный агент АНБ, не убьёт меня прямо на месте.
Данте показывает мне телефон, и я сажусь на богато украшенный резной стул. Я даже не хочу думать о том, насколько он антикварный и дорогой. Мой отец отвечает после первого гудка, — плохой знак, но он вовсе не злится. Я приятно удивлена, что разговор проходит совсем неплохо.
На самом деле он, похоже, рад тому, что я нахожусь во дворце премьер-министра Кабреры.
— Расскажи мне ещё раз, как ты встретила этого мальчика, — просит он, говоря со своим лондонским акцентом.
Интересный факт: у моего папы фактически нет лондонского акцента. Он родился и вырос в Америке. Он говорит, что заработал его, живя долгое время заграницей. Хм, я так и не заработала этот акцент, проводя каждое лето в Лондоне с тех пор, как была ребёнком, поэтому я знаю, что он просто хочет казаться утончённым. Но я никогда не говорила ему об этом и не собираюсь начинать сейчас.
Вместо этого я отвечаю на его вопрос, и он мне говорит, что уже в курсе всего, потому что отец Данте лично позвонил ему и объяснил ситуацию. Поскольку мой отец точно не может рассердиться на премьер-министра страны, он, кажется, совершенно согласен с тем, что я здесь.
Шокирующий факт номер один.
Оказывается, отец Данте сделал мне щедрое приглашение, позволяя мне остаться здесь, пока аэропорты не откроются, и, что удивительно, мой отец уже принял его. По-видимому, он полагает, что для меня было бы полезно познакомиться с другой культурой из первых рук.
Шокирующий факт номер два.
Если в точности цитировать моего папу: «Поскольку тебя принимает сам премьер-министр, у тебя, конечно, не будет никаких проблем».
Оглядываясь через комнату на Данте, я внезапно чувствую, что моё пребывание здесь будет очень благотворным. Но я не могу пообещать, что не попаду в беду.
Шокирующий факт номер три.
Глава 4
На следующее утро я оцениваю свои возможности, прежде чем встать с постели. И эту кровать, которая неожиданно оказалась неудобной, учитывая тот факт, что сам Наполеон когда-то спал на ней во время своего визита в Валес. Я лежу неподвижно, и моя рука свешивается сбоку.
Кровать просто гигантская, и я задаюсь вопросом, как вообще маленький Наполеон забирался на неё. Это на самом деле гигантское резное чудовище из красного дерева. Но мысли о Наполеоне и его росте, недостатках или даже уродстве этой кровати не помогают мне решить, чем мне сегодня заняться.
Судя по яркому солнечному свету снаружи очень красиво. Хотя, я думаю, в Кабрере красиво всегда. Поэтому мне стоит провести день на свежем воздухе, осматривая достопримечательности, например.
Может быть.
Но проблема в том, что мне делать с Данте? Я гость в его доме. Должна ли я ждать, пока меня позовут, прежде чем покидать свою спальню? Или я могу просто встать и поискать его? Это здание Капитолия, поэтому я почти уверена, что мне не разрешается просто так здесь бродить.
Звонящий у моей кровати телефон прерывает мои раздумья.
— Риз?
Хриплый и красивый голос Данте заполняет мой слух. Да, красивый. Он — парень, и он красивый (Прим. пер.: здесь идёт игра слов: Риз употребляет слово beautiful в значении «красивый», хотя оно обычно применяется только по отношению к женщинам, животным и предметам; к мужчинам применяется слово «handsome», имеющее то же значение). Это факт, с которым я постоянно мирюсь.
— Доброе утро, — говорю я. Почему мой язык мгновенно завязывается в узел?
— Доброе утро.
Я слышу, как он улыбается, когда говорит по телефону, и моё сердце ускоряется.