Страница 36 из 53
— Привет, — тихо говорит он, и его голос звучит хрипло, в то время как он тянется к крекеру с оливковым маслом и сыром.
— Здравствуй, — вежливо говорю я.
— Ты хорошо выглядишь в этой рубашке, — торжественно говорит он мне, забрасывая крекер в рот, его взгляд приклеен к моим глазам. Почему он кажется таким чертовски печальным?
— Спасибо, — говорю я так небрежно, как только могу. Должна ли я вести себя так, будто ничего не произошло? Значит ли это «быть сильной»?
Я сглатываю.
И снова.
Окей. Мой план — вести себя нормально и посмотреть, что будет. Потому что я сильная. Я не нуждаюсь в его объяснениях. Я понаблюдаю за ним и посмотрю, как он будет себя вести, и что будет с Эленой. И уж потом посмотрим, что будет со мной.
Я сильная.
Я сильная.
Я сильная.
Я чертовски сильная.
Я повторяю это снова и снова в своей голове.
— Почему ты поцеловал Элену? — быстро выпаливаю я, и Данте испуганно смотрит на меня.
Думаю, я не настолько сильная.
Он колеблется и стоит на месте. Он не смотрит мне в глаза, и моё сердце падает. Я не знаю, чего я ожидала. Чуда? Он целовал идеальную, красивую девушку. Конечно, ему понравилось.
— Ты не понимаешь, — говорит он мне тихо. — Всё сло…
— Да я знаю, — огрызаюсь я. — Сложно. Я устала слушать о том, как сложна твоя жизнь. Жизнь не такая уж и сложная. Либо тебе кто-то нравится, либо нет. Либо ты верен ей и своему сердцу, либо нет. На самом деле всё довольно просто.
Я смотрю на него, и он смотрит на меня, не зная, что сказать, вероятно, удивлённый моей вспышкой гнева или тем, что я на самом деле сказала слова «верный ей и своему сердцу». Как глупо это говорить, но я не обращаю внимания, потому что это правда.
Я беру поднос и иду в подсобку.
Либо он будет честен со мной, либо не будет никаких нас. Я люблю его, но я заслуживаю, чтобы и меня любили в ответ. Когда вы любите кого-то, и они любят вас, вы заслуживаете того, чтобы быть самым важным для них человеком, таким же важным, как воздух.
Данте не следует за мной, но всё в порядке. Мне нужна минутка, чтобы успокоиться.
Я стою неподвижно в тихой подсобке, позволяя моему рваному дыханию замедлиться и выровняться.
Я чувствую себя немного разбитой, но в тоже время лучше.
Потому что, в конце концов, то, что не убивает нас, делает нас сильнее.
Глава 19
Силу переоценивают.
Так я решаю, погружаясь в ванну в своей огромной ванной комнате.
Эта комната явно должна принадлежать высокопоставленному чиновнику, миллионеру или принцессе. И я не причисляю себя ни к одному из этих людей. Потому что высокопоставленный чиновник, миллионер или принцесса, вероятно, не будут унывать и плакать из-за Данте Гилиберти.
А я буду.
Я хандрю со вчерашнего дня. С тех пор, как я ушла от самого красивого парня на земле и плакала о нём в подсобке сувенирного магазина его отца. Я ужинала в одиночестве в своей комнате, и с тех пор я не разговаривала с Данте, хотя он писал мне и спросил, можем ли мы поговорить.
Я ответила: «нет».
Тогда он сказал: «пожалуйста».
И затем я задумалась над этим.
Но тогда мне не пришлось отвечать, потому что его вызвали на встречу с отцом в Старый Дворец. Так что мне была предоставлена отсрочка. Но она не будет длиться вечно.
Почему быть сильной так чертовски трудно?
Я прижимаю голову к кафелю позади меня и добавляю больше воды в огромную глубокую ванну. А потом ещё пузырьки. Потому что печальная девушка заслуживает пузырьки, чёрт возьми. И мои пузырьки продолжают лопаться. Разве это не прекрасная аналогия моей нынешней жизни? Мои пузырьки лопаются.
Я вздыхаю.
И смотрю на часы на стойке.
8:45
У меня пятнадцать минут, чтобы собраться на работу. Но я чувствую себя истощённой и вялой. Я почти не спала прошлой ночью, перед глазами мутнеет, а мои веки кажутся тяжелыми. Я вижу в зеркале доказательства этому в виде мешков под глазами, когда выхожу из ванны. Ох, отлично. Я не Элена Конту. Я не могу быть идеальной в любой момент дня и ночи.
Я натягиваю одежду, а затем собираю волосы в слабый хвостик.
Мой хвостик вполне может соответствовать моему состоянию духа.
Сущий ужас.
Я тупо иду через дом и говорю «доброе утро» Маринетт, которая смотрит на меня с беспокойством, а затем я встречаю снаружи Мию, когда она поднимается по лестнице.
— Ты выглядишь ужасно, — замечает она.
— Спасибо, — отвечаю я.
— Ты уже поговорила с ним?
Я качаю головой.
— Ты должна это сделать, — говорит она мне.
— Знаю. Но точно не сейчас.
— Хорошо.
Мы садимся в гольф-кар и едем остаток пути до магазина в тишине, и я благодарна, что она позволяет мне хандрить, по крайней мере, сейчас.
Приходят туристы, улыбчивые и счастливые. Поэтому я притворяюсь, что улыбаюсь. Хотя и не выгляжу счастливой. Но ничего страшного. Они не знают меня достаточно хорошо, чтобы заметить разницу.
Я раздаю сырные палочки.
Наливаю образцы вина.
Раздаю крекеры, смазанные изысканным оливковым маслом.
И каждый раз, когда я вижу имя Гилиберти на этих чёртовых бутылках с оливковым маслом, я хочу снова заплакать. Самый красивый парень в мире был в моей власти в течение короткого мгновения, и у меня не было достаточно сил, чтобы удержать его. Что со мной не так?
В магазине звонит телефон, и Мия отвечает на звонок, пока я разговариваю с несколькими туристами. Я даже не знаю, что они мне говорят, потому что не обращаю внимания. Всё, что я знаю, что они счастливы быть здесь и счастливы есть бесплатные образцы. Но, честно говоря, меня это не волнует. Мои мысли только о моих собственных страданиях. Надеюсь, я достаточно хорошо это скрываю. Хотя сейчас меня не очень-то волнует, даже если это не так.
А потом Мия поворачивается ко мне, вешает трубку, а её лицо становится серьезным и напуганным.
— Риз, — начинает она нерешительно и делает шаг в мою сторону.
Моё сердце останавливается.
Случилось что-то плохое.
Я не знаю, почему я так думаю, просто знаю это.
— Что? — шепчу я.
Она пугает меня.
Но она тоже напугана. Я могу видеть это по её лицу.
— Произошел несчастный случай, — шепчет она. — Данте.
А потом она не может произнести ни слова. Потому что мы обе начинаем двигаться.
Мы просим туристов покинуть магазин, переворачиваем табличку на «Закрыто» и прыгаем в гольф-кар, летя к дому.
— Какого рода несчастный случай? — требовательно спрашиваю я, пока мы несёмся так быстро, как только эта маленькая машинка может двигаться. Я почти чувствую, что могу выпрыгнуть и бежать быстрее, чем она едет.
— Сегодня утром он ехал сюда на машине своего отца. По-видимому, он не привык к ней, и машина вышла из-под контроля на повороте. Её занесло.
Я не могу дышать.
Могу лишь неотрывно смотреть на неё.
— Он в порядке, — тихо произносит она. — Он в больнице. Мы сейчас поедем туда. Всё будет хорошо, Риз. И он спрашивал о тебе. Вот почему они позвонили.
Они.
Он.
Хорошо.
Я слышу лишь фрагменты фраз, и мои мысли походят на размытое пятно.
Машину Данте занесло. Где? Вниз по одному из этих неровных холмов? ОМойБог. Я не могу мыслить ясно. Моё сердце, разбитое, расколотое и растоптанное этим утром, замерло.
С Данте всё должно быть хорошо.
Должно.
Мир не будет прежним, пока это не так.
Я шепчу молитву, когда мы выпрыгиваем из гольф-кара, а затем залезаем в маленький красный кабриолет Мии. Я не знаю, что это за марка, и мне всё равно. Я открываю окно и высовываю голову, бездумно глядя на размытый пейзаж, так быстро мы проносимся мимо.
Боже, прошу.
Боже, прошу.
Прошу.
Прошу.
Пусть с Данте всё будет хорошо.
Я сделаю всё, что ты хочешь.
Просто сделай так, чтобы он был в порядке.