Страница 14 из 17
– Куда провести?
– А через Чистых и охрану. Пророк-то ставит шатер в самой середке лагеря. Тебе ж тихо надо, да? Давай, помогу. Эту сволочь убить – благое дело.
– Говоришь, он идет на Иверику.
– Ага. Я от него уходил, сброд стоял у Лысых Брожек. До города еще лиг шесть, а они больше лиги в день не проходят.
– Двуедиными поклянешься?
Серьезные глаза и деловой тон убийцы подкинули дров в топку. Ревун уже верил, что удастся выкрутиться, и обещал Светлой и молебен, и пожертвования, и праведную жизнь – от чистого сердца.
– Видят Двуединые, помогу! Я жить хочу. А Пророк пусть сдохнет!
Ревун был искренен, как никогда. И был уверен, что и проведет убийцу, куда надо, и выведет, и что угодно для него сделает, только бы жить.
– Сдохнет твой Пророк, сдохнет, – усмехнулся ткач.
В глазах его снова промелькнула Тьма, но Ревун не успел понять, что заказать молебен Светлой ему не суждено.
Себастьяно бие Морелле, Стриж
Бледный до зелени трактирщик так и сидел у дверей, не решаясь лишний раз пошевелиться. Увидев Стрижа, взбежавшего по лестнице, он вжал голову в плечи. Стриж кивнул, намекая, что не худо бы убрать грязь внизу. Трактирщик вскочил и засеменил к лестнице.
Стриж остановился перед дверью, прислушался. Шикнул на замешкавшегося на ступеньках трактирщика, отчего тот чуть не упал с лестницы, и постучал.
– Что? Кто там? – настороженно отозвался Хосе.
Стриж почти видел всех четверых. По углам – Лусиа и Хосе с ножами наготове. У двери – акробат с занесенной табуреткой. У окна Павена изготовилась метнуть все четыре лезвия сразу.
Он хмыкнул и отступил в сторону.
– Ножи в ножны, табурет на пол. И поговорим.
За дверью послышался шорох, осторожные шаги, звук опускаемой на пол табуретки и облегченный вздох. Скрипнул ключ. Стриж улыбнулся как можно теплее и вошел.
Так и есть: девушки у окна, Хосе справа, акробат слева. Обыкновенного разбойника бы прищучили: стоят правильно, позы расслабленные, но в полной готовности к нападению или бегству, уж как получится. Старательная скотина Гонзалес выбрал комнату с крепкой решеткой на узком окне, без других дверей. Иначе были б циркачи далеко за городскими воротами. Эх, теперь объясняться, плести чушь очередную… Надоело.
– Ну, привет. – Он оглядел всех по очереди, кивнул, сел на кровать. – Хотели спросить – спрашивайте.
– Что будешь с нами делать? – Хосе говорил ровно, несмотря на синюшную бледность.
– А что, обязательно надо?
– Кто ж знает, что тебе надо.
– И не знайте дальше. Шли бы вы, ребята, отсюда. Только не на север и не в столицу. В Ирсиде скоро праздники, там можно неплохо заработать.
– Что, прям так и отпустишь? – спросила Павена, задрав подбородок.
– Нет, сначала дам пинка. – Стриж начал злиться. – Думаешь, мне это нравится? Думаешь, мне хочется тебя…
– Извини, просто… – Павена опустила глаза.
– Просто не считаешь постель поводом для знакомства. – Стриж пожал плечами и обратился к Хосе: – Купите лошадей и сваливайте. Никакого Мадариса, ты понял? Ничего с твоей матерью не случится. Вот, вам хватит. – Он высыпал из кошеля горсть монет, отобрал из них четыре полуимпериала и бросил старшему циркачу. – И не надо кидать в меня острыми предметами, милая. – Он послал фокуснице мерзкую улыбочку, точь-в-точь как балаганный злодей. – Я тебе ничего не обещал, как и ты мне.
Павена то ли облегченно, то ли разочарованно вздохнула, хотела что-то сказать, но Стриж отвернулся, всем видом показывая, что его интересуют только спутанные завязки кошеля.
– Мы можем идти? – шепнула Лусиа.
– Провалитесь уже, – буркнул он, встал и не спеша направился к двери. На пороге обернулся, скривил губы. – Удачной поездки в Ирсиду.
– И тебе удачи, Стриж, – прозвучало в спину, когда он закрывал за собой дверь.
Расторопный Гонзалес уже все убрал. Семь трупов отправились в раскрытый люк в углу зала, крови на полу не осталось. Трактирщик подскочил, как застигнутый врасплох заяц, и обернулся.
– А… ваши…
– Ушли черным ходом.
– Но… э…
– Лови.
Стриж подкинул на ладони серебряную сестрицу и бросил ее трактирщику. Тот привычно потянул монету ко рту, попробовать на зуб, и на мгновенье забыл бояться. Этого мгновенья Стрижу хватило, чтобы одним длинным броском достать его и свернуть потную шею.
– Подавился, какая незадача, – хмыкнул Стриж, пряча сестрицу обратно в кошель.
Тело хозяина заведения отправилось вслед за остальными: очень удобная традиция – делать в трактирах тайный лаз для уборки трупов и бегства от нежелательных гостей. А из погреба за стойкой Стриж достал копченый окорок и бутылку приличного вина. Насвистывая пошлую песенку, он закинул за спину гитару и потяжелевший мешок. Вышел из таверны, плотно прикрыл за собой двери и, не оборачиваясь, направился на север, прочь из Беральдоса.
Переночевав в деревушке неподалеку от тракта, с рассветом Стриж отправился дальше. До города оставалось четыре лиги, то есть два дня пешего пути.
Чем ближе Стриж подходил к Иверике, тем острее чувствовалось, что здесь неспокойно. То и дело попадались брошенные дома, навстречу брели женщины с детьми и целые семьи: пожитки и малыши на телегах, взрослые и подростки пешком, скотина в поводу. На одинокого менестреля никто не обращал внимания.
«Расслабься, – уговаривал себя Стриж. – До настоящего дела не меньше трех дней. Слушай птичек, любуйся небом, чего тебе еще?»
Но медный привкус, оставшийся от прощания с Павеной, все усиливался. Казалось, за каждым кустом опасность, за пазухой каждого встречного – нож. Тень манила и звала, обещала силу и безнаказанность, ледяную свободу и кое-что еще.
То, что Стриж ощутил, убив разбойников и отправив Ревуна в Ургаш.
Удовлетворение.
Правильность.
Тепло.
Словно Брат улыбнулся ему, руке Своей, и ласково потрепал по волосам.
От этого ощущения было страшно. Потому что хотелось еще. И то, что за пазухой каждого встречного – нож, было отличным поводом, чтобы убить. Снова.
И снова.
Кажется, до Стрижа начало доходить, почему испытания проходят лишь единицы, и чего на самом деле хотел Хисс от своих будущих слуг.
Всего-то чтобы не поддавались искушению всесилия и соблазну смирения перед волей бога, но на самом деле – слабости. Руке Бога не подобает обрезать лишние нити только потому, что это просто и дарит удовлетворение.
«Эх, был бы рядом братишка, хоть было бы с кем поговорить… Может, мне просто примерещилось, и я надумал всякую чушь? Орис бы помог разобраться. Или просто обозвал придурком. Что тоже неплохо».
Скоро полмесяца, как Стриж не видел брата. Впервые они расставались так надолго. От брата мысли его снова возвращались к Павене. Достаточно ли испугались циркачи, чтобы забыть о Мадарисе? Зря он не сказал им, что мятежники делают с женщинами. Но тогда, глядя на Павену, он не мог здраво соображать – боялся. За нее. Слишком хорошо помнил, как Хисс требовал на испытаниях отдать брата, как искушал послушанием божественной воле. И как приходилось ломать себя, чтобы не поддаться. Чтобы сохранить разум. Чтобы помнить: брат – важнее всего. Даже воли Хисса.
Наверное.
Ну, раз Хисс остался доволен, значит, все правильно?
Ох же, какие-то странные мысли для мастера теней.
И совершенно неправильное отношение к девушке. Павена как-то нечаянно перестала быть для Стрижа всего лишь удобным прикрытием и мягким женским телом, а стала… он бы не сказал, что любит ее. Может быть, слегка влюблен. Или привык. Или ему просто нравится ее тепло, ее улыбка, и хочется, чтобы она продолжала улыбаться – неважно, кому. Лишь бы живая и счастливая.
Но беспокойство не отпускало.
К полудню дурное предчувствие выросло и окрепло. Нестерпимо хотелось сойти на тропу Тени, найти источник беспокойства и подарить ему короткий путь в Ургаш. Но так как в пределах видимости опасности не было, Стриж обругал себя трусливым болотным выползнем и свернул в полузаброшенную деревушку. Таверны там Стриж не нашел, постоялого двора тоже. Он плюнул, надрал дикой алычи и устроился пообедать на берегу ручья, за грушевым садом. Копченый окорок пригасил беспокойство, хотя по-прежнему хотелось бежать со всех ног то ли спасать кого-то, то ли спасаться самому. Подумав немного, Стриж приписал это недоразумение близости Пророка: шис знает, как он наводит панику, но селяне все как один не в себе. Наверное, и на него действует.