Страница 16 из 17
…Близка уж была широкая многоступенчатая…
Жил – и ни разу не видывал где-нибудь доски: "Суд", "Прокуратура" – покуда не поступил на юрфак.
Вот зашёл ли бы я хоть раз в таковое здание… из простого любопытства?!..
Досада жизни, досада жизни…
А что? – Отомстить себе за незнание и есть – броситься в крайность. (Нагрубил, убил или… призвал убить…)
Впервые словно я шёл в Здание – в то, где будто бы и впрямь те, кто в том мире, где "не задумываясь кидаются" и где это похвально.
Вступив же моей ногой на первую ступень, испугался вопроса: частить ли, или – степенно, или, как всегда, через две ступени?..
На глазах у всех окон – и будто я несу сдавать мочу!
И "суточники" вымели ранней ранью эту лестницу не для меня, не для меня…
И не ощущал, как иду. Зато терпко отчётливо заметил: чуть я в Здание – думаю, небось, не так, как ночью, а – будто бы оправдываясь, и будто это слышно…
И – ощущение той обиды за тот обман!..
Такое – со Времени Крика.
Не то что хотели меня обмануть, не то что даже обманули – а то, что про меня наперёд подумали, что обман удастся!..
Вербин, Вербин…
Стараясь как обычно, перекивнулся с "дежуркой"… Знают?.. Из журнала-то…
В Кабинет вошёл – и, вмиг попав туда, где будто бы только "существо дела" и "существо заданных вопросов", сказал, и – вслух, то, о чём только и надо и думать и говорить:
–– Что-то было совершено. И почему-то показали на Брата.
К запаху этому коридорному, лестничному, кабинетному привык… Ни к чему я не привык!..
–– Но… но что там совершено и почему показали на Брата – этого я даже и знать не хочу!
Снимал, вешал, причесывался. Почувствовал, однако, что… стесняюсь громко ступать…
Под моими подошвами… под полом… под двумя этажами… там, "внизу" – Брат, Брат…
Ночь, ночь…
Запел вдруг кто-то на шифоньере удачливым голосом – там, где он удачлив и требуя от других признать эту удачу.
И затопать мне ногами захотелось: да не завидую я никому!
Чуть не уронил радио, выключая.
…Скуки – нет. Не бывает. Я и лежа за сутки совершаю окружность величиной, может случиться, с экватор.
А есть – грусть.
Так как думаю об этом.
…Странно даже, походя вспомнилось, что я – право-вед!.. Впрочем, будь я хоть кем… Всю жизнь мечтал работать, если работать, – в главном.
И вот вижу, что такого поприща нету – нет там, где нет… меня!..
Если я – я, это и есть главное.
По коридору уже шагали, звенели, хлопали…
Самое важное – понять самое важное.
Если б я считал более важным быть – ну, кем? – министром, миллионером… путешественником, академиком… лидером, ну, вождём – так я бы и был им!.. По крайней мере – стремился. По крайней мере – делал радио погромче.
А я – понять и быть в состоянии понявшего!
Зазвенели у кабинета напротив…
Как бывать? Как бывать? – Как мне тут – там, где не я, – побывать?..
Свежо-отчётливо подумал то, что часто нынче думаю из общезнаменательного:
Все – побывать.
Я – прислушиваюсь к себе.
А все – в затруднении.
Так как не знают, зачем они – побывать.
И – посягают на меня.
(Тайно обо мне догадываясь и тайно мне завидуя…)
Чтобы посягнуть – затруднить.
Чтобы затруднить – обвиноватить!..
Вспомнилось сказанное раз мне Папою:
–– Я за тобой третий год наблюдаю!
–– А я за собой – двадцать восьмой!
Сказал я ему или не сказал?..
Посмотрел в окно: в школе я, мальчишка, из запертого класса (так наказывал двадцать учеников один учитель) убегал в форточку…
…Все смотрят в окна.
А я – в благодать.
…Ключ от Комнаты, ключ от Кабинета – два щелчка эти словно бы меня сегодня особенно изобличают.
Да пусть подслушивают больше!..
Но – по-домашнему сел: будто стул этот принёс с собой.
Всему-то дал имена: городу Веременску – Город, кабинету № 209 – Кабинет…
Осмотрелся – тот ли же это самый?..
"Обвиниловки" сам барабаню, машинисткам не отдаю… Ночую, бывает заработаюсь, тут, на стульях…
Слёзы вдруг потекли легко – словно осмелели они за ночь.
Да пусть все всё знают и болтают!
Для Брата! Для Брата!..
Думалось, меж тем, походя: это ведь с угрозой сказано: мир – один и един. Мир один ежели – так только для космического тела: для жертвы температуры и гравитации.
Перед зеркалом утирался. Там, внутри его, не я, а пародия на меня… Костюм коричневый в полоску, свитер этот тонкий чёрный шерстяной, пальто ещё, шляпа – лишь это-то всем.
Меня Свищёв, приобщая к своему, к его, и уважая по-своему, по-евонному, назвал раз Дмитричем…
–– Петя я, Петя!
Теперь он меня – Петя, Пётр…
С омерзением вспомнилось – словно про чужой бинт на чужой ране:
–– Пусть молодые вкалывают! – старик следователь сказал начальству… промолчавшему в ответ на эту систему.
Не говорил я никогда и не стремился, и даже не мечтал себе однажды сказать так: ну, теперь я школу окончил… ну, теперь я армию отслужил… Ну, теперь я диплом получил… Ну, теперь я в партию вступил… или что-то в этом духе.
Видишь это? – Вижу.
Вот и все видят!.. Вот ты и… Митя…
Стыдно стало, что именно ко мне сейчас, может быть, придут за "ящиком"…
Стыдно, что ко мне, ко мне ходят, просят иной редкий бланк… Что у меня в календаре настольном: "9-00", "10-00", "11-00"…
Даже стыдно, что моё любимое занятие – прибираться, приводить всё в порядок…
И то, конечно, стыдно, что все тут теперь повторяют одну из моих нынешних триумфальных фраз:
–– Бездельник – следователь, у которого в производстве нет ни одного уголовного дела.
Стыдно, что теперь… коверкаю, само собою, слова…
Я – что, порядочный?..
Красиво как недавно ещё говорил себе, мне: человек – вообще существо с лишними движениями: спорт, война, преступность.
Это – так. Но и тут – недоговорённость какая-то…
И – догадка, что ли.
Подошвы мои горели – и думалось, конечно, – для спасения, для спасения…
Страшнее расщепления ядра атомного – приматовый скулёж: самая-де большая ценность мироздания!.. Если уж употреблять это – "человек" – слово, то в смысле – разве что на одном лужке!..
С другими-то живыми.
Шаги…
Посмотрел я на окно, на форточку…
Сказал шёпотом то, что сказалось:
–– Так не должно быть! Не может быть!.. Но – откуда я знаю, как я вообще мог узнать, что должно быть – иначе?..
Я, откровенно так сверившись, вздохнул:
–– Иначе – это я сам.
Шаги, шаги…
Взялся за карман, где часы… Вспомнилось, походя, забавное: "Сколько на ваших?" – смеялись мы, младшеклассники, этому, подслушанному, вопросу… А ведь это единственный возможный правдивый и честный – одного к другому – вопрос!
Уныло и обречённо я следил, как рука моя – делая это не для Брата, не для Брата! – в правом, со стороны сейфа, кармане пиджака под носовым платком, чтоб ключи не вывалились, нащупала, кончиком указательного пальца, из трёх, по привычке, ключей тот, что побольше и с одной бородкой… следил, как рука моя вытянула из кармана, как сунула сама, без моего глаза, без промаха, чуть пощупав лишь пальцем, как, по часовой, повернула два оборота… Уныло увидел аккуратную библиотечку аккуратно подшитых дел.
Покой порядка, покой порядка…
Так легче, что ли, перебывать?..
Из всех дел взял без промаха, по толщине корешка угадав, то дело, которое только и нужно было сию минуту.
И – сердце забилось, рот высох…
Я бегом – стакан, второй…
"За мной" был "человек" в камере, и… надо будет "спускаться"!..
Руки же мои сами вчерашнюю "обвиниловку" в машинку… пальцы зацепились, по краям машинки, за край стола…
Неужели я… умею печатать?..
"Малолетки"… пьяную тетку… не сымая с себя резиновых ихних сапог…