Плохой парень (ЛП)

― А в чем, по ее мнению, проблема? Мы оба взрослые, ― замечает Йен.

― Так оно и есть, но, к сожалению, ― он наклоняется, чтобы достать что-то из ящика стола... точнее, два каких-то предмета, ― в трудовом договоре, который вы подписали во время инструктажа, говорилось, что ни один из вас не может вступать в отношения с другим сотрудником. Вы оба согласились на это условие.

Он проталкивает контракты в нашу сторону, и я с ужасом обнаруживаю, что он взял на себя смелость пометить соответствующий раздел неоново-желтым стикером. Мой Джон Хэнкок прямо здесь. Высохшие черные чернила блестят под флуоресцентным светом. Я даже не думаю, что прочитала контракт должным образом, прежде чем подписать его. Я была слишком сосредоточена на Йене. Мы только что познакомились, и я все еще была на девяносто пять процентов уверена, что он был миражом. И все же, кого волнует подпись? Есть маленький инструмент, который я люблю Wite-Out (прим. пер.: корректирующая жидкость) ― у меня даже есть такой в моем классе. Йен может сбегать (он быстрее) и в мгновение ока достать его. Я мило улыбаюсь и наклоняюсь вперед.

― Да. Ладно, я вижу, что мы подписали контракт, но разве все это не может быть решено сейчас, если мы раскроем, что встречаемся, и будем действовать осмотрительно?

Я подмигиваю ― подмигиваю, мол, давай, помоги сестре. Мы приятели, друзья-приятели по лимонным батончикам.

Его лицо застывает.

― Было ли это письмо твоей версией благоразумия? ― спрашивает он.

Ну ладно. Все будет именно так. Мы играем жестко. Я откидываюсь на спинку стула и покорно складываю руки на коленях, жалея, что не могу вернуться в прошлое и вернуть то подмигивание.

― А как насчет Карен и Нила? ― спрашивает Йен. ― Они оба преподают здесь, и у них отношения.

― Они женаты. Это совсем другое.

Несколько секунд мы сидим молча, потом директор Пруитт вздыхает и протягивает нам последний листок бумаги. Это копия письма, которое миссис О'Дойл распространила среди других родителей родительского комитета. Моя неловкая фотография увеличена сверху, а внизу написано: «ЭТО ТОТ, КОГО МЫ ХОТИМ, ЧТОБЫ УЧИЛИ НАШИХ ДЕТЕЙ?» Она ведет себя так, будто я держу пенис у рта, а не невинную банку с взбитыми сливками.

― Я чувствую, что отчасти виноват в этом, ― говорит директор Пруитт, тяжело нахмурившись. ― Может, ей и не стоило вмешиваться, но она также получила известие, что на прошлой неделе вы вдвоем проводили курс сексуального воспитания, и, если вы помните, что один ученик отказался от него, но в итоге услышал первую половину... это был ее сын.

Йен и я громко стонем.

― Вот именно. Мало того, что мы случайно ― и я цитирую ― «оскорбили доброту и благочестие ее маленького мальчика», она также думает, что вы двое там учили сексуальным советам из Камасутры или что-то в этом роде.

Ее электронное письмо не очень доброе. Эта леди жаждет крови. Она требует нашей работы, заявляя, что не остановится, пока мы не уйдем в отставку, не переедем, не сменим фамилии. Я смотрю на Йена, ожидая увидеть, что он сидит там с таким же безнадежным видом, как и я, но его глаза сузились. Он выглядит решительным ― даже взволнованным. У него под густой шевелюрой копошатся идеи. Я вздыхаю с облегчением. Он вытащит нас из этой передряги. Я это знаю.

֍֍֍

После встречи Йен не спрашивает, а просто везет меня прямо в Соник (прим. пер.: сеть ресторанов быстрого питания). Он подъезжает, заказывает «Взрыв» с дополнительными орео для меня и простой ванильный молочный коктейль для себя. Мы сидим в машине и молча едим. Я пытаюсь дать ему возможность закончить формулировку своего гениального плана. Тем временем мой мозг сходит с ума от возможностей: мы похищаем миссис О'Дойл или взламываем ее компьютер и посылаем электронное письмо, полное похвал в адрес Йена и меня, или врываемся в офис директора Пруитта после рабочего дня и вставляем хитрые лазейки в контракты. Кажется, у меня где-то в квартире есть черная лыжная маска. Она бы пригодилась для всех трех вариантов. Я поглощаю мороженое, и к тому времени, как уровень сахара в крови колеблется в преддиабетическом диапазоне, я уже ни капельки не волнуюсь. Поворачиваюсь к Йену и улыбаюсь.

― Так какой у нас план? Я имею в виду, честно говоря, во время той встречи я была убеждена, что одному из нас придется перейти в другую школу или что-то в этом роде, или нам придется вернуться к тому, чтобы быть просто друзьями и написать какое-то странное письмо с извинениями всей школе, ― я драматично вздыхаю.

Йен допивает свой молочный коктейль, ставит стакан и поворачивается ко мне. Он вытирает рот салфеткой и улыбается. Он выглядит задумчивым и очаровательным. Его каштановые волосы взъерошены, и заходящее солнце освещает его голубые глаза.

― Есть только один вариант, и я думал, что ты уже все поняла.

Я делаю глубокий вдох и киваю с невозмутимой серьезностью.

― Да, ― я выдыхаю. ― Мы похитим ее.

― Что? Нет, ― говорит он, небрежно протягивая руку к окну и снова нажимая кнопку заказа.

― Да, могу я принять ваш заказ, ― потрескивает динамик.

― Небольшой заказ луковых колец в дорогу, пожалуйста.

Когда Йен закончит платить, я потребую ответов.

― Если мы не собираемся похищать эту сумасшедшую леди, то какой у тебя план?

― Как ты думаешь, зачем я заказал эти кольца, Горячие губки? ― он ухмыляется. ― Мы собираемся пожениться.

Глава 17

Сэм

Я сижу совершенно неподвижно, как будто он только что превратил меня в камень. День сменяется ночью, ночь сменяется днем, а я все смотрю на него, не мигая. Проходят годы. Мои волосы седеют, а руки становятся морщинистыми и слабыми, когда я, наконец, понимаю, что Йен шутит.

Я заливаюсь смехом и хлопаю его по руке.

― О, боже, Йен, я на секунду подумала, что ты серьезно!

Оглушительная тишина заполняет его машину, что лобовое стекло готово расколоться посередине, чтобы немного ослабить давление. Моя улыбка медленно гаснет.

Йен не шутит.

Он наклоняет голову набок и изучает меня. Медленно, как патока, его губы растягиваются в улыбке, и мой желудок сжимается.

― Ты же не серьезно! ― я настаиваю. ― Давай, нам нужно сосредоточиться. Что мы на самом деле будем делать? Разрубим миссис О'Дойл на мелкие кусочки и отправим в разные уголки Соединенных Штатов?

― Это мы тоже можем сделать, но сначала давай поженимся. Они могут отправить нас в одну ту же тюрьму.

Он не бросает эту шутку. Она уже стареет.

― Ладно, ладно. Мы поженимся. Ха! По-же-ним-ся, ― пою я. ― Рада, что все улажено. ― Я закатываю глаза.

Его улыбка исчезает, и он поворачивается, чтобы посмотреть в окно. Если бы я не знала его лучше, то сказала бы, что обидела его. Я хмурюсь и протягиваю руку, беря его бицепс в свою ладонь. Сжимаю дважды, пытаясь заставить его посмотреть мне в глаза. Йен не смотрит.

― Ты что, шутишь?

Его брови нахмурились еще сильнее. Он выглядит таким сердитым и таким красивым.

― Нет.

― Ни капельки?

― Нет.

Этот ответ обрушивается на меня, как тонна кирпичей. Если он не шутит, значит, под кайфом. ЙЕН НА КРЭКЕ! Кто-нибудь, предупредите парня из антинаркотического фройо. Мой успокаивающий, нежный голос исчез. На его месте раздается пронзительный, раздраженный крик.

― ПОЖЕНИМСЯ?! Йен, ТЫ С УМА СОШЕЛ! Я всего день назад согласилась на свидание с тобой, а теперь ты хочешь сделать мне предложение?!

В этом нет никакого смысла. Между нами говоря, Йен ― самый последовательный. Он заботится обо всем. Я не думаю, что он был спонтанным хотя бы раз в жизни. Йен планирует отпуск на два года вперед. Хранит руководство по эксплуатации каждого прибора, который когда-либо покупал, вплоть до консервного ножа. В прошлом году, когда он помог мне собрать мой новый комод из ИКЕА, я разорвала каждую упаковку, разбросав части по всей гостиной. Тем временем Йен прочел всю инструкцию от корки до корки (на английском и шведском языках).