Плохой парень (ЛП)

Я моргаю в ответ на ее вопрос. Это что, шутка?

― О чем ты говоришь? Тебя кто-то подговорил?

Судя по дрожанию ее нижней губы, она понятия не имеет, о чем я говорю.

― Простите. Я могу поговорить с кем-нибудь еще…

― Нет, извини, не обращай внимания. Что происходит?

Она быстро рассказывает мне факты, и мне кажется, что я разговариваю с более молодой версией себя. Разговор кажется странной терапевтической техникой. Интересно, это ее записку конфисковали и прочитали вслух в учительской на днях?

― Вы думаете, я должна пойти на это? ― спрашивает она. ― Знаете, сказать ему, что я чувствую?

Не колеблясь, я уверенно отвечаю:

― Ни при каких обстоятельствах не говори ему о своих чувствах. Унеси свои чувства в могилу.

― В могилу?! ― У нее отвисает челюсть.

Слишком болезненно?

― Ладно, просто отвези их в колледж. Ты же не хочешь разрушить эту дружбу?

― Просто... на днях мы читали в вашем классе стихотворение Теннисона, которое заканчивается словами: «Лучше любить и потерять, чем никогда не любить».

― А, Теннисон? Он шарлатан.

― Но вы сказали, что они сделали его лордом из-за силы его поэзии.

― Разве я это сказала? Ну, вопрос в том, зачем тебе рисковать тем, что у тебя есть прямо сейчас?

― Я думаю, это может быть нечто большее.

― Большее?! ― Мне хочется встряхнуть ее. ― Зачем тебе большее? Разве ваша дружба не велика? Разве проводить время с ним не твоя любимая часть жизни? Почему ты хочешь пойти и все испортить?

В уголках ее глаз собираются крупные капли воды. Я понимаю, что кричала. Она поворачивается и выбегает из комнаты, рюкзак едва не сбивает ее с ног, когда она ныряет за угол. Что ж, моя работа здесь закончена. Но на следующий день я вижу ее и Трумэна, держащихся за руки в холле. Трумэн подводит ее к шкафчику и прижимает к себе для поцелуя. Если бы у меня был противотуманный горн, я бы дунула им в уши. К счастью, Йен дежурит в коридоре, и он прерывает их демонстрацию юной любви прежде, чем я успеваю. Он говорит им, чтобы они приберегли это до окончания школы, или еще лучше, когда им исполнится двадцать пять, а потом поворачивается, и наши взгляды встречаются. Я вижу его впервые за два дня. Эмоции затуманивают его обычно дружелюбный взгляд. Его фирменная легкая улыбка исчезла. Темные брови нахмурены в одну линию. Это все моя вина. Мне приходится подавлять желание бежать и броситься в его объятия. «Будь моим другом снова, пожалуйста!» Хочется мне прокричать. Его тлеющий взгляд предостерегает меня. Даже больше, он говорит: «Это могли бы быть мы. Я мог бы прижать тебя к такому шкафчику, если бы ты только позволила». По крайней мере, мне так кажется. У меня нет времени переводить, потому что он быстро проходит мимо, не говоря ни слова. Мое дыхание со свистом вырывается из меня, и мне кажется, что в меня стреляли.

― Йен! ― импульсивно кричу я ему вслед.

Он качает головой и продолжает идти.

― Мне нужно вернуться в класс.

Я так эмоционально расстроена ― и так сексуально расстроена, ― что готова закричать. На самом деле, да. Крошечный первокурсник пробегает мимо двери моего класса, вероятно, пытаясь добраться до своего класса вовремя, и я без колебаний кричу:

― Не бегай по коридорам!

Его лицо искажается от страха. Я захлопываю дверь своего класса и слушаю, как язвительный старшеклассник смеется.

― Блин, мисс А явно нужно потрахаться.

Наконец-то кто-то меня поймал!

Глава 12

Йен

Сегодня среда… Среда Западного крыла. Четыре дня с того поцелуя и четыре дня с того разговора с Сэм. У меня нет никакого плана. Я не пытаюсь наказать ее; просто пытаюсь восстановить хоть какое-то подобие контроля. Если она хочет остаться просто друзьями, мне будет трудно. Мы перешли черту. Я не могу стереть тот поцелуй или тот телефонный звонок, и если она хочет, чтобы я попытался, мне понадобится некоторая дистанция. Будет одиноко стоять на ногах в полном одиночестве. И все же я знаю, что веду себя как придурок. Ее лицо было таким печальным, когда я отмахнулся от нее вчера в холле, но чего она ждет? Я не святой. Я парень, который влюблен в свою лучшую подругу, женщину, которая, кажется, ест свой торт, но также держит его в герметически закрытом резервуаре для криоконсервации на целую вечность.

Жизнь продолжается в течение четырех дней с тех пор, как мы в последний раз разговаривали, хотя и намного более дерьмовая. Я вымещаю свой гнев на футболистах. Они думают, что я мудак, заставляющий их бегать так много кругов на тренировках всю неделю, но я бегаю с ними, настаивая, что если могу это сделать, то и они могут ― за исключением того, что у меня есть секретное оружие, которого у них нет: сердечная боль. Я думаю, что мог бы добежать отсюда до Аляски, если бы мне пришлось, в стиле Форреста Гампа. После тренировки захожу в душ и повышаю температуру, пока она не начинает обжигать. Я опускаю голову под воду и закрываю глаза, думая о Сэм. В среду она не придет на Западное крыло. Она не собирается показываться. В холодильнике есть обеды «Blue Apron», которые пропадут впустую, потому что я не собираюсь готовить еду, предназначенную для двух человек, и есть ее в одиночку, как карикатура на влюбленного придурка.

Кажется, я слышу шум в гостиной. Останавливаюсь и наклоняю ухо в этом направлении. Внезапно дверь моей душевой распахивается. Мне кажется, меня вот-вот зарежут, как в фильме Хичкока.

― БЛ*ДЬ! ― кричу я, чуть не ударив, Сэм по лицу, прежде чем понял, что это она. ― Что ты делаешь?

Она игнорирует меня и входит в душ полностью одетая. Я моргаю, пытаясь определить, не галлюцинация ли это. Сколько кругов я пробежал сегодня? Может ли человек поддаться тепловому удару, не осознавая этого?

― Я знаю, что это плохая идея, ― говорит она, поднимая руки, чтобы заслониться от брызг из душа. Это бесполезно. Она промокла за считанные секунды. ― Я почти не пришла. Просидела около твоего дома минут тридцать, пытаясь остыть и обдумывая, стоит ли заходить внутрь. Твои соседи думают, что я малолетний преступник, обследующий окрестности. Подвинься.

― Какого черта?

Она тычет меня в грудь, так что у меня нет другого выбора, кроме как лишиться части горячей воды.

― Я сказала ― подвинься.

― Ты все еще в обуви.

Она агрессивно сбрасывает теннисные туфли, стягивает носки и выбрасывает их из душа. Потом снова смотрит на меня.

― Лучше?

Я совершенно голый, очевидно, а она стоит там, в промокшей хлопчатобумажной футболке и джинсах.

― Какого черта ты делаешь?

― Ищу драку. Я в бешенстве… Я думаю. ― Она толкает меня в грудь.

― Не хочешь подождать, пока я здесь закончу? ― Мне трудно защищаться, держа руку на своем члене.

― Очевидно, нет.

― Почему ты злишься?

Думаю, если бы у меня была рубашка, она бы схватила меня за шкирку. Как бы то ни было, Сэм встает на цыпочки и обнимает меня за плечи. Мои мышцы инстинктивно напрягаются под ее прикосновением. Это своего рода предупреждение: она может быть той, кто сейчас прикасается, но только потому, что я это позволяю.

― Потому что ты сломал меня пополам.

И тогда я вижу печаль в ее лице, опущенные губы, огромные встревоженные глаза. Она говорит очень обеспокоенно, и я заинтригован ее внезапным приступом честности. Вот почему я не выталкиваю ее из душа... или не прижимаю к кафелю.

― Как это?

― Сегодня в школе я довела до слез двоих детей. Я ― злой огненный шар. Не могу перестать думать о том, как ты целуешь меня. ― Ее руки впиваются в мои плечи с каждым произнесенным словом.

― Все это как-то связано?

Сэм пододвигается ближе, и ее грудь касается моей. Ее джинсы касаются моих ног. Моя рука остается твердо зажатой в паху.

― Послушай ты, с меня хватит. Больше никакого молчания. Хватит притворяться, будто мы не друзья. ― Она убирает мокрые волосы с лица. Мы оба промокли насквозь ― промокли и злимся. ― Если нет пути назад, мне нужно, чтобы ты ударил меня об эту плитку, чтобы мы могли разобраться в этом раз и навсегда. Давай, начинай.