Беспринципный (ЛП)

Кили схватила меня и так сильно притянула к себе, что я вздрогнула. Она любила обнимашки, но так как она была моей лучшей подругой буквально с самых пеленок, и я считала ее семьей, то не возражала.

Кили Райан и ее семья жили со мной по соседству на Стейтен-Айленде. Ее родители были ирландскими или шотландскими иммигрантами. У нее была большая семья — в общей сложности их было семеро. У Кили было четыре брата. Но после того как дети стали достаточно взрослыми, чтобы самостоятельно заботиться о себе, ее родители решили вернуться в Шотландию. Кили и двое ее братьев остались в Нью-Йорке. Оставшиеся ее братья уехали вместе с родителями.

Мы оставались близки даже после того, как меня отдали в приемную семью, когда мне исполнилось десять.

Она отпустила меня так внезапно, что я чуть не упала назад. Кили была очень порывистой. Ее волосы были огненно-рыжего цвета со множеством завитков. Ее фарфорово-бледную кожу украшали веснушки. У Кили были чистейшие голубые глаза, а ростом она была почти метр восемьдесят. Объем ее прически добавлял ей еще почти 3 сантиметра роста.

— Я звонила Каспару, и он рассказал мне, что случилось. — Она уперла руки в бока. — Я искала тебя повсюду. Почему ты не пришла ко мне раньше? Почему ты просто стоишь и не отвечаешь на мои вопросы?

— Если бы ты дала мне всего секунду, — сказала я, поправляя рюкзак, — я бы так и сделала.

— Что случилось с твоим лицом?

— Похоже, у Мерва было свое представление о том, что следует сделать со мной, когда я отказалась рассчитаться с ним натурой в обмен на арендную плату.

— Вот ублюдок! Он сделал это с тобой? — Она протянула руку, и я повела лицом.

— Ага, — мне не нравилась ее доброта, и я не хотела, чтобы она волновалась. Кили хотела бы, чтобы я осталась с ней, а поскольку ее соседка была дипломированной сукой и, возможно, психопаткой, поэтому я как могла отказывалась от ее предложения.

Кили тоже с трудом сводила концы с концами. Она много лет пыталась заполучить главную роль на Бродвее, но так и не смогла. Когда она пела, ее голос звучал, как у джазовой птички, и к этому добавлялось ирландское театральное чутье. Она работала на всех возможных работах, чтобы держаться на плаву.

Чтобы удержаться на плаву, ей приходилось делить арендную плату с кем-то вроде такой сучки. Сьерра была ее третьей соседкой за эти годы, но на нее она пока могла положиться. Но Сьерра меня не любила. Однажды я случайно съела ее яйца, когда Кили сказала мне, что я могу взять себе все, что захочу в холодильнике.

Вошла Сьерра и застукала меня. Она достала из кухонного ящика нож и поднесла его к моему лицу. Она пригрозила «прирезать такую суку», если еще раз увидит, что я ем ее съестные припасы. Кили и Сьерра не делились едой, а о том, чтобы брать ее вещи вообще речи не шло.

Я попыталась объяснить, что это было недоразумение, но Сьерра была не из тех, кто стоит и выслушивает оправдания. Она отказывалась уходить, пока я не произнесу волшебные слова. «Это больше не повторится».

— Лучше бы чтобы так и было, — сказала она. Сьерра снова пригрозила мне ножом и вышла из кухни. Она пересчитывала свои вещи регулярно и, вероятно, дважды после моего ухода. Я взяла за правило держаться от нее подальше.

Было в ней что-то такое, что меня пугало. Вот почему я никогда не приходила к ним ночевать. Я боялась, что она причинит мне вред, пока я сплю. Я никогда не говорила об этом Кили, потому что они прекрасно ладили. Сьерра питала ко мне отвращение, а Кили нуждалась в ней, чтобы оплачивать долю арендной платы.

Мать Кили однажды предупредила меня о том, что происходит с двумя тонущими людьми. Один всегда тянет на дно другого. Кили не нуждалась в том, чтобы я тянула ее на дно, поэтому я всегда преуменьшала свои проблемы, когда она спрашивала о них. На этот раз я не смогла. Она позвонила и узнала, что меня уволили.

Она устроила меня на работу в «Хоумран» после того, как уволилась, чтобы работать где-то еще за большие деньги. Она тоже знала о Мерве, потому что я должна была ей рассказать. Кроме того, Кили чуяла дерьмо за милю, так что я могла преуменьшить проблемы, но никогда не выдумывала очевидную ложь. Что значило…

— Ты снова на улице, Мари?

Она выглядела такой разочарованной во мне, что я с трудом сдерживалась, чтобы не дрожать.

— Немного, — ответила я.

— Немного, — повторила она со вздохом. Она открыла дверь пошире и пригласила меня войти.

— Сьерра здесь? — поинтересовалась я.

— Да, она готовится куда-то уходить.

Наконец-то хоть где-то мне повезло.

— Она не так уж плоха, Мари, — сказала Кили. — У каждого своих скелетов хватает. И у нее, похоже, их немало. Кто знает, через что ей пришлось пройти, чтобы оказаться там, где она находится сейчас?

— А где она, поконкретнее?

Кили слегка рассмеялась.

— Последний раз, когда я проверяла, она была в ванной. — Ее веселость испарилась, как только Кили снова посмотрела на меня. — Ты и правда дерьмово выглядишь, сестренка.

— Как насчет того, чтобы сказать мне что-нибудь новенькое, Ки?

— Нет, но у меня есть хлеб, масло и сыр. Присаживайся. — Она указала на свой крошечный кухонный столик. — Я приготовлю тебе что-нибудь поесть, а потом ты расскажешь мне, что, черт возьми, происходит.

— Кто покупал продукты? — поинтересовалась я, пока занимала предложенное мне место. — Ты или Сьерра?

Она сощурилась.

— Разве это имеет значение? Если я что-то у нее одалживаю, то всегда возвращаю.

Я отрицательно покачала головой.

— Мне просто неудобно есть чужую еду.

— Она моя, — сказала она. — Клянусь.

Я ненавидела то, как Кили изучала меня, докапываясь до правды, поэтому попыталась развеять ее подозрения.

— Я в курсе, что ей приходится также сводить концы с концами. Я не хочу брать то, что мне не принадлежит. Я даже не настолько сильно голодна. Недавно я купила хлеба. — Я похлопала по рюкзаку. — Каспар дал мне немного денег после того, как уволил.

— Я все еще сделаю тебе сэндвич с сыром. И мама прислала немного хлеба. Попробуй. Он в сумке на стойке.

Пока Кили готовила наши жареные бутерброды с сыром, я честно рассказывала о том, что произошло. Бруно. Каспар. Мерв. Единственное, что я упустила — или кого именно, — это парня в костюме. По какой-то причине я еще не была готова поделиться этим с ней. Я провела всю ночь, думая о нем и его доброте, и не хотела, чтобы она разбиралась в моих чувствах. Обычно у меня их не было по отношению к мужчинам.

Чувств.

Мне был двадцать один год, и у меня никогда не было отношений, серьезных или каких-либо вообще. У меня не было на это времени, когда все моя жизнь уходила на то, чтобы выжить. Вот, кем я стала. Просто — Выживающей Мари. Я понятия не имела, каково это — жить по-настоящему. Кроме того, было нелепо даже думать о нем в таком ключе. Этот парень, скорее всего, был миллионером, и в довершение всего он выглядел как модель.

Кили пододвинула ко мне тарелку, запах ее содержимого на мгновение подавил мои чувства. Я потерла руки и облизнула губы. Она рассмеялась, и я подняла глаза, прежде чем откусить кусочек.

Кили улыбнулась мне, и в уголках ее глаз появились морщинки. Потом она села рядом со мной и взяла меня за руку.

— Мне очень жаль, Мари, — сказала она с нажимом. — Хотелось бы, — она на мгновение закрыла глаза и глубоко вздохнула. — Я хотела бы… Боже, я хотела бы сделать для тебя что-нибудь еще.

По ее щеке скатилась слеза, а я поморщилась. Я ненавидела тот факт, что Кили воспринимала мои проблемы, как свои собственные. Кили была мастерицей в этом, она делала это для своих братьев, и я отказывалась делать с ней то же самое.

То, что сказала мне ее мама, имело смысл.

У каждого из нас был свой собственный ад, который мы должны были пережить. Некоторым из нас казалось, что мы тонем. Другие же оказывались в комнате в огне без возможности выхода. Несмотря на то, что я чувствовала адское пламя, Кили была близка к тому, чтобы утонуть. Едва держала голову над водой. Мои проблемы только расстроят ее.