Нефертити

— Как вы, Эйе? — спросила она.

— Я так счастлив... — прошептал он. — А где накидка?..

— Вы лежите на ней, — улыбнулась Нефертити.

Он перевернулся, застонал от боли.

— Больно? — с сочувствием прошептала она.

— Нет, я так счастлив!

8

В один из дней сезона урожая и большой жары Иуда с братьями и младшей сестрой Деборой пришёл в Ахет-Атон и разыскал дом первого царедворца. Он возвышался рядом с дворцом фараона, был чуть поменьше, но по отделке мрамора не уступал ему. Иуда с братьями остановились у больших ворот, возле которых стояла стража, пропылённые, в ветхих одеждах, ведя за собой четырёх тощих ослов, которые выли от голода.

— Проходите, убирайтесь отсюда! — грозно надвинулись на них стражники, держа пики в руках и не дав сказать в ответ ни единого слова.

Пришлось отойти на почтительное расстояние и ждать, когда появится первый царедворец. Братья увидели его лишь в конце дня. Иуда пал перед ним на колени, умоляя вспомнить их.

— Мы исполнили просьбу твою, господин наш, привели с собой нашу младшую кровинку, Дебору, вот она!

Иуда подозвал её, шепнул ей: «Кланяйся, кланяйся господину и благодетелю нашему!» И пятнадцатилетняя девушка поклонилась в пояс, испуг застыл на её лице, когда она разглядывала яркий сине-красный хитон Илии из тонкого шёлка, браслет из золотых и серебряных пластин на его руке, прочные сандалии из мягкой телячьей кожи с длинными завязками, переплетёнными на ногах.

Илия увидел повзрослевшую сестру и точно узнал самого себя в те годы: с нежным пушком над губами и розовевшими от всякой неожиданности щеками. Спазмы на мгновение перехватили горло, и он, отвернувшись, скрыл лицо, оросившееся непрошеными слезами.

— Оставайтесь здесь, — вымолвил он.

Вошёл к себе в дом, подозвал Иеремию, своего распорядителя, ведавшего всем хозяйством в доме.

— Там, за воротами, ханаане. Пригласи их в дом, накрой стол, как обычно, я хочу с ними пообедать. В столовом зале. Дай им умыться с дороги, а если у кого-то нет сандалий, я видел, большинство из них босиком, то обуй и замени рваные одежды. Негоже, чтобы они сидели со мной за одним столом в этом рванье. А я пока отдохну немного, повидаюсь с женой и детьми, — он двинулся к дверям, но вдруг остановился. — Да ещё сделай так, чтобы младшая сестра их сидела за столом справа от меня.

Распорядитель поклонился. Первый царедворец прошёл в дом, заглянул в детскую, потом в покои жены, но ни детей, ни Сары там не было. Появилась Рахиль, вспыхнула, поклонилась. Из робкой худенькой девочки она превратилась в крепкую молодую девушку, которая стала ещё красивее. За эти годы она не раз согревала его ложе, одаривая ласками, и каждый раз с такой страстью, что Илия, сам того не желая, вдруг потянулся к ней и выискивал почти ежедневно удобный случай, чтобы остаться с ней наедине.

— А где моя жена с детьми? — спросил он.

— Они в саду, мой господин, высаживают вместе с садовником жасмин и розы на место тех, погибших.

Илия взглянул на Рахиль. Молча подошёл к ней, взял её за руку и увёл к себе в спальню, закрыл дверь. Только там Рахиль, отбросив всякую стыдливость, бросилась к нему. Они торопливо разделись, кинулись в постель, осыпая друг друга поцелуями, и лишь после этого с губ стали срываться отдельные слова и фразы.

— Я люблю, люблю тебя! — задыхаясь от наслаждения, шептала она.

— Как я истосковался по твоим ласкам, радость моя!

Рахиль застонала, Илия заглушил её стоны поцелуем. Впрочем, Сара обо всём догадывалась, потому и старалась уводить детей на час-полтора в сад, в бассейн или на берег Нила, чтобы супруг мог выкроить возможность остаться с Рахилью наедине. Илия об этом догадывался, замечая её стыдливые взгляды. Он мог открыто начать жить с Рахилью, объявить её второй женой, иметь от неё детей, всё это не возбранялось ни в Египте, ни в Палестине, но оттягивал этот миг. Всё же Рахиль была их служанкой. Она осталась сиротой, и Сара приютила её ещё ребёнком, дала ей кров, пищу, относилась к ней ласково, даже хотела удочерить в первые месяцы, но Рахиль сама напросилась в служанки и была всем довольна. И вдруг эта связь, внезапно перешедшая в дикую страсть, любовь. Сара даже встречалась с Азылыком, попросила у него помощи, но тот лишь развёл руками.

— Вы оба для меня родные люди. Но как я могу кому-то из вас тайком причинить ущерб? Вот если сам Илия попросит меня прервать эту душевную нить, тогда я это сделаю. Но без его согласия не буду, — сказал он.

Илия с Рахилью лежали притихшие после чувственной бури, продолжая ласкать друг друга. Он касался её шелковистой кожи на спине, она продолжала осыпать поцелуями его грудь, покусывая легко сосок и пытаясь снова возбудить Илию, но он вспомнил о братьях, сестре и поднялся.

— Подожди, Сара ещё не скоро вернётся! — прошептала Рахиль.

— Я пригласил на обед гостей из Палестины, я тебе рассказывал о моих братьях.

— Так они вернулись?!

Он кивнул. Она подскочила, прижалась к нему, не давая набросить на себя хитон.

— Ночью я приду к тебе, — проговорил Илия, — и мы всё восполним!

— Я беременна, — покраснев, прошептала Рахиль.

Первый царедворец вздрогнул. Рахиль давно уже подговаривала его объявить её официальной второй женой. «Не надо объявлять меня второй и самой любимой, как это делают другие, объяви просто женой, я не хочу быть больше служанкой. Тогда нам не надо будет прятаться, а мне делать вид, что я не успела убраться, потому что лежала под тобой, кроме того, это позволит мне готовиться к нашим встречам. Ты увидишь, они сразу станут приятнее для тебя!»

Илия внимал этим уговорам, даже соглашался с ними, но, представляя огорчение Сары и детей, любивших её, не торопился объявлять служанку второй женой. Он по другим домам знал, что это не добавляло мира в семье: жёны и дети начинали соперничать, бороться за ласки мужа и отца. Он сам хорошо помнил, как братья относились к нему, рождённому от молодой жены отца, и чем закончилась эта вражда. Потому он и хотел увидеть Дебору, которая и в детстве была похожа на мать.

— Ты не хочешь этого ребёнка? — увидев, как внезапно омрачилось лицо Илии, насторожилась Рахиль.

— Нет, я хочу его.

— Но ты же не хочешь, чтобы твой сын, мною рождённый, считался бы незаконным? Только сыном служанки, а не твоим? — настойчиво допытывалась она. — И потом, ты сам говорил: если будут дети, я стану твоей женой!

— Я объявлю тебя второй женой! Успокойся! — сердито проговорил он. — Но завтра. Сегодня у меня встреча с братьями, и я ни о чём больше не хочу думать!

Он попытался отстраниться от неё, чтобы одеться и выйти к гостям. По их негромким восхищенным голосам, доносящимся в спальню, он понял, что они уже вошли в дом.

— Но ты придёшь сегодня ко мне? — заглядывая ему в глаза, проворковала Рахиль.

— Да!

Он знал, что рано или поздно все этим бы и закончилось, но столь жадное стремление Рахили утвердиться в его семье, стать официальной женой, госпожой, распорядительницей вызывало в нём раздражение. Он всегда помнил скромный лик Сары, не смевшей первое время даже проглотить крошку хлеба без него. Тогда, в первые месяцы его службы у фараона, он по суткам не заглядывал домой: строил амбары, закупал зерно, а если и возвращался, то очень поздно, отказывался от ужина, падал на постель, засыпал, а утром, едва омыв лицо, убегал на службу. Во дворце он обедал, но Сара этого не знала и, проголодав так три дня подряд, ибо не смела поесть одна, без мужа, упала в обморок и чуть не лишилась ребёнка, которого тогда носила. Рахиль бы тайком ела, а этот обморок ловко бы сыграла, вот в чём их разница.

— Коли так, — рассудил бы Азылык, который в одночасье вознёсся так высоко, что фараон не в состоянии и минуты прожить без него, у оракула теперь свои комнаты во дворце и множество слуг, но Сейбу, как первый и верный страж его, неотлучно был при нём, — коли ты знаешь, что она лгунья и притворщица, так прогони её прочь или переведи в скотницы, птичницы, не подпускай близко к дому, запрети под страхом наказания даже болтать о ваших отношениях, наконец выдай замуж за слугу, дай приданого, вот и вся морока!