Нефертити

— Азылык стар и больше ни на что не годится. Ни к чему его тащить за собой, а вода Евфрата ему приглянулась, — усмехнулся Суппилулиума. — Помоги ему в ней омыться...

Лицо Хашши озарилось довольной улыбкой, касситского пророка он не жаловал.

— Но ни к чему, чтобы всё это видели. Брёвна слишком скользкие, недолго и упасть, — задумчиво добавил царь хеттов.

Хашша покорно склонил голову. Умение молчать и великая преданность хозяину, чьи приказы никогда не вызывали у него даже малейших сомнений, и выдвинули его в число приближённых. Слуга оглянулся, выискивая взглядом оракула, но властитель его осадил:

— Не торопись, я буду переходить последним, а ты с ним за мной. Одного резкого толчка достаточно, чтобы старый волхв, как пушинка, вылетел из седла...

Он не успел закончить фразу, как на обеих переправах, через которые уже двигались колесницы, возникло непредвиденное. Посредине мостов кони вдруг вздыбились, несколько боевых повозок полетело в ледяную реку, возник затор. Суппилулиума привстал на стременах и сразу увидел несколько стрел, вылетающих из густой рощицы на другом берегу. Как там объявилась засада, никто понять не мог. Хеттские лазутчики, успевшие переправиться без затруднений, тотчас отважно бросились на неприятеля, но митаннийские сторожа не спасовали, и мощный град стрел заставил воинов Хатти даже отступить.

Властитель побледнел и, не раздумывая, поскакал к войску, забыв об опасности. Засвистели стрелы над его головой, несколько из них поцарапали бронзовые доспехи, ещё одна чуть не впилась в глаз, но Суппилулиума на виду у всех кружил вдоль берега на коне, раздавая приказы. Появление государя, его громкие ободряющие выкрики своим разведчикам заставили последних воодушевиться. Они, поддерживаемые стрелками основных легионов, снова с яростью бросились на митаннийцев, и те спустя полчаса дрогнули. Через час сопротивление неприятеля было подавлено, однако хетты потеряли больше тридцати ратников и четыре колесницы. Переправа была задержана почти на два часа.

Когда она возобновилась и опасность миновала, Хашша настороженно шепнул государю:

— Что-то колдуна нашего я не вижу, ваша милость!

Суппилулиума оглянулся: все шатры были уже убраны, а на широком горном плато копошились шатёрники, погружая переносные жилища на обозные колесницы. Суетились лекари, перевязывая раненых, но прорицателя меж ними властитель не нашёл. Он кивнул, давая слуге знак к поиску. Тот немедля сорвался с места, вернулся, когда на переправу вступили пешцы.

— Ну?! — прорычал самодержец, взглянув на испуганное лицо телохранителя.

— Ушёл! — прошептал слуга.

— Куда?!

— А в тот лесок, рассказывают, въехал на коне и больше не появлялся, — дрожащими губами вымолвил Хашша. — Никто царского гадателя остановить не посмел, да слуги и предположить не могли, что он бежать собирается. Мало ли зачем, подумали, ему в лесок тот понадобилось, может, коренья какие выкопать...

— Замолчи! — прошептал в ярости царь хеттов. — Найти немедленно! Привезти мне его живым или мёртвым!

Хашша пригнул голову, точно боясь гневного удара мечом от властителя, развернулся и во всю мочь поскакал обратно.

3

Караван митаннийской царицы Айи растянулся почти на версту, поспешая к границам царства, где ждала переправа через полноводный, но уже более спокойный Евфрат, а за ним — вступление в Сирийскую пустыню, край которой они неминуемо захватят, прежде чем приблизятся к Финикии и двинутся вниз вдоль Оронты, небольшой речушки, бегущей на юг и теряющейся в песках.

К сожалению, Сутарна не мог дать жене и часа передышки, понимая, сколь злобен хеттский деспот, который не преминет отправить за ней погоню, и только для того, чтобы забрать принцессу в свой гарем или продать её за немалую цену соседнему властителю. Потому и остался, дабы не дать разбежаться своим подданным, оказать хоть какое-то сопротивление северным злодеям и тем самым задержать войска хеттов, а может быть, и спасти дочь. Он понимал, что ему вырваться живым вряд ли удастся, да он и не хотел проживать нахлебником и бедным родственником у зятя.

Митаннийский царь отдал для охраны жены сто лучших всадников, приказав спешить медленно, дабы не загонять лошадей и пощадить супругу, ослабевшую за время тяжёлых родов. Они простились наскоро, Сутарна уверял, что обязательно догонит её у берегов Оронты или Мёртвого моря. При упоминании о будущей встрече глаза его наполнились слезами, но он тут же заулыбался, скорчил глупую гримасу, стараясь рассмешить жену. Царица даже не всплакнула, обеспокоенная внезапно проснувшейся дочерью и суетой слуг, прилагая все силы, чтобы держаться на ногах и не свалиться в обморок.

Всё это вспомнилось потом, позже, когда плоские крыши Вашшукканни скрылись из глаз, и жаркий ветер приближающейся с каждой новой верстой пустыни дохнул в лицо. В какой-то момент царице захотелось отдать ребёнка кормилице, отправить караван дальше, а самой вернуться назад, чтобы разделить последние часы с любимым супругом. Айя сердцем чувствовала, что свидеться им больше не придётся, как, возможно, и ей одолеть это долгое и тяжёлое из-за длящейся жары путешествие в Египет. Останавливала лишь забота о дочери. Пока она царственно едет посредине каравана, никто не смеет с ней пререкаться, роптать или своевольничать, а кто из воинов станет слушаться кормилицу или придворного лекаря? И ещё оставалась надежда, что муж вырвется из смертельного круга и их нагонит.

Лошади снова убыстрили шаг, и тряска сделалась ощутимее, от чего труднее стало дышать. Царица понимала, что слуги торопятся побыстрее пересечь южный мост через Евфрат, а с ним и границу, дабы перебраться на территорию Сирии, с которой митаннийцы всегда были дружны. Хеттский варвар не станет завоёвывать сирийские города, пока не разрушит митаннийские. А ему за одну неделю с ними не управиться. Но пока они на своих землях, кровожадный Суппилулиума может выслать погоню и их настигнуть.

— Вам плохо, царица? — лекарь Мату наклонился к ней и осторожно взял её руку в свою. — Какая у вас холодная рука! Мы можем остановиться!

— Нет-нет, я понимаю, нам надо спешить, — с трудом выговорила Айя. — Как Нефертити?

— Она спит, эта тряска ей только в сладость, — улыбнулся Мату, не сводя нежного взгляда с царицы.

Он коснулся влажным полотенцем её вспотевшего лба. Молодому лекарю не было и тридцати двух. Высокий, смуглый, голубоглазый, с прямыми прядями тёмных волос и робким, застенчивым выражением лица, Мату, будучи младше на три года Айи, вот уже пятый год был безнадёжно влюблён в неё. Обычно молчаливый, он выражал свои чувства томительными вздохами и восхищенными взглядами, не смея объясниться напрямую. Вот и сейчас Мату бережно держал её руку, чуть сжимая в своей, и властительнице неожиданно стало легче, словно лекарь передал ей часть своих душевных сил.

— Скоро вечер, и дышать станет легче, — доверительно прошептал он. — А на Оронте мы купим лодку и поплывём на юг. То есть мы разделимся. Основной караван пойдёт по суше. Это на случай погони. Они отвлекут тех, кого пошлёт Суппилулиума. Я был на Оронте. Река не очень быстрая, и мы легко будем двигаться против течения, как сейчас, только без всякой тряски. Будто плыть по воздуху, легко-легко. И зной на воде почти не ощутим. А потом поплывём по Нилу. Это большая река. Даже больше Евфрата. Она течёт на север, к Средиземному морю, а нам надо будет спускаться вниз, к Фивам. Туда ходит много парусников. С моря дует сильный бриз, и мы не почувствуем течения, опять помчимся быстро-быстро. По Нилу ходит много кораблей, самых разных: быстроходные ладьи, папирусные лодки, широкие плоты, стоит зазеваться, и вот тебе столкновение. Ночью все плывут с факелами, это очень красиво: огни отражаются в тёмной воде, а наверху, прямо над головой, горят крупные звёзды и тоже отражаются в воде! Это так красиво, что дыхание перехватывает и сердце замирает от странного предчувствия: вот-вот что-то случится такое, от чего вся твоя жизнь переменится и ты заживёшь счастливо и прекрасно... Разве не об этом мы мечтаем?.. Вот вы такая красивая, как богиня Исида, и я постоянно думаю, что боги, посылая вас на землю, эту цель и преследовали, дабы все, глядя на вас, и представляли ту, которую просят каждый день о любви и счастье...