Нефертити

— Что?! — прорычал Суппилулиума. — Каков смельчак! Я бы не отважился богов свергать! Надо же... И что, Фив уже нет?

— Фивы остались. Многие не поехали за фараоном, объединившись вокруг прежнего Верховного жреца. Они против Атона, но открыто поднять бунт не осмеливаются. Почти половина богачей не покинула старую столицу.

— Это нам на руку! — обрадовался царь, и большие глаза на тёмном, покрытом гнойниками лице вспыхнули хищным огнём. — Почему же ты мне об этом не докладываешь?!

— Мой доклад уже неделю лежит у вас на столе, а встретиться с вами я не мог, поскольку вы весь день проводите с войском...

— Хорошо, — оборвал его властитель. — Где Азылык? На службе у фараона?

— Нет, и не знаком с ним.

— Вот как? — Суппилулиума на мгновение задумался. — Так, а где наш дурачок? По-прежнему выгребает навоз из конюшен?

— Нет, он сбежал.

— Вот как? Надо же! И скоро явится пред светлые очи?

— Нет, он вернулся в Фивы.

— Горит мщением? — вождь усмехнулся.

— Ещё как! — Озри тоже позволил себе улыбнуться.

— Я хочу, чтобы Азылык вернулся ко мне, — посуровев и сжав губы, проговорил самодержец. — Передайте ему, что я всё прощаю, абсолютно всё, он снова станет первым оракулом в Хатти, в битвы я его брать не буду, но мне важно, чтобы он был со мной в новом походе. Рядом. Чтоб направлял меня. Это будет мой последний и самый трудный поход. Скажите: мы столько времени были вместе, что глупо браниться да расставаться. Я всё прощаю! Ты слышишь, Озри?

— Я слышу, ваше величество.

Мне он нужен!

— А что за новый поход, ваше величество? Суппилулиума недоверчиво посмотрел на оракула. — Азылык может задать мне этот вопрос.

— Я упомянул о новом походе? — удивился вождь.

— Да.

— Скажи, что мы пойдём в Сирию, захватим Каркемиш, Халеб и другие города. Это прогулка, не больше. Скажи, что он будет иметь свою долю во всех богатствах, а за время похода я выстрою ему большой замок рядом с моим, и в Хатти его станут почитать вторым лицом после царя. Я поставлю ему памятник. Я сделаю всё, что он захочет. Передай всё, что я сказал, не забудь!

— Всё передам, ваше величество, — поклонился Озри.

— Ступай и попытайся с ним связаться! А также запиши всё, что я сказал, я поставлю свою печать и отправлю послание с нарочным. Передай, что прибудет ещё и оно, дабы Азылык мог поверить в честность моих слов. Ступай!

Озри поклонился, двинулся к двери, но, вспомнив о дурачке, неожиданно остановился.

— А что же делать с Вартруумом? Ведь он вернулся в Фивы убить оракула! И тот вашим словам не поверит.

— Ах, да, мы о нём забыли! — спохватился правитель. — Свяжись с ним и передай, чтоб немедленно возвращался!

— Но он может заартачиться...

— Скажи: не выполнит мой приказ, я повешу всех его родственников на площади пред дворцом! Пусть немедленно уходит из Фив! — взъярился Суппилулиума и, сжав кулаки, долго расхаживал по тронному залу, где теперь принимал своих подданных. — Как ты думаешь, Азылык согласится?

— Не знаю, — пожал плечами Озри. — Но, судя по тому, что болезнь вас отпустила, кассит не питает к вам зла.

— Я тоже об этом подумал, — кивнул самодержец.

Старый оракул вдруг увидел, как картины покорённых Фив, Мемфиса, других египетских городов проплывают в сознании правителя Хатти, и сердце прорицателя содрогнулось: он вспомнил о сыне и внуках, счастливо живущих в Мемфисе. Понятно, для чего правителю потребовался Азылык. Без оракула, знающего нравы египтян, полководцу будет трудно взять Египет.

— Ступай, и я надеюсь, ты вернёшь мне Азылыка!

Уже неделю Вартруум наслаждался покоем и пиршествами, которые он придумывал для Шуада. Последний будто этого только и ждал. Каждое утро слуги приносили то баранью ногу, то пару гусей, то козлёнка, то рыбы, оракул вступал в свои права, готовя такие блюда, под которые один кувшин вина сменял другой, и боль, жившая в сердце наставника, напрочь забывалась.

Фараон неделю назад уплыл в Ахет-Атон. Уплыл без предупреждения, неожиданно — Шуад пришёл во дворец, а там нашёл лишь горстку слуг, которые упаковывали оставшиеся вещи. Но фараон не забыл прихватить с собой все экземпляры книги, не оставив ни одного. Даже рукопись, с которой писцы переписывали, исчезла. Бывший жрец бросился к Илие, который также временно оставался в Фивах, чтобы продать часть зерна, запланированного к продаже на этот год, и проследить за погрузкой и перевозкой остального хлебного запаса; Шуад надеялся от него что-либо узнать, не мог же правитель уехать, ничего не передав своему наставнику, но первый царедворец лишь пожал плечами: о Шуаде они не заговаривали. Вот отчего внезапно разбилось его сердце. Властитель, поманив его поначалу надеждой, обласкав великими мечтами, теперь лишил даже куска хлеба. Раньше, являясь настоятелем храма Амона-Ра, он имел часть подношений, и немалую. Отказавшись по настоянию властителя от этого тёплого местечка, Шуад пользовался дворцовыми кладовыми, но теперь и их не стало. И что ему делать? К счастью, он всегда жил экономно, имел сбережения, которые сейчас бездумно тратил, устроив недельный пир с первым подвернувшимся бродягой, вырвавшимся из касситского плена.

— Козлёнка надо вымачивать дольше, чем барашка, его мясо жёстче, а значит, вино должно быть кислее, и тогда мы берём этот кусочек, кладём в рот, и он у нас тает во рту! — жуя и поднимая чашу с вином, рассказывал Вартруум.

— Хочешь быть счастлив, не дружи с правителем! — поддакивал захмелевший Шуад. — Запиши это изречение, я тебе его дарю!

— Верно! — соглашался оракул.

Несмотря на затянувшееся пирование, он узнал, что Азылык вечерами часто прогуливается вдоль Нила в сопровождении двух слуг, созерцая божественный закат на реке. Во время одной из таких прогулок и должно было произойти похищение кассита. Так придумал Вартруум, разработав свой план до мелочей. Оставалось лишь найти способных исполнителей и узнать, какую цену они запросят. Кое-что хетт сумел украсть у Шуада, который полностью доверил ему ведение хозяйства. Но этих средств было недостаточно.

Прошло полчаса, Шуад повалился на циновку и захрапел. Оракул вздохнул, оттащил хозяина в угол, доел козлёнка, позвал слугу, чтобы тот унёс пустой поднос и чаши. Он махнул рукой, разрешая рабам доесть жир и лепёшки. А себе велел принести сушёной рыбы и чёрного пива, глоток-другой не помешает, чтобы спать покрепче. Именно в этот миг уши будто заложило, послышалось странное шипение, и в сознании возник хрипловатый голос Озри.

— Здравствуй, Вартруум...

Хетт вздрогнул. Столько лет он ждал его, призывал, как последнюю надежду, плакал, умолял, но всё было тщетно, и вот старейшина объявился. Прорицатель не обиделся. Всё правильно: тонешь, умей спастись сам, таков принцип Суппилулиумы, а значит, и жизни. Что ж, он не может ни на кого обижаться.

— Я слушаю, Озри.

— Я рад, что ты выпутался. Я докладывал обо всём самодержцу, но ты знаешь его принцип...

— Знаю и обиды не держу. Передай его величеству, что задание в ближайшие дни доведу до конца...

— Не торопись! — перебил Озри. — Я разговариваю с тобой от имени нашего повелителя. Он приказал тебе немедленно возвращаться.

— Но почему?! — возмутился Вартруум. — Я всё рассчитал, мне нужно несколько дней, и его голова появится пред государем!

— Так вот: если с головы старейшины всех оракулов Хатти упадёт хоть один волос и если ты через полчаса не будешь сидеть в лодке, плывущей к устью Нила, его величество повесит перед дворцом всех твоих родственников. Ну а твоей участи я не завидую!

Озри умолк. Молчал и Вартруум, видимо, потрясённый услышанным.

— Ты меня понял?.. Вартруум?.. Ты меня слышишь?

— Слышу.

— Тебе понятен смысл приказа его величества, Вартруум?

Ответа не последовало.

— Тогда простись со всеми, кто был тебе дорог! И с бабушкой, которая выздоровела. Мне жаль тебя, Вартруум!

— Подожди! Я всё понял! — спохватившись, в последний момент выкрикнул прорицатель. — Скажи только, что произошло? Азылык, что, был всегда наш?