Нефертити

Азылык улыбнулся, взглянул на ханаанина и утвердительно покачал головой.

— Я вижу, эти стены помогают выучить азбуку мудрости, — тихо произнёс он. — Синхет наговаривал на тебя, он знал, как восстановить против тебя хозяина, ибо всё время передавал ему, что ты кичишься своей мудростью и догадливым умом, вот он и придумал тебе простую ловушку, из которой ты не смог выбраться.

— А как из неё можно было выбраться? Что ты ответил бы моему господину?

— На самом же деле ответ прост. Свои украшения многие знатные египтяне хранят в кипарисовых или сандаловых ларцах, ключи от которых они носят на поясе и не снимают, даже ложась спать. Твой господин спит чутко, и невозможно снять ключ, открыть ларец, взять золотого скарабея, а потом снова прикрепить ключик к поясу, не разбудив первого конюшего. А потому без его согласия никто не мог взять украшение. А значит, господин решил испытать тебя. Ты же, не ответив на столь простую загадку, настолько рассердил его, что он, вспомнив твои самовосхваления, и решил наказать тебя столь неожиданным способом.

— А он казался мне самым мудрым и добрым человеком на свете, — вздохнул Илия.

Вечер давно опустил свой полог, зашло солнце, и они шёпотом разговаривали друг с другом в фиолетовом сумраке ночи. Уже послышалось шуршание песка, мыши не спеша выходили на ночную охоту. Духота, царившая днём, угасала, и первые струйки небесной прохлады вместе с тусклым светом звёзд проникали сквозь узкие щели окон.

— Пора ложиться, а то завтра будем ходить, как два сонных крокодила, — улыбнулся Илия. — Ты видел, как ходят сонные крокодилы?

— Нет.

— Я тебе как-нибудь покажу! Когда мы выберемся отсюда. Ты веришь, что мы выберемся отсюда?

— Мне бы хотелось, — отозвался Азылык.

Наутро — обычный завтрак из овощей и пшённой каши, политой оливковым маслом, которое доставалось четырём узникам благодаря Илие. Египтяне, хоть и по-прежнему держались наособицу, но вели себя несколько возбуждённо, разговаривали между собой больше обычного и бросали в сторону соседей странно интригующие взгляды. Илия первым обратил на это внимание и сам спросил, что их беспокоит. Сановные узники переглянулись, один из них, торговец вином, переборов нерешительность, впервые заговорил с ханаанином. Их беседа длилась чуть более получаса. Азылык в неё не вмешивался, несмотря на то, что неплохо знал египетский язык и слышал, о чём шёл разговор. Торговец вином и хлебопёк рассказывали юноше о том, кто они такие, как попали в тюрьму, а после этого и свои сны, которые вот уже третий день мучили обоих. Они чувствовали, что сновидения вещие, но не могли разгадать их смысл. А потому и решили обратиться к Илие. Поставщику вина приснилась виноградная лоза с тремя ветвями, на которых созрело много винограда. И будто фараона одолела жажда, тот поднёс свою чашу, и торговец выжал туда виноградный сок. Правитель выпил сладкий сок, и лицо его просветлело. И хлебопёк рассказал свой сон: будто три корзины с разными хлебами и лепёшками выросли у него на голове, но налетели вороны и с криками стали клевать эти хлеба, и хлебопёк не мог прогнать их.

— Тебе разрешают выходить в город, ты знаешь местных толкователей, расспроси их, что означают эти сны, — обеспокоенно зашептал хлебопёк. — За ними кроется какой-то важный для нас обоих смысл, я чувствую!

— Да и мне бы хотелось, — закивал торговец вином и, оглянувшись, таинственно добавил: — Мы бы сумели отблагодарить тебя.

Илия, переговорив с ними, долго морщил лоб, потом приблизился к оракулу.

— Слышал наш разговор?

Азылык кивнул.

— Ты считаешь, что это вещие сны?

Оракул пожал плечами.

— Может быть. Моя бабка когда-то любила разгадывать эти картинки, которые возникают ночью внутри нас, — задумавшись, улыбнулся прорицатель. — Надо разложить картинки и прочитать. Ведь египтяне так составляют иероглифы. К примеру, изображение паруса обозначает «ветер», треугольник — «холм», перо — это и «перо» и «правда». Ты же умеешь писать?

— Писать и разгадывать не одно и то же, — проговорил Илия.

Однако в тот день начальник тюрьмы на рынок юношу не отправил, и напрасно поставщик вина с хлебопёком с надеждой посматривали на юношу. Снова наступил вечер, принеся кратковременную прохладу. Илия был раздосадован тем, что не может разгадать оба сна.

— Что значит виноградная лоза с тремя ветками? Виноград — это вино, а вино туманит головы. Выходит, что он затуманил голову фараону и потому был брошен в тюрьму? — вздыхал он, укладываясь на жёсткую циновку.

Оба египетских чиновника уже тихо посапывали во сне. Для Азылыка это был сигнал, чтобы обо всём рассказать Илие.

— Ты знаешь, я, кажется, разгадал эти сны, — шепнул он.

— Вот как? Давай, рассказывай!

— Тут всё просто. Три ветки — это три дня, как три корзины на голове у хлебопёка. Но только совсем разные дни. Через три дня фараон вспомнит о торговце вином, ибо новый оказался ещё более нерасторопным, повелитель прогонит его и подумает о том, что лучше прежнего не было, а то досадное происшествие больше не повторится. И он восстановит его в той же должности и попросит забыть о тюремных днях...

— А что же с хлебопёком?

— С ним всё наоборот. Один из лекарей, увидев жучка, скажет, что фараон мог отравиться, съев эту лепёшку. Властитель вконец рассердится, прикажет обезглавить хлебопёка, а тело его повесить на дереве, и вороны будут клевать его. И всё это тоже случится через три дня.

— Да, наверное, так и надо разгадывать эти сны! — подумав, согласился Илия. — А у тебя голова соображает!

— Это у бабушки соображала, я же тут ни при чём!

— Хочешь, сам расскажи египтянам, — предложил ханаанин.

— Они тебя просили об этом, вот и поделись своими отгадками, — усмехнулся оракул.

— Я тебя понимаю! В случае ошибки мне предстоит всё расхлёбывать! Но ты всё равно молодец, коли запомнил бабушкины советы. Меня же отец учил не красть чужого, не завидовать, не желать худа ближнему, не пить вино и уксус, не путаться с падшими женщинами. Я верил ему, да только не помогли мне в жизни его советы. Мои же братья, искавшие в жизни только наслаждений, пили вино, таскались по распутным девам, брали чужое, если оно лежало без догляда, и теперь живут припеваючи. Так где истина, Азылык?

— Истина в словах твоего отца, — посерьёзнев, сказал оракул, — и ты успеешь в этом ещё убедиться.

— Все так говорят, — Илия зевнул, закрывая глаза.

Он внезапно заснул, а проснувшись утром, напустил на себя важный вид и растолковал сны торговцу вином и хлебопёку. Первый обрадовался, второй побледнел. Но каждый заплатил по кошельку с серебром.

— Я прошу также не забыть меня своим благодеянием, когда ты вернёшься к своей работе, — попросил он поставщика вина. — А я постараюсь сделать всё, чтобы моё пророчество сбылось!

— Клянусь, если всё сбудется, я не забуду тебя! — проникновенно выговорил виноторговец.

— А можно как-то переменить мою участь, я готов щедро отблагодарить тебя! — заискивая, попросил хлебопёк.

— Я не в силах изменить приснившийся кому-то сон, я умею их только растолковывать!

Едва дождавшись ночи, когда оба сановника заснут, Илия прошептал Азылыку:

— Ты видел их лица?! Они во всё поверили! — радостно рассмеялся иудей. — А на это серебро я куплю нам на рынке молодого козлёнка, попрошу нашего повара его зажарить, принесу пару кувшинов сладкого вина, и мы вволю полакомимся! Как и уговаривались, я взял всё на себя. Ты не обиделся?

— Нет-нет, мы же уговорились!

Через два дня обоих египтян выпустили. Уходя, они со страхом и надеждой смотрели на Илию. Ещё через день повар, зажаривавший для него козлёнка, доверительно сообщил юноше, что виноторговец на следующий же день после выхода из тюрьмы был обласкан фараоном и его вернули на прежнюю должность, хлебопёку же отрубили голову, а тело вывесили на всеобщее поругание, и вороны теперь клюют плоть бедняги.

— Уж лучше сидеть здесь, как считаешь? — хохотнул повар.