Страница 41 из 46
– Довольно! Сейчас уж точно не время!
Вудворд мучительно сглотнул и поднялся на ноги, чувствуя себя вялым и слабым, как во время приступа лихорадки. Виной тому, несомненно, были высокая влажность и болотные испарения, отравлявшие его кровь.
– Тебе нечем подтвердить свою версию. Да это теперь и не важно.
– Отнюдь, сэр, – последовал решительный ответ, – я уверен, что это как раз очень важно.
– А я тебе говорю, что нет! Этот человек вправе требовать, чтобы тебя запороли до полусмерти, ты это понимаешь? Так что лучше держись подальше от его сарая, его мешков и любых его дел!
Мэтью не ответил. Он просто смотрел в пол, ожидая, когда гнев судьи поутихнет.
– Кроме того, – добавил Вудворд, смягчая тон, – мне понадобится твоя помощь, а пребывание в тюрьме или лежание пластом после порки никак не поспособствуют расследованию.
Лоб судьи покрылся испариной. Он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, и прервал беседу.
– Пойду-ка я наверх и прилягу, – пробормотал он.
Мэтью мгновенно оказался на ногах.
– Вы себя плохо чувствуете?
– Горло болит. И общая слабость. Никак не привыкну к этому климату.
– Послать за доктором Шилдсом?
– Нет. Ради Бога, не надо. Все дело в погоде, и только. Вдобавок мне следует поберечь голос до начала процесса. – Перед лестницей он задержался. – Прошу тебя, Мэтью, приостанови на сегодня свои изыскания. Обещаешь?
– Да, сэр.
– Вот и хорошо.
С этими словами Вудворд отбыл на второй этаж.
День тянулся час за часом. Дождь то затихал, то вновь усиливался. Мэтью обнаружил в доме маленькую библиотечную комнату с несколькими книжными полками, содержавшими труды по флоре и фауне Нового Света и по европейской истории, несколько известных английских пьес, а также книги по кораблестроению. Из них всех лишь последние имели хоть сколько-нибудь зачитанный вид. В центре комнаты стоял шахматный столик с парой кресел на противоположных концах. Шахматные клетки – как и фигуры – были вырезаны из светлого либо темного дерева благородных пород. На стене висела карта Фаунт-Ройала. Приглядевшись, Мэтью убедился, что это не реальная карта, а перспективный план развития города, каким его представлял Бидвелл, – с ухоженными улицами, ровными рядами домов, разноцветными квадратами фермерских полей, фруктовыми плантациями и, само собой, детально прорисованными верфями и доками.
Мэтью выбрал книгу по истории Испании, при первом открытии которой девственный кожаный переплет щелкнул подобно пистолетному выстрелу. За чтением этой книги он просидел до обеда, каковой был сервирован в столовой и состоял из ячменно-рисового супа с кукурузными лепешками. Бидвелла за столом не было, а отправленная к судье служанка вернулась с сообщением, что он решил пропустить обед. Так что Мэтью поел в одиночестве, – начиная уже всерьез беспокоиться о состоянии здоровья Вудворда, – а потом возобновил чтение в библиотеке.
Миссис Неттлз не показывалась со времени разговора в гостиной – возможно, была занята, выполняя какие-то поручения хозяина, а может, просто избегала Мэтью, сожалея о своей откровенности. Ему это было лишь на руку, ибо ее моральные суждения мешали ему оценивать события, опираясь только на факты. Несколько раз в его сознании возникали образы скидывающей одежду Рейчел Ховарт и ее миловидного, хоть и сурово напряженного лица. Ему вдруг пришло в голову, что если Ноулз будет освобожден завтра утром, то последующие три дня он проведет в тюрьме наедине с этой женщиной. После чего, увы, его ждали горячие поцелуи плетки. Дабы отвлечься от этих мыслей, он начал переводить историю Испании на французский.
Когда снаружи сгустилась тьма, в доме зажгли лампы и подали ужин с большим куриным пирогом в качестве главного блюда. На сей раз компанию Мэтью составили Бидвелл и Вудворд – первый был в бодром расположении духа, тогда как лицо второго омрачало сознание своей ответственности в предстоящем деле. Кроме того, к застолью нагрянул свежий контингент москитов, зудевших у едоков над ушами и со зловредным усердием наполнявших кровью свои брюшки. Хозяин дома выставил бутыль «Сэра Ричарда» и неустанно поднимал тосты, среди прочего восхваляя «бесподобные дарования» Вудворда и его «ясное видение благополучной гавани в конце пути». Сам же мировой судья, с запавшими глазами и болезненно осунувшимся лицом, не был настроен что-либо праздновать, но стоически терпел все эти славословия, пригублял ром и ковырялся в тарелке, кое-как осилив лишь треть своей порции. Несмотря на очевидно плохое самочувствие судьи, Бидвелл ни разу не справился о его здоровье – вероятно, из опасения, что это станет еще одним поводом для задержки ведьмовского процесса.
Но за десертом из яичного крема, к которому Вудворд даже не притронулся, Мэтью не выдержал и заявил:
– Сэр, мне кажется, надо послать за доктором Шилдсом.
– Глупости! – прохрипел Вудворд. – Как я уже говорил, все дело в болотных миазмах, и не более того!
– Однако вы неважно выглядите, уж извините за прямоту.
– Я выгляжу таким, какой я есть! – Нервы судьи были и так напряжены до предела по причине больного горла, заложенного носа и засилья кусачих насекомых. – Я лысый старик, которого грабители лишили парика и парадного камзола! Спасибо за заботу, Мэтью, но прошу тебя оставить свои мнения при себе!
– Сэр, я только хотел сказать…
– А я считаю, что судья выглядит нормально, – вмешался Бидвелл, на лице которого застыла фальшивая улыбка. – Болотные миазмы – это действительно неприятность, к которой не сразу привыкаешь, но в этом нет ничего такого, что не мог бы вылечить добрый глоток рома. Не правда ли, сэр?
Вудворд не стал отвечать любезностью на любезность.
– Вообще-то, нет. Ром скорее горячит тело, нежели его лечит.
– Но сейчас вы ведь в норме, правда? – гнул свое Бидвелл. – То есть вы в состоянии выполнять свои обязанности?
– Разумеется, в состоянии! Разве что несколько угнетает погода…
– А кого она не угнетает, при этих бесконечных дождях? – с нервным смешком вставил Бидвелл.
– …Но за все время моей работы в суде не было случая, когда я не смог бы исполнить свой долг, и я не намерен создавать такой прецедент здесь и сейчас. – Он выразительно посмотрел на Мэтью. – У меня побаливает горло, и я немного устал, только и всего.
– И все же вам не помешает консультация доктора Шилдса.
– Довольно, юноша! – взорвался Вудворд. – Кто здесь отец?! – Мгновение спустя его лицо залилось краской. – В смысле… кто здесь опекун?
Он уставился на свои пальцы, сжимавшие край столешницы. В комнате воцарилась тишина.
– Извините за оговорку, – негромко произнес Вудворд. – Я, конечно же, являюсь опекуном моего секретаря, а не его отцом. – Кровь еще не отлила от его щек. – Похоже, у меня слегка путаются мысли. Пойду в свою комнату и попытаюсь заснуть.
Он встал из-за стола; Мэтью и Бидвелл также поднялись в знак уважения.
– Пусть меня разбудят в пять часов, – сказал Вудворд хозяину дома, а потом обратился к Мэтью. – Советую и тебе лечь пораньше. Потом в тюремной камере особо не выспишься. Спокойной ночи, джентльмены.
Засим судья расправил плечи и удалился со всем достоинством, какое только смог изобразить.
Когда Мэтью и Бидвелл опустились на стулья, в комнате вновь установилось молчание. Старший из двоих быстро доел свой крем, допил остатки рома и покинул застолье, сухо бросив:
– Мне пора. Спокойной ночи.
Мэтью недолго сидел в одиночестве над остатками трапезы. Сочтя разумным последовать совету судьи, он поднялся в отведенную ему комнату и, переодевшись в ночную рубашку, забрался в постель под москитной сеткой. Сквозь закрытые ставни до него донеслось женское пение, сопровождаемое бодрым пиликаньем скрипки. Он догадался, что эти звуки исходят от хижин прислуги, а на скрипке играет Гуд, причем в куда более вольной манере по сравнению с его игрой перед гостями на званом ужине. Эта приятная, жизнерадостная мелодия отвлекла его мысли от тюрьмы, Рейчел Ховарт и грядущей порки. Он откинул сетку, выбрался из постели и распахнул ставни, впуская музыку внутрь.