Страница 9 из 21
Кипп остановился, глядя на дом, куда его принесли маленьким щенком.
Он думал, что ему будет грустно покидать этот дом. Но Дороти не стало, и дом потерял прежнюю значимость, превратившись в обычное жилище.
Когда Кипп познакомился с Дороти, ей было семьдесят три. Тогда она не жаловалась на здоровье и думала, что переживет его. А затем у нее обнаружили рак.
Кипп сторонился фасада дома, где стоял автомобиль-катафалк. Ему не хотелось видеть, как увозят тело хозяйки.
Бормочущий мальчик (если это был мальчик) жил где-то к западу от озера Тахо. Точнее, к северо-западу.
Провод можно было выключить, как люди выключали радио. Но если это сделать, чем он тогда займется? А Киппу нужно было чем-то заняться.
Для бродячего пса это будет опасное путешествие, однако Кипп был полон решимости достичь цели.
Он не боялся ловцов собак. Он был проворнее и смышленее их.
Но мир полон угроз, превосходящих опасность встречи с ловцами собак.
Кипп двинулся в путь, выбирая тихие улочки, лесные дороги, леса и луга.
Время от времени он слышал собственное горестное поскуливание. Любовь – это самое лучшее, когда она у тебя есть, и самое ужасное, когда ее у тебя отнимают.
В среду после полудня Меган Букмен сидела в мастерской на первом этаже и, работая над картиной, слушала «Патетическую сонату» Бетховена. Большие окна, выходившие на север, давали хорошее освещение. В мастерской пахло скипидаром, олифой и масляными красками. Меган любила эти запахи не меньше, чем аромат роз.
Живописью Меган занималась с детства. Продавать картины начала с тех пор, как окончила колледж. Прекрасные десять лет, прожитые с Джейсоном, и особенности Вуди отодвинули живопись на задний план, но она продолжала работать, оттачивая свою технику и совершенствуя мастерство.
Потом Джейсона не стало, и Меган столкнулась с перспективой растить Вуди одной. Тогда-то живопись и сделалась для нее медленным, но верным лекарством от горя, а также занятием, позволяющим без страха смотреть в будущее. После года вдовства и долгих часов в мастерской, даривших ей радость и вдохновение, Меган стала выставляться в крупной галерее, имевшей филиалы в Нью-Йорке, Бостоне, Сиэтле и Лос-Анджелесе.
Меган не увлекало модное искусство в манере Пикассо, Кандинского или Уорхола. Она предпочитала старый добрый реализм. Темой ее картин был окружающий мир, изображаемый с педантичной точностью, но с удивительным чувством композиции и потрясающим умением передавать все многообразие оттенков света, что делало волшебными и даже сверхъестественными самые обыденные сцены.
Такой подход едва ли мог снискать ей благосклонность в мире искусствоведов, зацикленных на постмодернизме и всем, что из него вытекало. Тем не менее в последние полтора года ее работы начали должным образом замечать и отмечать.
Меган одинаково равнодушно относилась к хвале и хуле критиков. Она писала картины для своего удовольствия. Ее первая жизнь закончилась, когда погиб Джейсон, и она была горячо благодарна судьбе, что открыла существование жизни после жизни. Живопись и сын доставляли ей немало радости. Все остальное, что могло принести ей будущее, она считала бонусом.
Меган предпочитала не «светить» номер своего смартфона, поэтому дома у нее был стационарный телефон. Один из аппаратов стоял в мастерской, на столике возле мольберта. Когда раздался звонок, номер звонившего ни о чем ей не сказал. И тем не менее она отложила кисть, повернулась на вращающемся стуле и сняла трубку.
– Алло.
– Это Меган? Меган Букмен?
– Я вас слушаю.
– Это Ли Шекет.
Меган не очень представляла, о чем говорить, хотя ее прекрасное настроение несколько померкло.
– Здравствуй, Ли. Как поживаешь?
– Потрясающе. Просто потрясающе, – с оттенком фанатизма произнес он. – Не на что жаловаться. Ни малейших причин. А как ты?
До знакомства с Джейсоном Меган недолгое время встречалась с Ли, однако романтизма в их отношениях не было, как, впрочем, и интимной близости. Он был обаятельным, искренним и временами даже забавным, чем-то напоминая покойного комика Робина Уильямса, но явно переигрывая. Ли отличался усердием и большими мечтами, которые были скорее очаровательно наивными, нежели претенциозными. Молодой человек, делающий карьеру и слишком поглощенный собой, чтобы заботиться о ком-то еще. Джейсону импонировали интеллект и самодисциплина Шекета, и в какой-то момент он рекомендовал друга Дориану Перселлу. С того момента Ли стал быстро подниматься по карьерной лестнице, опередив Джейсона.
– Как поживаю? Хорошо. Пишу картины, воспитываю ребенка. Да ты и сам знаешь.
– А как ребенок? У тебя же сын. Как он?
– Вуди? Прекрасно. Целиком погружен в себя.
Последний раз Меган виделась с Ли Шекетом на корпоративе. Было это восемь или девять лет назад. Когда погиб Джейсон, он не позвонил и не выразил соболезнования.
– Значит, вернулась в Пайнхейвен. Если не ошибаюсь, ты там родилась. Ты ведь родилась в Пайнхейвене?
– Да. Здесь тихо. Прекрасное место для Вуди.
– Пайнхейвен не избалован событиями. Светская жизнь обходит его стороной.
– Это мне и нравится, – ответила Меган, удивляясь, чем вызван звонок Ли и что ему понадобилось.
– Меган, а как у тебя с финансами?
Вопрос застал ее врасплох.
– В каком смысле?
– Я знаю, после гибели Джейсона Дориан был не очень-то щедр к тебе.
У Джейсона были акции корпорации, которые сделали бы их с Вуди если не богачами, то довольно состоятельными. Однако контракт приема на работу включал весьма странный пункт о наследовании, допускавший разные толкования, а Дориан был вовсе не склонен проявлять щедрость к вдове погибшего работника.
– Нам вполне хватает, – сказала Меган.
– Дориан поступил с тобой непорядочно. Он бывает твердолобым подонком. Тебе обязательно нужно было подать на него в суд.
– Его карманы намного глубже моих. Тяжба растянулась бы на годы, и еще не факт, что я бы выиграла процесс.
– Такое нельзя прощать. Джейсон наверняка посоветовал бы тебе подать в суд. Ведь Дориан отнял у тебя то, что твой муж честно заработал.
– Мне тогда было не до суда. Да и Вуди требовал внимания. Мы же не остались на улице без гроша в кармане. Я не хотела погружаться в судебное разбирательство.
– Дориан и меня кинул. Сначала этот карьерный взлет. Я очутился на самом верху и только потом понял, что он подталкивает меня к самому краю. Случись что – падать мне, а он останется чистеньким. Я уж не говорю про другие его манипуляции. Но я сумел выйти из-под его власти, и не с пустыми руками. С сотней миллионов.
Меган не знала, как реагировать на услышанное. Судя по голосу, Шекет поначалу был полон язвительной злости, а теперь просто раздувался от гордости.
По-видимому, не заметив ее минутного молчания, Ли продолжил:
– Если тебе что-то нужно, все, что угодно, можешь рассчитывать на меня. У меня есть средства. Готов удовлетворить любые твои потребности. Любые.
Меган встречалась с Ли Шекетом раз шесть, и тот Шекет нравился ей больше нынешнего. Нынешний развил в себе чрезмерную самоуверенность, подавив то, что донимало его в юности: сомнение в себе и готовность подчиняться. Развитие Ли пошло совсем не в ту сторону, которая была бы симпатична Меган. Да и какое ей дело до него? Их недолгие отношения прекратились тринадцать лет назад. Ли исчез из ее личной жизни, оставшись деловым партнером Джейсона. Виделись они крайне редко. Между ними не было и не могло быть ничего серьезного. Меган так и не понимала цели этого странного разговора.
– Ли, это очень любезно с твоей стороны. Я ценю твою заботу, – сказала она, хотя его предложение было для нее не только необъяснимым, но и вызывающим тревогу. – Но Джейсон оставил нам достаточно средств. Страховка и другие выплаты. Мои картины постоянно продаются. Мы ни в чем не нуждаемся. Ни в чем.
– Когда твои доходы достигают сотни миллионов, возникает желание отдавать, – продолжал он. – Я постоянно думаю об этом. Я хочу, чтобы ты знала… ты и твой мальчик… Я хочу, чтобы вы оба знали. Я рядом, и ваша жизнь мне небезразлична. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я здесь ради тебя. Мне не все равно. Я здесь.