Страница 12 из 21
Ратцингер лишь пожал плечами. В другой комнате грохнула дверь, и огромный сеттит гневно уставился в проход. Внутрь вошли Альберт Ряховский и Маргарита Романова. Ковальский по мимике и жестам Марго понял, что девушка очень нервничает и при этом пытается подавить в себе гнев. Девчонка была с характером, но на допросе его придется спрятать поглубже. Им нужно выудить у подозреваемого информацию о следующих терактах.
Маргарита села на стул напротив сеттита, Ряховский остался стоять рядом, холодным, презрительным взглядом сверля подозреваемого. Тот даже не шелохнулся, отвечая ему тем же.
– Зачем ваш начальник взял с собой Марго? – удивился Ратцингер.
– Убить двух зайцев, – ответил Ковальский. – Во-первых, это уловка. Этот ваш культист будет ждать вопросов от сотрудника спецслужбы, а не от простой девушки. И возможно, ей удастся кое-что у него вызнать. А во-вторых, это своеобразная очная ставка.
– Очная ставка? – недоуменно переспросил Ратцингер. – Ряховский считает, что в этом замешана Маргарита?
Ковальский медленно с недовольством выдохнул, откинулся на спинку и скрестил руки на груди.
– К сожалению, да. Альберт никогда никому не доверяет полностью. Лично я очень сомневаюсь, что Марго в этом замешана. Но наша задача – отработать все возможные версии.
Только не облажайся, девочка, иначе он точно тебя запишет в подозреваемые.
Ковальский снова выдохнул и достал блокнот, приготовился писать. Ратцингер внимательно сосредоточился на происходящем в другой комнате.
Ряховский сделал шаг к сеттиту и заговорил:
– Твои дружки за тобой не явятся, можешь не кичиться.
– Я на них и не рассчитываю, – гордо ответил культист, усмехнувшись. – Мне была поручена миссия, и я её выполнил. Успешно.
– Не обольщайся, – хмыкнул Ряховский. – Мы тебя задержали и всю душу вытрясем, а ответы получим.
– Держи карман шире, – огрызнулся сеттит.
Ряховский приподнял одну бровь, положил руки в карманы, развернулся на каблуках и пошел вокруг стола.
– Скажи нам по-хорошему, где произойдет следующий террористический акт, и суд учтет это как смягчающее обстоятельство.
– Ты думаешь, я такой наивный и поведусь на эту чушь? Вам, кэгэбэшникам, никогда нельзя было верить. Вы ничуть не изменились. К тому же я не предам Хозяина ради спасения собственной шкуры.
– Ты в этом так уверен? – смерил его оценивающим взглядом Ряховский. – Если ты не скажешь добровольно, нам придется использовать старые добрые методы. В КГБ никогда не брезговали пытками. А в твоем случае они даже оправданы.
– А разве у вас нет сыворотки правды? – шепотом спросил Ратцингер, чтобы не заглушать допрос за стеклом.
Ковальский закатил глаза и помассировал виски.
– Сыворотка-то у нас есть, – согласился он с явной неохотой. – Но использовать её не так просто, как вам кажется. Недостаточно просто влить состав в глотку подозреваемому, чтобы развязать ему язык. После пары недель регулярных психологических и химических процедур с использованием сыворотки подозреваемый действительно вспомнит абсолютно все, а мозговые центры, ответственные за ложь, окажутся заблокированными. Но его речь превратится в беспорядочный поток образов из самых разнообразных моментов его прошлого. То, что называют потоком сознания. Нужен опытный и грамотный психолог, который сможет вывести допрашиваемого в нужное следствию русло и выудить из него необходимую информацию. Но на это все нужно много времени (суммарно около месяца), которым мы скорее всего не располагаем.
Все это время Ковальский не сводил глаз с происходящего по другую сторону зеркала.
– Ты решил меня пугать пытками? – засмеялся исполин. – Насмешил от души. По сравнению с тем, к чему нас готовят в братстве, любая ваша пытка покажется мне легким массажем.
– О чем он говорит? – спросил Ковальский у Ратцингера.
– Очевидно, что он из касты воинов, – пояснил тот. – Это самые тренированные, физически сильные и выносливые члены Ордена. Их задача выполнять боевые и тактические задачи, требующие грубой силы. В их подготовку входят также и определенные практики, позволяющие воину быть готовым к любым страданиям и мучениям. Эти гиганты практически не чувствуют боли и ни за что не выдадут секреты братства врагам.
– Хотите сказать, наша затея обречена на провал?
– Я вполне это допускаю, господин Ковальский. Его будет очень непросто разговорить, – Ратцингер помолчал и добавил: – Давайте мы сделаем так: вы будете делать пояснения по части психологии и поведения этого индивида, а я буду вводить вас в курс дела касательно Ордена?
– Меня устраивает такой расклад, – коротко ответил Ковальский и шикнул на Ратцингера, призвав сосредоточиться на допросе.
– Суд сжалится над тобой, – продолжал давить Ряховский, – если ты выдашь нам ваши дальнейшие планы касательно взрывов в столице. Ты сам сказал на нашей прошлой встрече, что будут еще теракты.
– Ваш суд для меня ничто! – гаркнул сеттит. – Но суд Повелителя для меня важнее всего. И я не подведу его, не предам.
– О ком ты говоришь?
– Ты сам знаешь, о ком я. О том, кто должен владеть всеми нами по праву. Кому мы служим всем братством. Ради него мы пойдем на все.
Сет…
Эта мрачная фигура египетской мифологии уже не раз всплывала за сегодняшний день. На несколько секунд Ковальский перестал слушать Ратцингера и вместо этого задумчиво глядел перед собой. Его удивляло то, как легенда о братоубийстве заставила целую группу людей фанатично следовать за её главным фигурантом.
– Члены братства полностью оставляют свою прошлую жизнь, – пояснил потомственный немец. – Они должны отречься от нашего мира, чтобы полностью отдаться служению своему повелителю.
Ковальский очнулся от собственных мыслей и строго посмотрел на Ратцингера:
– На что они готовы ради него?
– Как он и сказал, на все. Даже на самоубийство, если оно совершается ради достижения поставленной цели. Этим отчаянным людям нечего терять.
Террористы-смертники – начальника это не обрадует…
Тем временем Ряховский продолжал допрос. Он перепробовал все способы: вопросы-ловушки, уговоры, предложения сделки, даже рискнул прибегнуть к угрозам. Сеттит был непреклонен и лишь смеялся над попытками федерала получить у него информацию. Ковальский никогда не видел Ряховского в таком состоянии: у него ходили желваки, на виске вздулась вена, начальник едва ли не скрежетал зубами. Он привык, что при одной только демонстрации красных корочек ФСБ подозреваемый уже трясся от страха и все выкладывал практически с двух оборотов. Но сейчас они наткнулись на крепкий орешек.
Наконец Ряховский взял тайм-аут: ушел в дальнюю часть комнаты, ближе к двери, прислонился к стене, скрестив руки на груди, и стал сверлить подозреваемого взглядом.
– Для чего вы все это делаете? – прервала молчание Марго.
– О-о-о-о, – протянул культист. – Отродье заговорило? А я думал, этот горе-следователь тебе язык вырезал, чтобы выбить из тебя правду. У них такое вполне может случиться.
Ковальский видел, как Марго стиснула кулак под столом, но сдержалась. Как ему показалось, это не укрылось и от сеттита.
– Он их обоих задирает, сбивает с толку, – сказал Ковальский Ратцингеру. – Он прекрасно понимает, что нам реально нечем на него надавить, и пользуется этим. Мы не знаем его имени, адреса проживания, прописки, гражданства. Ничего.
– Как я вам и говорил, сеттиты полностью оставляют прежнюю жизнь. Вплоть до своих семей и имен.
– Почему он так к ней обратился? Они же даже не знакомы!
– Как я уже говорил, в рядах Ордена женщин нет и путь им туда заказан.
Ковальский слушал его вполуха. Краем глаза он вовремя успел увидеть, что на лице сеттита изменилось выражение. Как будто он узнал Маргариту и сам этому удивился. Но то было всего мгновение, поэтому Ковальский не мог ручаться, что был прав. В любом случае сеттит сейчас смотрел на Марго совершенно иначе. Издевка никуда не делась, но с ней он заговорил куда охотнее, чем с Ряховским.