Страница 2 из 15
Вскоре группы из просто разношёрстных компаний превратились в сложные агрессивные группировки. Они устраивали массовые побоища, несмотря на то что, как казалось Буну, места всем хватает. Лидеры стали сколачивать специальные отряды для противостояния, вооружив трубами и кастетами, и заставив тренироваться ломать челюсти и кости. Компании и группы превратились, по сути, в анклавы, со своими взглядами и идеологией. Некоторые, несмотря на разногласия, изредка объединялись для подавления более слабых или чтобы побороть доминирующую группу.
В конце концов, Бун сам запутался, кто из них кто, потому что каждый месяц расстановка сил менялась, что не позволяло уловить симпатии. На пятый год жизни под куполом произошло первое убийство. В тот же вечер Бун бросил смотреть. Смертей ему хватало и на работе. В довесок, он так и не понял, чего этим “куполянам” всё же не хватает?
Бун присмотрелся к репортажу. Из слов ведущего он понял: за шесть лет, которые он пропустил, кровь полилась вовсю. Проект находился под водой и убийц не могли привлечь к ответственности; место в океане, где стоял купол, не входило в юрисдикцию Славного Правительства и Минпорядка. А местные не решались осудить, испытывая к убийцам животный страх. Администрация проекта, в свою очередь, молчала.
Логично, что убийцы не торопились выйти, чтобы не попасть в лапы минпорядка, поэтому подводный купол превратился в их тюрьму. Такие в основном и становились лидерами. Они жили роскошно и верховодили.
Бун понял, что к лучшему ничего не переменилось, и хотел уже переключить обратно на новости, но вдруг на экране ведущего сменил иной кадр. На нём посреди теплицы лежала женщина в изодранном платье. Она корчилась от мук, закрывала лицо и держалась за живот. Камера наехала на перекошенное плачем лицо, в этот момент женщину свела колика, и изо рта полилась рвота. Спутанные волосы испачкались, женщина затряслась от рыданий сильнее. В угол кадра вернулся ведущий и с улыбкой сказал, что “куполянку” изнасиловали. Но для тех кто пропустил весь процесс, ведущий предложил посмотреть полную запись изнасилования на втором платном канале. Крупный код оплаты заплясал на экране как бешеный.
Бун отшатнулся и тут же скомандовал системе выключить телевизор. Экран потух. Бун, стиснув кулаки, поклялся больше никогда не смотреть “Купол”. Он направился в душ и только под тёплой струёй ощутил спокойствие. Вспомнил, как однажды спросил Альба, не смотрит ли он передачи? Помнится, Альб покосился на Буна, как на больного и сказал, что такие передачи смотреть их не стоит. “А почему ты спросил?” – поинтересовался начальник. Бун был раздражён; в тот день в “Куполе” показали, самоубийцу, подвешенную на проводе. А в другом шоу гонялись за наркоманом, который обещал вылечиться, но после наступления ломки сбежал. Бун, выругавшись, в сердцах признался начальнику, что такие шоу нужно запретить правительственными указами. Альб хитро усмехнулся, как он это умел всегда делать, с прищуром – умно и загадочно. “Наша система пропаганды перестала работать, Бун. Как хорошо, что ты это заметил. Она испоганилась и скатилась в грязь. И больше напоминает сумасшедшего, купающегося в собственных помоях. Тебе так не показалось?” Бун согласился и спросил. – “Но что с этим делать?” К его удивлению, Альб развёл руками. – “А ничего!” “Разве нельзя издать закон, запрещающий такие каналы?” – настоял Бун. Альб поморщился и ответил – “… ну, запретишь ты этот канал. Ему на смену придут десять новых”. Затем добавил:
“Это системная проблема Бун, но мне нравится, что ты спросил об этом. Нормальному человеку нельзя смотреть эту гадость”, – и похлопал по плечу. На этом их прервала секретарь и Бун вышел. Что Альб имел в виду под системной проблемой, Бун так и не понял, но с тех пор избегал смотреть как “Купол”, так и другие передачи с самоубийцами, наркоманами и прочей мерзостью.
Он поел и подошёл к окну, старательно обойдя экран на стене, будто он мог укусить. При взгляде не далёкие огни города с его двадцать седьмого этажа, вспомнилась Ната. Как на последнем задании они сидели перед вырезом оконного проёма в похожей квартирке, а он целился в очкарика. И пускай квартира Буна была гораздо уютней и больше чем та, но атмосфера почему-то казалась такой же. Неизменная серость нависшего смога вместо неба и незатухающие огни, заменявшие жителям звёзды. Всё такая же шумная беспокойная прогнившая насквозь Тетра – город миллиардов судеб и миллиардов бесчувственных пар глаз. Гнездо хозяев и их слуг, сборище мультибогачей наверху и обездоленных в самом низу ступеней грязной городской лестницы.
В ту ночь работу за них сделала пантера. Бун помнил, как до той памятной схватки Ната, тихоня-синтет казалась ему, выполненной на совесть копией человека. Покорная по команде и холодная в бою. Она нравилась ему, хоть и двигалась настолько нелепо, скрывая синтетное происхождение, что вызывала только дружескую усмешку. Хотя многие не замечали скованности движений киборгов, Бун их видел. Он жалел Нату, ведь она – синтет, единственная женщина в их отделе и суровом коллективе. К тому же она оказалась надёжным боевым товарищем. А после развода Ната стала нравиться больше. Оказалось, она проста в общении и очень человечная. Бун иногда жалел, что не может с ней выпить пива и поматериться в баре. Думал однажды даже предложить составить компанию, но она торопилась к Бретте, которую защищала по просьбе Альба.
Задание Ната провалила и будто сошла с рельсов. Стала чудить, даже поругалась с Альбом и бросила отдел. Они встречались после увольнения. Бун рассматривал их отношения всерьёз, ведь люди и синтеты часто создавали семьи. К тому же Ната очень изменилась, стала просто неотличимой, двигалась, мыслила настолько человечно, что Бун перестал замечать разницу.
В то время она переехала к какому-то старику и всё не находила времени на встречи. В одну из ночей, которые они проводили вместе, Ната по секрету рассказала о причинах своего чудачества. Он стала свободным синтетом после падения в пещеру, сказала, что случайно что-то замкнуло, и блокиратор сгорел. Просила никому не рассказывать. Бун хранил её секрет до сих пор.
С тех пор отношения с синтетом Буну перестали казаться нечто неестественным. Нату он воспринимал только как человека и никак иначе. Она стала лучом света в его беспросветном сером мире. Ласковой до неожиданности, внимательной и преданной. Бун в жизни бы не променял Нату ни на какую другую испорченную тетровку.
Они не поругались (с Натой невозможно было поругаться, с её-то покладистым характером) – просто перестали звонить друг другу. Бун злился, на то что ей старикашка важнее. Она не признавалась почему, а только уверяла, что он как отец, а отца бросить нельзя. Бун лечился после ранения и готовился к операции на челюсти, которую задело осколком. В порыве безысходности он накрутил себе эмоций и психанул. Ведь Ната не желала говорить о своём конфликте с Альбом и Бун чувствовал себя меж двух огней. Тем более что, Альб что-то знал о них и расспрашивал, правда, издалека. Намекал, говоря, что неплохо бы прошлой сотруднице вернуться. Но Бун как мог всё отрицал и Альб вскоре перестал спрашивать.
Так или иначе, двойная жизнь Буна затяготила и он перестал набирать её номер, а она его. Он утолял жажду с другими женщинами, но скучал. Старался выбирать замужних, которые хотели отдохнуть от мужей и не ждали от него привязанности. И всë же Ната то и дело всплывала перед глазами. Но, позвонить он так и не решился.
Бун оторвался от видов окна, подошёл к краю кровати, сел и услышал голоса. За стеной шумели соседи. Нетрезвый голос Синты звенел, будто принадлежал ненормальной. Как всегда, пьяный Юджин мычал, затем кричал в ответ. Наконец грохнула мебель и Синта коротко вскрикнула. “Либо в лицо, либо в живот” – подумал Бун. Каждый сосед этой семейки привык видеть Синту в синяках, после очередной разборки. В полицию регулярно сыпались жалобы жильцов со всего дома. Буна спасали частые командировки. Но сегодня был тот самый неблагополучный вечер, когда Буну, вместе с остальными, предстояло выслушать подробности бичующих друг друга мужа и жены. Он поморщился и почесал затылок. Возникла мысль смотаться отсюда и спуститься переночевать в его собственном бункере. В подвале многоэтажки Бун втайне купил помещение, оборудовал и сделал себе укрытие, на всякий случай. Работа у него была неспокойная. Случай мог представиться в любой момент и вовремя залечь на дно такому убийце, как он, значило спасти себе жизнь.